Несуществующая война с террором

Никакой «войны с террором» нет, и никогда не было. Мы называем конфликт Запада с исламским фундаментализмом «войной с террором» просто потому, что нам так сказали. Дело в том, что сам язык, посредством которого мы описываем конфликт, терминами и определениями которого мы пользуемся, был выбран американским правительством. После того, как на нем заговорили все СМИ Соединенных Штатов, он стал определять дискурс в любом обсуждении – будь то дебаты в ночных новостях или студенческие споры в кофейне. Им же формировалась и диктовалась практически вся внешняя и внутренняя политика Соединенных Штатов после 11 сентября. Таким образом, этот чудовищно лживый язык полностью искажает реальность для всего населения нашей страны. Наши политики и простые граждане увлеченно обсуждают иллюзию. Впрочем, с определенной точки зрения эта иллюзия необходима. Если бы мы в свое время назвали врагом исламский фундаментализм, это, во-первых, подразумевало бы, что США ведут священную войну, а, во-вторых, могло бы привести американское общество к социальному коллапсу. Последняя опасность никуда не исчезла и до сих пор.

Лживый язык

Начнем с терминологии. Сама идея «войны с террором» бессмысленна и заключает в себе внутреннее противоречие. Война это и есть террор. Вспомним простейшее определение терроризма: терроризм – это использование страха и запугивания, чтобы психологически парализовать противника и заставить его подчиниться ради достижения стратегических и политических целей. В той или иной форме Соединенные Штаты поступали так в каждой войне, которую когда-либо вели. Терроризм, как тактика вообще неотделим от войны. В принципе, он даже не обязательно подразумевает убийства — главное «страх и запугивание». Таким образом, прекрасным примером терроризма является, скажем, американская стратегия «Шок и трепет», опробованная в 2003 году в Ираке. В сущности, объявлять войну терроризму столь же абсурдно, как объявлять войну авиации.

Итак, этот глобальный конфликт не является «войной с терроризмом». Собственно, нелепость этого выражения отлично видна на исторических примерах. В прошлом, когда Соединенные Штаты участвовали в глобальных конфликтах, они всегда четко называли идеологию врага. Например, во времена Второй мировой врагом был фашизм, во времена холодной войны – советский коммунизм. С политической точки зрения это было разумно. Ударение делалось на системе убеждений врага, которые отличают его философию от американской. Это позволяло четко определить стороны конфликта. Однако «война с террором» избегает такой ясности.

Попробуем подробнее обсудить эту проблему. В этой войне Америке противостоят в первую очередь «Талибан», «Аль-Каида» и идеологически связанные с ними организации. Идеология, которая их объединяет, называется «исламский фундаментализм». Казалось бы, это дает нам подходящее определение конфликта – «война с исламским фундаментализмом», по аналогии с «войной с фашизмом» или с «войной с коммунизмом».

Однако администрация Буша понимала, что ясность в этом вопросе может стать настоящей катастрофой с точки зрения пиара, и поэтому благоразумно прибегла к словоблудию о «терроризме». Дело в том, что политическая риторика, содержащая одновременно слова «исламский» и «война с», создавала бы впечатление того, что христианская Америка ведет священную войну. К слову, как заметил Ноам Хомский (Noam Chomsky) именно это соображение заставило администрацию включить Северную Корею в «ось зла», чтобы не наклеивать этот ярлык исключительно на мусульманские страны.

Кроме того, есть и еще более серьезная причина официально не говорить о «войне с исламским фундаментализмом». Рост иррациональной агрессивности американских правых делает эту причину сейчас даже более актуальной, чем во времена Буша. Состоит она в том, что, если основным противником в конфликте будет официально провозглашен «исламский фундаментализм», это может в перспективе привести Соединенные Штаты к социальному коллапсу и хаосу. Чтобы понять, с чем это связано, нам придется поговорить о происхождении фундаментализма как такового.

Два фундаментализма

В 2005 году, BBC выпустила документальный фильм в трех частях под названием «Власть кошмаров: Зарождение политики страха» («The Power of Nightmares: The Rise of the Politics of Fear»). В США его не показывали, но его можно заказать или посмотреть в Интернете. На американском телевидении он не мог выйти в эфир по вполне очевидным причинам: в нем наглядно продемонстрировано, что исламский фундаментализм и неоконсервативное движение – две стороны одной медали.

Движение исламских фундаменталистов и движение неоконсерваторов возникли независимо друг от друга - одно на Ближнем Востоке, второе в Америке. Однако оба они – по крайней мере, исходно - были реакциями на неспособность современного Запада создать разумный миропорядок.

К середине пятидесятых годов двадцатого века идеалистический проект создания мира гармоничных обществ, начатый французской и американской революциями и основывавшийся на просвещенческих идеалах «разума» и «индивидуализма», потерпел крах. В свете двух мировых войн, Великой депрессии, Холокоста и подъема тоталитаризма фиаско идей социального рационализма выглядело очевидным.

Результатом этого стало повсеместное социальное дробление, как на Востоке, так и на Западе. В сочетании с послевоенными тревогами подобное положение дел взращивало семена социального взрыва, которые взошли в шестидесятых. Джоан Дидион (Joan Didion) подытожила ощущение от тех времен одной фразой: «Центр больше не держался».

Именно этот климат политической оппозиционности и культурного декаданса заставил ряд политиков попытаться изобрести новую идеологию, которая могла бы стабилизировать общество. На Востоке такой идеологией стал исламский фундаментализм, на Западе – неоконсерватизм.

Оба движения отказались от идеи «рациональности», как объединяющей силы, и начали апеллировать к культурно иррациональным лозунгам и идеалам – «национализму», «культурной гордости», «религиозному консенсусу», «политической мощи» и так далее. Однако ни на Западе, ни на Востоке население новой риторике не поддалось. К ней практически никто не прислушивался, и в результате оба движения приняли редкостно уродливые формы.

Исламисты перешли к политическому насилию, пытаясь взять общество в своих странах под контроль, чтобы оно не подпало под влияние Запада. Неоконсерваторы предпочли тактику политического запугивания, пытаясь покончить с контркультурой и восстановить социальный порядок посредством искусственных страхов и дезинформации. Исламские фундаменталисты взяли на вооружение философию джихада, а неоконсерваторы принялись преувеличивать советскую угрозу. С джихадом американцев к несчастью познакомило 11 сентября. Про дезинформацию времен холодной войны о «красной угрозе» у нас известно значительно меньше, но сведения о ней можно найти, например, в рассекреченном меморандуме Совета национальной безопасности №68 (NSC 68). Надо отметить, что обе этих уродливых тактики обретения контроля над обществом в итоге сработали.

В скором времени неоконсерваторы проникли в ряды Республиканской партии США. Именно под их влиянием «Великая старая партия» начала систематически заигрывать с христианскими фундаменталистами и делать их своей политической базой, благо эти фундаменталисты, которых обычно называют «евангелистами» или «христианскими правыми», идеально встраивались в неоконовскую концепцию политического единства на иррациональной основе. Тем временем исламские фундаменталисты активно политизировались. В итоге к восьмидесятым годам миру предстали два борющихся друг с другом фундаментализма-близнеца. Характерным для обеих движений был сплав политического империализма с иррациональной религиозной догматикой. Так исламисты и неоконы пришли к фашизму, который исходно ненавидели.

Фундаментализм есть фундаментализм. За «исламским» и «христианским» фундаментализмом стоят одни и те же патологии личности. И это объясняет, почему после 11 сентября администрация Буша не могла определить философию врага как «исламский фундаментализм». В противном случае могла бы обнаружиться простая истина – что у вражеской идеологии и христианского фундаментализма неоконсерваторов на самом деле одна основа.

Можно себе представить, какой социальный взрыв в Америке могло бы вызвать (и может вызвать до сих пор) открытое признание этого факта.

Небольшое различие

Фундаментализм – исламский или христианский – признак авторитарной психологии. Об этом недавно писали Крис Хедж (Chris Hedge) в своих «Американских фашистах» («American Fascists») и Джон Дин (John W. Dean) в «Консерваторах без совести» («Conservatives Without a Conscience»).

Личность авторитарного типа – это личность, которая не смогла разорвать психологическую зависимость от родителей по достижении физической зрелости. В результате мы получаем биологически взрослого индивида, (неосознанно) рассчитывающего на то, что другие люди, а также внешние источники, будут играть для него ту же роль авторитета, которую когда-то играли родители. Эти общие психологические свойства дополнительно объединяют христианских и исламских фундаменталистов, ведь и для тех и для других единственным источником авторитета служат, в ущерб прочим источникам, священные тексты.

Восприятие священного писания—Корана или Библии, соответственно—как высшего и единственного авторитета называется «интратекстуальной» системой верований. Это означает, что «содержание» текста заменяет для них «содержание» исходного родительского присутствия. Так как фундаменталисты не могут развивать способности к познанию и обучению выше определенного уровня, они неспособны понимать писание символически или аллегорически. А так как они не могут развить в себе способность приспособляться к обстоятельствам, любые идеи выходящие за пределы их буквального прочтения священного текста приводят их в ярость. Таким образом, наука, философия и психология становятся для них «злом» или «ересью». В сущности, подобная строгая приверженность буквальному толкованию писания – это клей, который скрепляет их непрочную психику. Именно поэтому, ставя под вопрос их верования, можно вызвать у них гнев или подтолкнуть их к психозу.

Впрочем, имеет смысл отметить психологическое различие, отделяющее американских христианских фундаменталистов от их мусульманских собратьев. Американские христианские фундаменталисты растут в американском обществе, уважающем «либерально-демократические ценности». Таким образом, несмотря на недоразвитость своей психологии, они все же с детства учатся соблюдать западные законы и этикет, и это в основном не позволяет им достичь обычного для исламских фундаменталистов уровня насилия. Впрочем, совсем без насилия христианские фундаменталисты также не обходятся. Характерными примерами могут служить взрывы в абортариях в девяностые годы или случаи убийств родителями-фундаменталистами своих больных детей, которым они отказывали в медицинской помощи на основании того, что жизнь и смерть зависят только от «воли Бога».

Не стоит также забывать, что Джорджа Буша с Осамой бен-Ладеном объединяет не только авторитарная психология, но и то, что оба они верят в то, что сам Бог велел им начать войну. И тем и другим командует не разум, но «высшая власть».

Эти обстоятельства заставили психоаналитика Славоя Жижека (Slavoj Zizek) заключить:
«Что же касается «столкновения цивилизаций», давайте вспомним об одном письме семилетней американской девочки, отец которой служил летчиком в Афганистане. Она писала, что, хотя она очень любит своего отца, она готова к тому, что он умрет, готова пожертвовать им ради своей страны. Вспомним, что, когда президент Буш процитировал эти слова, они были восприняты как нормальное проявление американского патриотизма. А теперь давайте проведем мысленный эксперимент и представим себе арабскую девочку, мусульманку, патетически заявляющую на камеру точно то же самое о своем отце, который сражается на стороне талибов. Нетрудно понять, какой будет наша реакция в этом случае: отвратительный исламский фундаментализм не останавливается ни перед чем, включая жестокую манипуляцию и использование детей… Все, что мы приписываем Другому, присутствует и здесь, в самом сердце Соединенных Штатов. Кровожадный фанатизм? Сейчас в США есть больше двух миллионов правых популистов-«фундаменталистов», практикующих собственный террор, легитимированный их восприятием христианства».

Эта мысль Жижека безусловно заслуживает обсуждения.

Стивен Дуфрешу – профессор колледжа из Мемфиса (штат Теннеси) и постоянный автор News Junkie Post.