У европейских лидеров – легкое головокружение, как у детей перед Рождеством. Европейский Союз вот-вот заведет себе президента и министра иностранных дел. После этого, говорят европейские элиты, континент сможет стать настоящим противовесом США.
Европейский Союз родился несколько десятилетий назад как небольшая организация экономического сотрудничества. Со временем он расширился до 27 стран-членов и принял на себя значительную политическую роль. В 2004 году ведущие еврократы составили текст конституции, чтобы превратить по-прежнему разболтанную федерацию в нечто напоминающее континентальное национальное государство. Самыми заметными изменениями стали передача ответственности или «компетентности» от правительств государств-участников Брюсселю, сокращение национального вето на решения ЕС, назначение Представителя по международным делам, создание Европейского министерства иностранных дел и назначение постоянного президента Европейского совета.
Но европейский истаблишмент перестарался. Избиратели во Франции и Нидерландах проголосовали против. Урок был очевиден. Бывший президент Франции Валерии Жискар д’Эстен (Valery Giscard d'Estaing) выразил его следующим образом: «Главный урок – избегайте референдумов». Европейские правительства переставили несколько запятых и сделали документ еще более невразумительным, прежде чем выпустить его в виде соглашения, требовавшего только парламентского одобрения.
Но конституция Ирландии требовала референдума, и в прошлом июне ирландцы шокировали еврократов, проголосовав против. Один член британского парламента от партии лейбористов назвал ирландцев «чрезвычайно самоуверенными». Министр внутренних дел Германии Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schaeuble) жаловался, что «несколько миллионов ирландцев не могут решать за 495 миллионов европейцев», предпочитая, чтобы решение было принято несколькими тысячами членов европейской элиты.
Рассмотрев возможность выгнать непослушных кельтов или дать Ирландии второстепенный статус, европейский истаблишмент решил заставить Ирландию переголосовать. Лиссабонское соглашение было одобрено при повторном голосовании в октябре, в основном, благодаря экономическому паникерству. Джудит Кросби (Judith Crosbie) написала в издании European Voice: "результаты голосования стали отражением беспокойства по поводу ирландской экономики, и большинство избирателей сказали «Да», чтобы оставаться поближе к деньгам», несмотря на то, что в реальности Лиссабонское соглашение не несет с собой каких-либо экономических преимуществ.
Затем соглашение было задержано президентом Чехии Вацлавом Клаусом, отказавшимся подписать ратификацию договора. Это вызвало сильное раздражение со стороны других европейских лидеров, некоторые из которых даже призывали к его импичменту. В начале ноября Клаус сдался, позволив еврократам заняться важным делом: разделом политических трофеев.
В теории, Лиссабонское соглашение разработано для решения важных вопросов. Ирландский сенатор Дейдре де Бурка (Deirdre de Burca) заявила: «Однако, если мне надо назвать только одну убедительную причину для поддержки Лиссабонского соглашения, то она состоит в том, что соглашение улучшит возможности ЕС стать более эффективным игроком на международного уровне». Ведущий член Европейского парламента Вилфрид Мартенс (Wilfried Martens) схожим образом утверждал, что «ЕС должен быть единым и иметь возможность выступать на мировой сцене единым фронтом».
Европейцы прекрасно понимали, что континент по-прежнему рассматривают в первую очередь как экономический субъект. Директор Центра европейских реформ Чарльз Грэнт (Charles Grant) жаловался: «По многим из крупнейших вопросов мировой безопасности ЕС остается практически нерелевантным. Поговорите с российскими, китайскими или индийскими стратегами по поводу ЕС, и часто они просто закрываются и не хотят говорить. Они считают ЕС торговым блоком с претензиями на влияние, который не смог реализовать эти претензии из-за того, что разделен и плохо организован». Схожим образом, президент Саркози говорил, что договор необходим, так как «Европа не может быть карликом в вопросах безопасности и гигантом в экономических вопросах».
Короче говоря, Лиссабонское соглашение важно для Европы, а не для европейцев. Нет никаких свидетельств тому, что европейцы сильною волнуются о том, считают ли люди по всему миру, что Европа равна США, Китаю или России. Но об этом волнуются еврократы.
Однако, предположительно надеясь использовать Лиссабонское соглашение, чтобы превратить Европу в мировую державу, ведущие европейцы сегодня заняты неподобающими пререканиями по поводу постов. Интриги стали еще более напряженными с приближением саммита, который должен начаться в четверг, и на котором будет принято решение о назначении нового президента и министра иностранных дел.
Несмотря на многие заявленные преимущества Лиссабонского договора, он не изменил Европу. ЕС остается смесью наций, а не единым политическим сообществом. Так как правоцентристские движения находятся на подъеме, на президентство претендуют консервативные правительства. Но необходимо успокоить и левоцентристов, так что их представители ожидают назначения своего кандидата на пост министра иностранных дел – вместе это является рецептов для вызывающего разногласия бездействия. Поляки требуют реального голоса в принятии решения и, возможно, даже один из постов для центральноевропейских и восточноевропейских государств. Колумнист британской газеты Times Браунен Мэддокс (Brownen Maddox) заметил: «Споры по поводу новых должностей Европы напоминают о старинной детской настольной игре, когда головы, туловища и лапы различных животных смешиваются для преднамеренно абсурдного результата».
Однако, и это еще не все. Некоторые еврократы утверждают, что кандидатуры британских политиков не должны даже рассматриваться, потому что даже если сами они являются еврофилами (это, в частности, касается бывшего премьер-министра Тони Блэра и действующего министра иностранных дел Дэвида Милибэнда), большинство британцев относятся к Евросоюзу скептически. Кроме того, Блэр был большим другом президента США Джорджа У. Буша и поддерживал войну в Ираке.
Еще более странен тот факт, что после усилий по заключению соглашения, призванного усилить Европу, некоторые правительства хотят утвердить на новые посты кандидатов, которые не будут этого делать. Например, Дания, Финляндия и Ирландия выпустили совместное заявления, призывая к тому, чтобы должность президента стала должностью «председателя, а не начальника». Это означает, как написал журнал Economist, что лидеры ЕС хотят говорить «сами с собой», а не «с миром». Одной из причин является соперничество между Европейской комиссией (представляющей континент) и Европейским советом (представляющим правительства). Тем не менее, с точки зрения бюрократии, на этом посту может быть полезен кто-то, кто внимательно относится к управлению ЕС. Джордж Уиттман (George Wittman) указал на необходимость «внести некоторый порядок в бюрократию брюссельской штаб-квартиры, которая мутировала и разрослась как крапивница». К сожалению, как заметил тот же Уиттман, рост бюрократии – это одна из немногих вещей, которые Европа так хорошо умеет делать.
Однако, председатель Европейского совета не усилит влияние Европы на международной сцене. Есть хороший довод в пользу того, что один человек не может говорить за 500 миллионов европейцев, но, как заметила газета Wall Street Journal, «это довод против самого Лиссабонского договора». Еврократы радостно рассказали общественности, что Лиссабонский договор необходим для усиления эффективности ЕС, одновременно рассказывая друг другу, что Лиссабонский договор необходим для усиления влияния ЕС. Элиты давно уже бросили беспокоиться по поводу ответственности и репрезентативности.
Решив, что отсутствие организованного европейского сообщества не важно, было бы разумно выбрать кого-то, кто может помочь континенту раскрыть свой потенциал. Как заметил друг Тони Блэра, выступавший за кандидатуру бывшего премьера: «Бог знает, что сделают американцы, если мы выберем президентом Европы бельгийца. Они и так нас практически игнорируют».
Однако взяв на себя труд силой навязать договор, которому по результатам опросов противятся большинство жителей в половине государств-членов ЕС, европейские лидеры, похоже, собираются отказать самым впечатляющим кандидатам на высокие посты. Блэр был ранним фаворитом президентской гонки, но его кандидатура сошла на нет. Сегодня в гонке доминирует стадо бесцветных национальных политиков.
Сегодня список кандидатов включает в себя Хермана ван Ромпея (Herman Van Rompuy) из Бельгии, Яна-Петера Балкененде (Jan Peter Balkenende) из Дании, Мэри Робинсон (Mary Robinson) из Ирландии, Вайру Вике-Фрейберга (Vaira Vike-Freiberga) из Латвии, Жана-Клода Юнкера (Jean-Claude Juncker) из Люксембурга и Фредрика Райнфельдта (Fredrik Reinfeldt) из Швеции. Все эти люди многоуважаемы и по своему одарены – Ван Ромпей, например, известен как автор стихов-хайку – но не один из них «не остановит уличное движение» в мировых столицах, как говорит Милибэнд. Отсутствие международного авторитета не означает, что президент Барак Обама никогда не позвонит, но первым делом он позвонит британскому премьер-министру, французскому президенту, немецкому канцлеру, а затем, возможно, лидерам Италии, Польши и Испании.
Как написали в лондонской газете Times, Блэр еще может стать президентом ЕС в соответствии с “проверенным временем методом... закулисных интриг”. Как пожаловался один восточноевропейский дипломат: “Попытки понять, кто будет президентом Европейского совета, похожи на попытки разобраться, кто управляет в Кремле в 1970-х. Многим из нас кажется странным, что спустя 20 лет после падения Берлинской стены нам приходится сдувать пыль с наших навыков кремлинологии здесь, в Брюсселе”.
Однако, даже если на пост президента будет выбран Тони Блэр или схожая с ним фигура, это вряд ли сыграет большую разницу для ЕС. Как заметил британский исследовательский центр Open Europe: “идея о назначении президента в основном нужна для того, чтобы дать ЕС символического номинального руководителя, чтобы помочь стимулировать его сумасбродные мечты о превращении в мировую супердержаву”. Так называемый Европейский Проект еще далеко не завершен.
Европа по-прежнему разделена по поводу многих международных проблем, и эти разногласия не исчезнут благодаря попыткам еще одного чиновника, даже если он такой обаятельный и талантливый как Блэр, замазать все щели. Да и введение поста министра иностранных дел - в этой постоянно меняющейся гонке тоже есть свои фавориты и темные лошадки - и дипломатической службы недостаточно для создания единой внешней политики.
Более того, как заметил министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер (Bernard Kouchner): “Мы должны помнить о необходимости поддерживать наши дипломатические усилия общей обороной, европейской обороной... Без этой европейской обороны наша дипломатия будет слаба”. Однако никто в Европе не заинтересован в том, чтобы тратить больше денег на вооруженные силы, создавать боевые подразделения или посылать войска в опасные точки. Даже Великобритания, скорее всего, урежет расходы на вооруженные силы перед лицом глубокой и длинной рецессии.
Большинство европейцев ведут полную смысла жизнь, совершенно не беспокоясь о том, каким их континент видится из Вашингтона или откуда-нибудь еще. Однако политическое руководство Европы продолжает страдать от старого оскорбления Генри Киссинджера: кому звонить в Европе? Одной из причин для составления Лиссабонского договора было желание дать, наконец, ответ на этот вопрос.
Однако, ЕС остается собранием национальных государств, а не единым национальным государством. Несмотря на принудительное одобрение Лиссабонского договора, между членами ЕС остается много важных разногласий. Появление президента и министра иностранных дел не приведет к тому, что число людей, готовых умереть за Брюссель, увеличится. До тех пор, пока европейцы не будут преданы Европе больше, чем своим странам, Европейский проект останется незаконченным и незавершенным. А Лиссабонский договор окажется лишь дорогостоящим отклонением.
