Комиссия Чилкота расследует обстоятельства иракской войны всего неделю, однако уже на этой стадии становится понятно, что, скорее всего, сильнее всех достанется Тони Блэру (Tony Blair) – человеку, который раньше всегда умудрялся не запачкаться. Допросы ведутся исключительно мягко, однако в итоге все равно возникает впечатление, что высокопоставленные чиновники тех времен один за другим втыкают в бывшего премьер-министра ножи - иногда грубо, иногда с изяществом хирургов. Когда возникает вопрос об ответственности за войну, они ясно говорят, что она лежит не на них, и по закону это действительно так. Как государственные служащие они должны проводить в жизнь политику избранного правительства, а не препятствовать его планам, что бы ни говорилось по этому поводу в «Да, господин министр».
Впрочем, удастся Тони Блэру избежать ответственности, как он долго делал, или нет, кроме него может серьезно пострадать и нечто более туманное, чем весьма конкретная фигура бывшего премьер-министра. Это нечто – «особые отношения» между Британией и Соединенными Штатами, которые по итогам расследования, вероятно, будут запятнаны еще сильней, чем репутация г-на Блэра. Это будет означать весомые последствия, как для британской политики, так и для представлений Британии о себе самой.
Сегодня многие будут говорить, что «особые отношения» всегда были иллюзией, созданной и поддерживавшейся британцами после Второй мировой войны, чтобы компенсировать потерю империи. Однако трудно отрицать, что не один десяток лет, за этими все же что-то стояло - симпатия, взаимная лояльность, то, что сейчас принято называть «общими ценностями, не говоря уж о столь ценимом соответствующими службами обмене разведданными.
Разумеется, в этих отношениях были разные моменты – Гарольд Вильсон (Harold Wilson) решил не посылать войска во Вьетнам, США вторглись в Гренаду, без одобрения Британии, а представитель США в ООН Джин Киркпатрик (Jeane Kirkpatrick) старалась сохранить связи с Латинской Америкой во время Фолклендской войны.
Впрочем, последний эпизод, скорее, иллюстрирует двойственный характер «особых отношений». Пока г-жа Киркпатрик и прочие пытались усадить Британию за стол переговоров с Аргентиной, президент и премьер министр – Рональд Рейган (Ronald Reagan) и Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher) – продолжали глубоко восхищаться друг другом. И кто, кроме г-жи Тэтчер мог посоветовать Джорджу Бушу-старшему «не нервничать», когда Ирак вторгся в Кувейт?
Спустя поколение, как показывает нам с беспощадной ясностью расследование Чилкота, многое изменилось. Что стало ясно с первых же дней работы комиссии – намного яснее, чем наличие у г-на Блэра сомнительных мессианских идей, или перспектива падения высокопоставленных чиновников – это то, что дни Тэтчер и Рейгана давно прошли, и что любые попытки представить отношения между Бушем и Блэром в том же свете – не более, чем заблуждение.
При этом дело не в личностях, хотя надо сказать, что Джордж Буш и Тони Блэр – конечно, не Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер. «Особые отношения», такие, какими они были, не сводились к личностному аспекту. Дело в том, что контекст 2001 года, особенно, после 11 сентября, стал радикально иным. Баланс богатства и власти сильно сместился в пользу Америки, а идеологическая пропасть между двумя странами достигла размеров Атлантического океана.
Больше всего поражает вскрывшийся в первые дни расследования Чилкота размах недопонимания, разногласий и – в первую очередь – конфликтов интересов и подходов, существовавших между странами, которые считали себя близкими союзниками. И это не было результатом проблем с коммуникацией. Вчерашний свидетель – внешнеполитический советник г-на Блэра сэр Дэвид Мэннинг (David Manning) – ясно заявил, что всерьез трансатлантическую коммуникацию ничего не затрудняло. И он, и г-н Блэр, и глава аппарата г-на Блэра, судя по всему, имели возможность для прямых контактов с Белым домом и госдепартаментом в той мере, в какой им было нужно.
Проблема была в том, что правительства Соединенных Штатов и Британии даже при последовательно проамериканском премьере фактически говорили о совершенно разных вещах. Вновь слово сэру Дэвиду Мэннингу: «Для США, смена режима [в Ираке] могла привести к разоружению; для Британии, разоружение могло привести к смене режима».
Добиваться подобия единодушия не только между США и открыто нежелающими войны странами, вроде России и Франции, но и между США и Британией, пришлось сэру Джереми Гринстоку (Jeremy Greenstock), нашему человеку в ООН. Блестяще проведенная им через Совет безопасности резолюция 1441 выглядела в тот момент вершиной его карьеры. Однако, как он признает теперь, его дипломатия, возможно, оказалась «слишком хитроумной себе же в ущерб». В реальности никакого соглашения просто не было достигнуто, и это, на беду для Британии, скоро выяснилось, когда в итоге у него не получилось протолкнуть так называемую «вторую резолюцию», проясняющую вопрос о применении силы.
По-видимому, нам еще немало предстоит услышать о разногласиях между Британией и США - как принципиальных, так и практических, - а также о расхождениях в декларируемых интересах. О разрушительных последствиях вторжения речь пока не шла, но, судя по недавно просочившимся в прессу документам, ссоры между двумя столицами продолжали учащаться и в это время.
Неизвестно верил ли г-н Блэр, подобно г-ну Бушу, в необходимость силового свержения Саддама Хусейна (Saddam Hussein). Однако, по-видимому, он был твердо уверен в том, что для спокойствия и безопасности мира было бы хуже, если бы США действовали в одиночку, без участия Британии. Это пример двойного самообмана, характерного для наших «особых отношений» - вера, во-первых, в то, что само присутствие Британии способно сдержать Соединенные Штаты, и, во-вторых, в то, что у них те же интересы, что и у нас.
Сейчас подобная иллюзия развеивается на наших глазах в Афганистане. Британская политика буксовала несколько месяцев, пока мы ждали решения лидера другой страны. Вчерашнее заявление Гордона Брауна (Gordon Brown) в Палате общин, так же как и последовавшая за ним видеоконференция с президентом Обамой, были лишь попытками продемонстрировать независимость там, где никакой независимости не было в принципе.
Вероятно, самым полезным результатом расследования Чилкота станет понимание того факта, что время «особых отношений прошло», и сейчас они ущемляют наши национальные интересы. В каком-то смысле это можно считать народной местью: Тони Блэру предстоит увидеть, что он разрушил то, что больше всего ценил.
