США и Россия почти закончили работу над новым договором о стратегических вооружениях. Президент Барак Обама готовится к новому раунду переговоров о сокращении арсенала ядерных ракет малой дальности и ядерных боеголовок, хранящихся на складах. Я бы ему, однако, посоветовал вот что: хватит тратить время и силы на ядерное разоружение, займитесь лучше делами более важными.
На первый взгляд совет может показаться диким. Что может быть важнее, чем уменьшать вероятность ядерной войны?
Но дело в том, что суть договоров о ядерном разоружении такова, что на перспективу ядерных войн они влияют крайне мало.
В семидесятых и восьмидесятых годах переговоры о разоружении были своеобразным дипломатическим суррогатом, принося пользу не потому, что итогом их было заключение каких-то договоров, а потому, что они становились поводом для обеих сторон обсудить хотя бы что-то: заинтересовать друг друга, прощупать намерения и степень готовности к сотрудничеству, попытаться повысить эту готовность — ведь в те времена политические разногласия были темой, затмевавшей на переговорах все остальные.
Теперь, однако, на повестке дня у нас такие вещи, которые угрожают нашим взаимным интересам, — распространение ядерного оружия, терроризм, нестабильность на финансовых рынках, изменение климата. Говорить о возобновлении российско-американской гонки ядерных вооружений, и тем менее — о начале ядерной войны в обозримом будущем — это абсурд.
Разумеется, «в обозримом будущем» отнюдь не означает «в будущем вообще». Таким образом, пока наши отношения находятся в сравнительно нормальном состоянии, Обама и российские лидеры должны прийти к новому договору о сокращении стратегических вооружений, согласно которому обе стороны сократят свой арсенал «средств доставки» (то есть ракет высокой дальности и ядерных бомбардировщиков) примерно с 1600 до 800 единиц, а арсенал бомб и боеголовок — с 2200 до 1500 штук.
Некоторые «ястребы», например — бывшие сотрудники администрации Джорджа Буша-младшего (George W. Bush) Джон Болтон (John Bolton) и Кит Пейн (Keith Payne) осудили эти сокращения как «шокирующе» опасные и «дестабилизирующие».
Попробуем, однако, прислушаться к человеку, который знает, о чём говорит. Это Франклин Миллер (Franklin C. Miller), бывший руководитель ядерно-стратегической программы Пентагона (будучи гражданским лицом, он, тем не менее, в период с 1985 по 2000 год больше всех знал о ядерных планах США и был больше всех способен влиять на них), ныне работающий частным консультантом по вопросам обороны. Сегодня утром, общаясь со мной по телефону, Миллер сказал:
«Совершенно не вижу, каким образом арсенал величиной в 1500—1600 боеголовок и 750—800 средств доставки может не удовлетворить требованиям обеспечения национальной безопасности США».
Заметим в скобках, что Болтон и люди, мыслящие схожим образом, на самом деле боятся того, что разрядка напряжённости между Россией и США чрезмерно расслабит нас; в таком случае, ядерное оружие и ядерный паритет давно стали ходовыми фишками в игре как для дипломатов, так и для тех, кто привычен к ситуации противоборства.
С другой стороны, если Обама всерьёз намерен добиваться на последующих переговорах сокращения тактических ядерных вооружений и ядерных боеголовок на складах, то неизбежно столкнётся с рядом проблем, обойти которые практически невозможно.
Контролировать и проверять количество ракет высокой дальности и бомбардировщиков, имеющихся в распоряжении государства, — задача весьма простая. Межконтинентальные баллистические ракеты имеют большие размеры, и находятся в подземных бункерах, покрытых бетоном, вместе с пунктами командования, управления и связи. Подводные лодки, вооружённые подобными ракетами, периодически заходят в порт приписки. Бомбардировщики стоят на авиабазах. В любом случае — спутники-шпионы и средства радиоэлектронной разведки обнаруживают их без особых затруднений.
Всё усложнилось, когда стороны начали договариваться о сокращении не только средств доставки, но и количества несомых ими бомб и боеголовок. В конце концов они пришли к довольно гладкому решению: к примеру, если советская МБР УР-100Н на испытаниях несла шесть боеголовок, значит, умножаем количество УР-100Н на шесть и получаем общее число боеголовок, доставляемых при помощи этих ракет (разумеется, если УР-100Н на самом деле несёт одну или две боеголовки, а заявлено, что шесть, проверить это никак нельзя: ни одна сторона не позволит проводить на своей территории настолько детальную инспекцию).
С другой стороны, чтобы верифицировать количество тактических ядерных боеголовок (они очень маленькие и высокомобильные) и убранных на склад боеголовок (они находятся в помещении и потому не видны со спутников), придётся проводить регулярные и очень подробные инспекции. Даже если просто начать обсужать подобный вопрос на официальных переговорах, могут всплыть разногласия, возникнуть недоверие, наконец, разгореться трения.
Рискнуть бы стоило, если бы ожидалась существенная отдача, но отдачи не будет, и тому есть четыре причины.
Первое. Если русские не хотят сокращать свой арсенал тактических ядерных вооружений (значительно превосходящий наш, хотя и неизвестно — насколько; у них, по разным оценкам, от трёх до восьми тысяч единиц, у нас — от пятисот до тысячи). Русским это нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности несмотря на наш очевидный перевес в обычных вооружениях, а также для отражения возможного вторжения со стороны Китая.
Второе. Ни мы, ни они не хотим, чтобы шпионы противника (а именно шпионажем будут заниматься по крайней мере некоторые из «инспекторов») шатались по военным базам, оружейным лабораториям и подозрительным складам (по некоторым оценкам, у США запасено на одну-три тысячи больше боеголовок, чем у России).
Третье. Маловероятно, что Сенат США наберёт большинство в две трети голосов, необходимое для ратификации договора, предусматривающего подобные сокращения и инспекции. То соглашение о сокращении стратегических вооружений, которое США и Россия вот-вот подпишут, может быть позиционировано как так называемое «исполнительное соглашение», не требующее ратификации в Сенате (именно таким образом президенту Джеральду Форду (Gerald Ford) удалось заключить Владивостокское соглашение с Леонидом Брежневым). Но даже сенаторы от Демократической партии, возможно, попытаются настоять на том, чтобы документ, подписываемый с настолько дальним прицелом и настолько беспрецедентный (сокращение тактических и запасных боеголовок — это шаг, не имеющий прецедента), должен будет сперва пройти через все традиционные процедуры одобрения.
Наконец, если главной целью сокращений является стимулирование мирового разоружения (на личном примере: раз США и Россия разоружаются, значит, остальные страны должны понять, что и им надо разоружаться), то логика здесь довольно шаткая.
Те, кто выдвигает подобный аргумент, в том числе и сам Обама, ссылаются на шестой пункт Договора о нераспространении ядерных вооружений, в котором говорится, что каждое государство, уже обладающее ядерным оружием, «обязуется добросовестно добиваться переговоров об эффективных мерах в отношении прекращения гонки ядерных вооружений на ранних этапах и прекращения ядерного разоружения, а также о договоре об общем и полном разоружении под строгим и эффективным международным контролем».
В этом случае, как утверждается, серьёзные усилия ядерных держав по разоружению должны убедить или даже обязать другие страны воздержаться от приобретения ядерного оружия.
Здесь возникает две проблемы. Во-первых, формулировку шестого пункта нельзя назвать идеальной. В нём говорится только о том, что ядерная держава «обязуется добиваться переговоров» (а не вести их), более того, переговоры эти должны касаться «мер в отношении» прекращения гонки вооружений и разоружения, а не самого разоружения (конечно, это придирки, но составление договоров — наука точная, а значит, составители придумали такую формулировку не зря).
Во-вторых, что более важно, Иран и Северная Корея (это самые красноречивые примеры) хотят завладеть ядерным оружием не потому, что оно есть у нас (хотя, конечно, шестьдесят четыре года — это впечатляет), а потому, что видят в обладании им стратегическую выгоду.
Даже если ядерных ракет всего несколько штук, всё равно обладание ими — отличный способ избежать нападения врага и отбить у прочих стран желание отражать агрессию. Если бы Саддам Хусейн обзавёлся ядерным оружием перед тем, как нападать на Кувейт в 1990 году, Америке было бы не в пример сложнее сколотить коалицию и прогнать его солдат обратно.
Расхолодить кандидатов в ядерные державы можно либо принуждением, либо апеллируя к их интересам другими способами. В любом случае — вряд ли они откажутся от своих амбиций только из-за того, что США и Россия у них на глазах резко сократят свои арсеналы.
Более того, чем меньше оружия будет у крупных держав, тем сильнее будет соблазн мелких стран включиться в гонку, так как повышаются их шансы достигнуть паритета. В начале шестидесятых, заметим, когда «общее и полное разоружение» всерьёз рассматривалось как достижимая цель, многие специалисты по контролю над вооружениями писали статьи о сложностях в связи с сокращением арсеналов до определённого уровня (одни называли цифру в сто единиц, другие — в десять), так как страны, не обладающие ядерным оружием, могут в таком случае немедленно произвести несколько штук и оказаться на равных со сверхдержавами.
Главное вот в чём: США и Россия имеют немало общих и жизненно важных для них интересов, им угрожает немало общих и весьма серьёзных опасностей, и теперь, когда позади и «холодная война», и эра Джорджа Буша-младшего, у них есть шанс выработать совместный подход и проводить в жизнь общую политику. Времени осталось не так много, да и президенту нашему нужно присутствовать на многих дипломатических встречах. Будет нехорошо, если мы растратим драгоценные часы, проведённые на дипломатических площадках, на глубокое погружение в опасную пучину переговоров по ядерному оружию.