Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Президенты Туркменистана и Ирана открыли новый газопровод

© РИА Новости / Перейти в фотобанкМахмуд Ахмадинежад
Махмуд Ахмадинежад
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Церемония открытия газопровода из Туркменистана в Иран состоялась 6 января 2010 г. в присутствии президентов обеих стран. «Газопровод, который мы открываем сегодня, выведет наши отношения на новый уровень», - заявил на церемонии открытия Махмуд Ахмадинежад.

Церемония открытия газопровода из Туркменистана в Иран состоялась 6 января 2010 г. в присутствии президентов обеих стран. «Газопровод, который мы открываем сегодня, выведет наши отношения на новый уровень», - заявил на церемонии открытия Махмуд Ахмадинежад.

Туркменистан, унаследовавший от советской эпохи систему  экспортного транзита через российскую территорию, в последнее время активно стремится диверсифицировать свой экспорт.

Что означает для Туркменистана и для Ирана этот новый проект?

Алексей ВЛАСОВ, эксперт информационно-аналитического центра МГУ:
Давайте отталкиваться от цифр: примерные объемы поставок газа Туркменистана на внешние рынки составляют порядка 80 млрд. кубометров в год. Из них в докризисное время больше половины (где-то порядка 50 млрд.) закупал Газпром. Совершенно очевидно, что после событий весны-лета этого года, взрыва на трубопроводе, затем временного прекращения поставок газа по линии Туркменистан – Россия, более заметным, более рельефным стало стремление официального Ашхабада диверсифицировать риски, связанные с поставкой энергоресурсов и, прежде всего, газа, который является главным источником наполнения бюджета этой центрально-азиатской республики. Есть несколько вариантов, но два из них на данный момент для Туркменистана являются приоритетными: это китайское направление и не менее привлекательное, чем китайское, - поставки в Исламскую Республику Иран. На данный момент существовал еще один маршрут транспортировки газа в Иран, по нему поставлялось что-то порядка 8 млрд. кубометров в год. Сейчас называется расчетная цифра, что благодаря открытию новой ветки появляется возможность довести эту цифру уже до 20 млрд. ежегодно. Что превратит Иран в одного из крупнейших партнеров Туркменистана по реализации газовых контрактов.

- Что теряет Россия?

- Насколько это ударит по интересам Газпрома и в более широком контексте по интересам России? Несомненно, что российским представителям на газовом рынке придется в ближайшем времени действовать в условиях все более ужесточающейся конкуренции. В какой степени Газпром готов предложить альтернативы, которые бы возвратили бы России статус максимально выгодного партнера для Центрально-азиатских республик – и не только для них, но, если брать Южный Кавказ, то, допустим, для Азербайджана – по газовым переговорам с Азербайджаном видно, что такие варианты есть. И Туркменистан, собственно, не вычеркивает Россию в качестве приоритетного партнера в реализации газовых проектов. Но Бердымухамедов, может быть, не произносит эту фразу вслух, но в подтексте решений, которые принимает официальный Ашхабад, они есть: бизнес есть бизнес, не более того. Поэтому сейчас на этом рынке идет очень сложное и динамичное переформатирование системы отношений. И, если брать интересы России, то, видимо, в ближайшее время нам придется немножко потесниться. Будет ли эта динамика закреплена с точки зрения, по крайней мере, перспективы в ближайшие два-три года? Или России удастся каким-то образом восстановить свои позиции на данном рынке? Ситуация настолько сложна и неопределенна, что делать какие-то долгосрочные прогнозы – занятие бесполезное. Но факт есть факт и 6 января стало еще одной датой развития этого процесса диверсификации газового рынка со стороны Туркменистана и это нужно воспринимать как данность.

- Какова роль Ирана в геополитическом контексте, его амбиции играть региональную роль, это присутствует или это тоже «только бизнес»?

- Заметьте, я говорил о бизнесе со стороны господина Бердымухамедова. Для Туркменистана это бизнес: ведь первые переговоры с Ираном прошли еще в 1995 году и шли они на протяжении многих лет; вспомним, что когда строили первую ветку,  80% работ изначально профинансировал именно Тегеран. Понятно, что в тот момент, в середине девяностых, и особенно с точки зрения снабжения газом северных провинций Ирана, контракт с Туркменистаном был очень выгоден. А Туркменистан при Сапармурате Ниязове играл довольно непрозрачные игры, потому что до сих пор никто толком не знает, каков истинный потенциал газовых ресурсов Туркменистана, есть только предположительные цифры. Поэтому для Туркменистана это, еще раз подчеркну, бизнес, здесь он выступает именно как игрок, который отстаивает свои коммерческие интересы.

- Новая роль Ирана

- Что же касается геополитики и проблемы новой роли Ирана в меняющейся системе геополитических координат, то я бы обратил внимание на следующий фактор. Газ – это только инструмент для Ирана. Видно, что Тегеран пытается все более активно играть на центрально-азиатском поле и закрепляет свое присутствие в любых формах. Допустим, с Таджикистаном это  формат культурных, гуманитарных, экономических связей. С Туркменистаном это энергетика и торговля. Понятно, что Тегерану в условиях внешней блокады и постоянной угрозы начала войны со стороны западной коалиции – если таковая, в конечном счете, оформится – важны не то чтобы союзники, но некоторые дополнительные точки опоры. И здесь, конечно, центрально-азиатские страны, которые проповедуют политику многовекторности, являются вполне естественными партнерами для амбициозных проектов Тегерана. Но если с Таджикистаном это некоторая персоязычная общность, которая сейчас постоянно подчеркивается и в таджикских, и в иранских СМИ, то с Туркменистаном это энергетика и торговля. Я думаю, что и в том, и в другом случае у Тегерана есть возможности, для того чтобы эти связи закрепить. Да, это важный тренд, но геополитически его, конечно, будет, прежде всего, использовать нынешний президент Ирана.