После Лукашенко

Умерший в конце прошедшего года писатель и журналист Пётр Вайль, возглавлявший Русскую службу радио «Свобода», находился в Минске в ноябре 96-го, во время противостояния Верховного Совета и Александра Лукашенко. После «референдума» на мой вопрос, как, на его взгляд, будут развиваться события, он сказал следующее. Переломный момент пройден, и, скорей всего, сценарий будет таким: диктатура будет укрепляться, давление на оппозицию усилится, станут закрывать газеты, начнут пропадать люди…

Прогноз на тот момент выглядел весьма пессимистическим – многие тогда надеялись (а некоторые были уверены), что это ненадолго, грядёт «горячая весна» внутри страны и давление извне, – и всё изменится. Жизнь показала, однако, что данный прогноз оказался наиболее адекватным и реалистичным.

При этом я до сих пор не считаю, что иной итог был невозможен в принципе (да и Вайль этого не утверждал – он исходил из того, что имелось в наличии). Просто не оказалось на тот момент оппозиционных лидеров, способных переломить ситуацию.

На сегодняшний день, увы, это положение только усугубилось.

Конец и начало каждого года – традиционное время для предсказаний. Их делают многие – от астрологов до политологов. Довольно распространено такое: под экономическим нажимом России и (или) Запада, под воздействием кризиса либо под влиянием других факторов Лукашенко в этом году уйдёт из власти. В предновогодние дни и в наступившем году доводилось слышать тезис: «С Лукашенко всё ясно, надо думать о том, что будет после Лукашенко». И здесь выражались разные мнения, или, скорее, сомнения: «А будет ли лучше, когда придёт демократия и власть получит нынешняя оппозиция?» (Впрочем, буквально всё, изложенное в этом абзаце, звучало и ранее, в прежние годы.)

Да, пожалуй, было бы лучше. Хотя бы в силу того, что оппозиционные деятели готовы играть по правилам (пока, по крайней мере, изъявляют такую готовность). Вероятно, они не станут закрывать газеты, избивать мирных манифестантов, их политических оппонентов не будут бросать в тюрьмы и тем более похищать, а на выборах начнут реально считать голоса. А то, что они, мягко говоря, не титаны мысли и духа – так это ладно; обойдёмся без титанов – не было бы тиранов.

«Увы, миром правят пигмеи», – констатировала Ирина Халип в статье «Есть у революции начало…», опубликованной в книге «Площадь Калиновского». Так белорусские политики чем хуже-то? Вполне впишутся в этот ряд.

Однако говорить об этом можно лишь в сослагательном наклонении. Если бы… было бы…

Пётр Вайль упомянул как один из самых существенных факторов следующий: белорусский диктатор относительно молод и здоров; когда он одряхлеет – одряхлеет и сама диктатура, и вот тогда ситуация может измениться.

Разумеется, время «после Лукашенко» неизбежно наступит – таковы законы не то что политики, а природы. Я решительно не вижу предпосылок к тому, чтобы это произошло в текущем году, но рано или поздно это, безусловно, произойдёт. Если не по политическим причинам, то по причинам, так сказать, медицинского характера: в любом случае, как говорится, все там будем.

Но кто сказал, что после этого автоматически наступит демократия?

В общем, понятно, какие корни имеет такая уверенность. Теперешняя система чётко «заточена» под одного человека; соответственно, возникает впечатление, что как только этот человек так или иначе исчезнет – система рухнет сама собой.

Однако сталинская система была ориентирована на одного человека ещё в большей степени. (В частности, сплошь по стране реальная власть была перенесена на партийные органы, причём с непререкаемостью первого лица в этих самых органах, вследствие того, что Сталин добился положения непререкаемого первого лица именно в партии – правительство, в отличие от Ленина, он поначалу не возглавлял.) Не случайно, по многочисленным воспоминаниям, после смерти Сталина многие люди были в ужасе: «Как же мы будем без него жить?!». Тем не менее, та же система, в модифицированных формах, просуществовала ещё три с половиной десятилетия.

Модификации же не в последнюю очередь были связаны с тем, что номенклатура, которая вовсе не собиралась отдавать власть и привилегии, хотела избавиться от «дамоклова меча», который при Сталине висел над каждым.

Исследователи отмечают, что и горбачёвская перестройка была обусловлена – как одним из факторов, во всяком случае – желанием номенклатуры легализовать и приумножить свои капиталы, получить возможность приобретать и передавать по наследству собственность, учить детей в лучших университетах и отдыхать на престижных мировых курортах.

В Беларуси правящий номенклатурный класс – или клан – также сформировался. Сомневаюсь, чтобы эти люди горели желанием делиться властью, получить в стране полнокровную конкуренцию как в экономическом, так и в политическом плане. В то же время, думается, они тоже были бы рады избавиться от «дамоклова меча», который при белорусском «батьке», конечно, несопоставим со сталинским по размерам и размахам, но всё же весьма неприятен.

Таким образом, после ухода Лукашенко наиболее вероятным мне представляется некий вариант постсталинского синдрома. С «горбачёвским» налётом. То есть, авторитаризм «с человеческим лицом». При этом чиновник номер один будет, скорее, не диктатором, а представителем правящего клана.

При таком варианте станет, конечно, посвободней, чем при явной личной диктатуре: фасад подретушируют непременно. Но это всё равно бесконечно далеко от подлинной демократии.

Так что же, выходит, мой прогноз ещё более пессимистичен, чем у светлой памяти Петра Вайля? Отнюдь нет! Более того, я сам от всей души надеюсь, что он ошибочен. И, главное, я исхожу из тех раскладов, которые наличествуют на сегодняшний день. Завтра они могут и поменяться. Правда, едва ли это произойдёт само собой. Оно конечно, Беларусь – всё-таки европейская страна, и хочется верить, что именно эти тенденции рано или поздно возьмут верх. Но не будем забывать, что политика – это, в конце концов, обычный род занятий. Она делается людьми. В то, что нынешняя плеяда оппозиционных лидеров способна прийти к власти, верится слабо. Впечатление такое, что эта цель на самом деле никем из них и не ставится (даже если декларируется). Надежда, опять же, на то, что всё меняется. В данном контексте, касаемо политических лидеров – если не «изменяются» (на это надежды мало), то «сменяются».