Андрей Кавун — режиссёр «Кандагара», российского фильма о реальных событиях, связанных с членами экипажа гражданского самолёта, убежавшего от талибов в 1996 году после того, как их удерживали в Афганистане в качестве заложников в течение 378 дней. Фильм снят по мотивам дневников и воспоминаний капитана Владимира Шарпатова.
- Почему вас заинтересовала история Владимира Шарпатова? Почему вы решили поместить его в центр внимания в фильме?
Перед тем, как поехать к Шарпатову домой, в Сибирь, я представлял его как некое подобие российского Брюса Уиллиса. Но человек, встретивший меня у порога, был очень тих и очень, очень скромен. Страна его уже не помнит, и ему это не страшно. На первой встрече я спросил его, понимает ли он, какой подвиг совершил вместе со своими товарищами. Он ответил: «Знаете, о чём я думал все те дни, пока сидели в плену, и даже во время побега? О том, что после года в тюрьме мы останемся без работы, потому что даже норматив сдать не сможем».
Сперва в его характере можно ошибочно увидеть конформизм и даже трусость. По российским стандартам это не герой. Он не рвёт рубаху на груди, не закрывает никого телом от пулемётного огня с криками «Русские не сдаются!». Но в конце мы видим, что защищает этот человек. А громогласных героев в этой стране мы видели множество.
- Какую роль сыграл Шарпатов при работе над фильмом? И какие у вас с ним отношения?
Сперва я просидел с ним за столом несколько дней, но было трудно сделать так, чтобы он рассказал, как всё было по-настоящему, — он только повторял банальные газетные клише. Я отчаялся. Потом мы купили бутылку водки, сварили кастрюлю сибирских пельменей и поговорили по-настоящему, как русский с русским. И тогда он начал рассказывать все подробности в точности так, как я хотел.
Шарпатов отдал мне дневники, которые вёл в то время. И несколько раз приезжал на съёмки. Иногда давал советы, но не вмешивался. Единственное — просил, чтобы мы не обидели и не навредили никому из его товарищей...
- Теперь, после катастрофической войны, ассоциирующейся с ослаблением советской империи, какое место занимает Афганистан в умах российских людей?
Для тех, кто сражался там и чувствовал запах песка и пыли, это была священная война, ибо кровь их товарищей обильно полила ту землю. Кто-то скажет, что это была тупая агрессия и оккупация. Да, мы напали на другую страну, это была оккупация. Но посмотрите на упрямые факты. Сейчас американцы нападают на Афганистан по тем же самым причинам — хотят бороться с мировым злом.
Полагаю, что завоевать Афганистан невозможно. Это такая страна, где каждый, даже ребёнок, будет сражаться с захватчиками. Американцы всё ещё думают, что построят там «Макдональдсы» и будут продавать джинсы на каждом углу, и всё будет окей. Нет, всё не будет окей. Афганистан стал для нас тем же, чем для американцев стал Вьетнам. Теперь это часть нашей истории.
- В годы, последовавшие за вьетнамской войной, американские режиссёры пытались как-то справиться с этим опытом. Прошла ли Россия через подобное кинематографическое осмысление Афганистана?
Я вырос на этих фильмах. Вам повезло, в том смысле, что чтобы ни случалось в минувшем веке, у вас всегда был Голливуд. Нам повезло меньше. Был довольно длительный период после афганской войны и развала Советского Союза, когда наша киноиндустрия практически перестала существовать. Киностудии и кинотеатры стояли пустые.
Боль Афганистана ощущалась очень сильно, и делались попытки справиться с ней кинематографически. Но их было крайне мало, и реакция на них была незаслуженно поверхностной.
- Ваш фильм выходит в разгар войны США в Афганистане. Как повлияли испытания НАТО в Афганистане на ваше настроение и на ваши идеи во время работы над фильмом?
Знаете, довольно много эпизодов нашего фильма основаны на видеосъёмках, которые можно видеть на сайте YouTube, где обнаглевшие американские солдаты стреляют по мечетям, а талибские боевики отрубают головы солдатам НАТО. С визуальной точки зрения мало что поменялось. Происходит там сейчас то же самое, что и тогда, когда там размещались советские войска.
- Есть ли у этого фильма мораль?
Мой главный моральный посыл — не об Афганистане, а о современной России. Во время Великой Отечественной войны мы все были русскими — евреи, чеченцы, татары, грузины, украинцы, русские, все остальные. Когда нацисты брали в плен советского солдата — чеченца по национальности, то они называли его русским и убивали как русского.
А теперь мы все очень переживаем из-за своих этнических, конфессиональных и разных прочих различий, до того, что уже не можем жить рядом друг с другом. Мой фильм — о том, как пятеро разных людей оказались в трагической ситуации, лишь подчёркивающей различия между ними. Каждый из них думает, что он прав, и каждый имеет право на правду. Но только тогда, когда они отказываются от разногласий, им удаётся выжить вместе и героически бежать из плена. Речь идёт о том, чтобы договариваться друг с другом, идти на уступки и компромиссы.
- Считаете ли вы, что Россия должна поучаствовать в попытках НАТО уничтожить талибов в Афганистане?
Разумеется, нет. Я считаю эту войну бессмысленной.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мой главный моральный посыл — не об Афганистане, а о современной России. Во время Великой Отечественной войны мы все были русскими — евреи, чеченцы, татары, грузины, украинцы, русские, все остальные. Когда нацисты брали в плен советского солдата — чеченца по национальности, то они называли его русским и убивали как русского.
