Этим январем, заглядевшись, как в Санкт-Петербурге нерадивые чиновники выполняют наказ губернатора "очистить город от снега до 1-го февраля", услышала фразу, запомнившуюся еще в советские годы: "Можем, однако, когда захотим!".
Эти слова касались результатов ударного труда. Правда, очистить весь город к означенному сроку, конечно, не удалось (из-за чего были уволены 11 чиновников средней руки), но некоторые районы, особенно вокруг Смольного и Невский проспект, прямо блестели.
Именно эти слова – «Можем, когда захотим!» – захотелось повторить уже в разгаре февраля, когда президенты России и Литвы обменялись в высшей степени корректными посланиями по поводу весьма щекотливой ситуации, а именно: как отказаться от приглашения на государственные торжества, щадя достоинство приглашающей стороны и не роняя собственного достоинства.
Признаюсь, за разрешением данной ситуации я следила с особенным, личностным интересом, так как еще во время пребывания в Петербурге слышала реакцию «простого народа» на приглашение президенту Д.Медведеву принять участие в праздновании 20-летнего юбилея восстановленной независимости Литовского государства. Реакция, прямо скажем, была весьма неоднозначной – от одобрения (редко) до полного неприятия и даже возмущения (чаще!).
Возмущение звучало примерно так: «Да как вы, литовцы, предавшие нашу дружбу и любовь, разрушившие великий Союз, повернувшиеся к России спиной, посмели приглашать российского президента на свой… (тут обычно высказывался нелестный, на грани нецензурного, эпитет) праздник, когда сами, забыв благодарность, только и талдычите о своих претензиях к нам»!
Если такие высказывания звучали бы из уст зюгановских коммунистов или жириновцев, известных своей программной ненавистью ко всем народам, не желающим быть «частью великой России», можно было бы просто отмахнуться, как от всех прочих маргиналов, которые в любой стране завоевывают место под общественно-политическим солнцем с помощью всяких бредовых идей. Однако так высказывались и те люди, которые 20 лет назад с пониманием и даже одобрением относились к движению «за вашу и нашу свободу»!
Что произошло в сознании русских за эти годы, когда Литва и другие бывшие советские республики зажили своей, независимой от России государственной жизнью?
Краткого ответа на этот вопрос, конечно же, не найти. Но в качестве одной (из множества возможных) гипотезы можно выдвинуть предположение, что обременительные для среднего россиянина общественно-политические (развал империи, многопартийная система управления государством, необходимость разумного выбора и др.) и экономические (отказ от социалистического пути развития и переход к частной собственности, при(х)ватизация бывшего ничейного хозяйства…) реформы не самим благоприятным образом сказались на самосознании и самооценке граждан Российской Федерации. К тому же, они оказались весьма восприимчивыми к пропаганде, которая в последние годы изображала русских как жертву международной зависти и происков «мировой закулиссы» (то ли «жидо-массонской», то ли «зажравшихся американцев, насаждающих всюду свои порядки»). А нередко роль зловредного комарика-кровопийцы, сосущего жизненные соки великого соседа, отводится прибалтийским народам.
Но разве не странно: многомиллионный народ, живущий на исключительно богатой земле, всерьез поверил в какую-то прямо роковую роль, которую якобы сыграла и продолжает играть в истории России маленькая «капля янтаря» (так называла свою родную Литву поэтесса Саломея Нерис, которая вместе с группой других от русско-советской пропаганды обалдевших деятелей культуры довоенной, независимой Литвы съездила в Москву за «сталинским солнцем»)?
Суть всякой пропаганды – делание слона из мухи или комара. Народы, крепкие сиюминутным практическим умом, пропаганде обычно (но не всегда – вспомним хотя бы гитлеровскую Германию…) поддаются с трудом, а народы, крепкие лишь «задним» умом или те, которых «умом не понять», даже хиреют без назойливой пропаганды либо теряются без спущенной «сверху» национальной идеи.
Если кто-то уже готов заорать от обиды, решив, что я намекаю исключительно на русский народ, то пусть побережет свои голосовые связки, ибо данной болезни, на мой взгляд, в той или иной степени подвержены практически все народы, которые в свое время объелись советской пропагандой. Однако, когда идеологическая эпидемия поражает малые народы, то остальной мир часто этого просто не замечает. А если навязчивые идеи и их последствия – искусственно обостряемые обида, озлобление и одуряющая гордыня – начинают лихорадить десятки миллионов, то это уже серьезная опасность для мира, посерьезнее, пожалуй, пандемии любого гриппа. Какая тут может быть нормальная, созидательная жизнь, какие там творческие порывы, полеты за Синей птицей счастья, если сердца загоняются в тиски ненависти, а ум замутнен планами мести!?
Поэтому сегодня и не дает покоя сомнение: услышит ли простой народ новые, без озлобления и нравоучений, ноты в той музыке, которую исполнили «солисты» – руководители наших государств?
…На днях сидела я в привокзальном кафе в Клайпеде, и в ожидании автобуса пила кофе да читала книжку. Рядом на другом стуле пристроила пальто и сумку. Мое мирное ожидание самым грубым образом нарушил некий гражданин среднего возраста, который, трясясь от негодования, на плохом литовском языке стал отчитывать меня. Вроде бы за то, что не там сижу, не так сижу, много места занимаю, хотя кругом свободных столиков было предостаточно. От неожиданности поначалу я дала себя втянуть в дискуссию, но потом, каюсь, в не менее резкой манере, но уже по-русски предложила ему оставить меня в покое. Что тут началось! На чистом (очевидно, родном) русском гражданин высказал все, что у него наболело за годы жизни в Литве и пригрозил, что, мол, придет время, и всем литовцам «отольется»: «Мы все вам припомним!»
Заподозрив, что гражданин либо пьян, либо больной (либо все вместе), я пересела за свободный столик. Сердитый гражданин, оставшись в одиночестве, какое-то время сосредоточенно изучал свою постную (!) еду, потом встал, перекрестился, сел, еще раз встал и перекрестился, и только тогда начал есть. Моему изумлению не было предела! Как прикажете понимать: только что он извергал явно не христианскую злобу, угрозы – и тут же публичная, на грани с истерикой попытка соблюсти христианский обряд великого поста?!
Не отказываясь от предположения, что это – подвыпивший либо больной человек, я увидела в нем и глубоко несчастное существо, лишенное привычной родины, переполненное отчаянием от того, что на новой «родине» его не понимают и не принимают, без любви и без места, где может успокоиться его сердце и в поисках которого он, очевидно, припадает к Богу.
Удастся ли ему и подобных ему тысяч русских, застрявших в чуждых им странах в качестве национального меньшинства, обрести успокоение и душевное равновесие в вере? Или озлобление, подогреваемое тенденциозной пропагандой разного рода «защитников», окажется сильнее?
Ответ на этот вопрос, а также ответственность за последствия этого ответа в первую очередь, скорее всего, лежит на преемниках прав того государства, политика которого оторвала миллионы людей от их естественных, природных корней что в России, что в соседних странах, и разбросала по ближнему и дальнему зарубежью. Особенно – на руководстве, которое обычно задает тон и к которому чутко прислушиваются не искушенные в истории и в логике сограждане и соотечественники.