Захар Прилепин: русский писатель не вмещается в простейшие схемы

Захар Прилепин, молодой российский писатель уже заслужил в свой адрес такой эпитет, как "неудобный". Неудобный своим успехом выходец из провинции, неудобный своим реализмом, близким контактом с жизненными реалиями (служба в ОМОНе, Чечня, организация "Маршей несогласных"), членством в запрещенной Yационал-большевисткой партии.

Delfi пообщался с писателем, генеральным директором «Новой газеты в Нижнем Новгороде» Захаром Прилепиным и попытался выяснить, отчего же он «неудобен», и должен ли писатель в принципе «быть удобным».

- Роман Сенчин назвал Вас «неудобным Прилепиным». Как вы смотрите на эту проблему «неудобства»?

- Насколько я понимаю, Роман имел в виду, что частью я стал неудобен, прямо скажем, без кокетства, своим, как кому-то кажется, чрезмерным успехом. Потому что, если я бы был неуспешным писателем, каких угодно взглядов, правых, левых, националистических или социалистических, был бы на периферии читательского внимания, мне никто и слова бы не сказал. Ничего сверхрадикального я не пишу. В России есть писатели, которые являются революционерами, или выдают себя за таковых, атакуют власть со всех сторон. И их достаточное количество. Но та доля успеха, которая выпала мне начинает кого-то раздражать. Люди начинают искать в этом некую хитрую подоплеку.

Это, собственно, и раздражает. Я – человек из провинции, который никоим образом не пытался отладить отношения ни с людьми справа, ни с людьми слева, ни с людьми во власти, безо всяких оглядок на авторитеты. Многие представители литературного сообщества пытаются вести себя иным путем. О чем-то не говорят, где-то себя не проявляют, пытаются провести более мягкую, незаметную линию, а в ответ – ничего. Их, конечно же, это бесит. Прилепин все себе позволяет, и его к президенту зовут, а мы ведем себя более-менее скромно, а нам – ни хера.

Это непонятно, раздражает, вызывает какие-то совершенно безумные конспирологические теории касательно причин того успеха, который выпал на мою долю.

- Должен бы писатель вообще ассоциироваться со словом «удобный»?

- Это дело физиологии каждого писателя, характера каждого писателя. В данном случае никаких законов нет. Кто-то может быть удобным и одновременно великим писателем. Кто-то неудобным, и все равно бездарным писателем. И так далее. Как, к примеру, говорить о Шолохове, как об удобном или неудобном писателе? О Пушкине? Любой русский писатель не вмещается в простейшие прокрустовы схемы. Все литераторы так или иначе имели контакты со властью. Для одних это заканчивалось прижизненными благами, для других – смертной казнью. Это судьба, которую одним словом не определить никогда.

- В своих интервью Вы много говорите о писателях из провинции. Редко удается отыскать книги этих писателей. Я молчу о литовских книжных магазинах. Достаточно ли о них говорится и уделяется внимания в самой России?

- 95% книг, любых, не только тех писателей, о которых я говорил, покупаются в Москве, Петербурге и двух-трех городах-миллионниках. Поэтому, когда я апеллирую к читателю, к несчастью, я апеллирую к людям, которые живут в Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге, Москве, Калининграде. То есть к тем людям, у которых есть доступ к книгам и возможность их купить.
 
В этих городах, конечно, никаких сложностей с тем, чтобы купить, к примеру, книги Льва Савченко или любую другую книгу нет. Что до стран бывшего СССР или провинции, то здесь без толку всерьез что-либо говорить о литературе, потому что ее никто в глаза не видит. Все видят набор из 5-7 фамилий. И так во веки веков. Поэтому я работаю в той ситуации, которая есть. Любой человек в крупных городах Льва Савченко может найти, а в городах поменьше – заказать. Было бы желание.

- Ваш сборник «Ботинки, полные горячей водки» о 1990-х годах. Вы описали там то, что происходило тогда. Если говорить о первом десятилетии 21-го века, в России многое изменилось? Как бы Вы могли охарактеризовать то, что происходило в это десятилетие?

- По этому поводу нужно книгу писать. И потом на это десятилетие я смотрю уже другими глазами. Тогда мне было 20 лет, сейчас мне 30 лет. Поэтому и оценивать его я буду по-иному. В-третьих, об этом десятилетии я написал книгу, сборник эссе «Terra Tartarara: Это касается лично меня». В ней есть раз все, что я спонтанно думал о современной молодежи, политике, стране, географии и прочих вещах. Я всех направляю к этой книге.

- Однажды довелось общаться с Вашим коллегой по национал-большевисткой партии Андреем Дмитриевым, который сказал, что «не нужно бояться революции в России». Ваш роман «Санькя», собственно, посвящен этим вопросам. Революции. Как Вы полагаете, насколько россияне восприимчивы к такому слову и действию как «революция»?

- Россияне переживают колоссально долгие периоды апатии, даже, отчасти, женского равнодушия к историзму, понятию будущего, прошлого и настоящего, к незыблемости и неразделимости этих понятий. Потом, неожиданно Россия видоизменяется на очередном витке своей истории и ведет себя диаметрально противоположным образом. В данный момент, слово «революция» у большинства населения вызывает если не апатию, то отторжение, если не отторжение, то удивление, если удивление, то лукавые пожатия плечами и вопрос «неужели вы всерьез верите в то, что это сделаете?».

Но потом, совершенно неожиданно, через два-три дня или два-три года, 12 лет или 12 месяцев, неожиданно все изменится так, что никто не успеет даже оглянуться. Вдруг, неожиданно ни для кого сложится совершенно другая, новая, непонятная ситуация. И никто не сможет объяснить, отчего так произошло.

К несчастью, российская история богата на такие неожиданные выверты сознания, которые никто толком не смог спрогнозировать.

Маяковский гениально написал, что в «терновом венце революции грядет 16-й год». Но это только он написал. Остальные смотрели на все спокойно: 300-летие Романовых, экономика развивается, железные дороги строятся, Константинополь собираются завоевывать… Казалось, что это золотой век. И вдруг все полетело ко всем чертям.

Сегодня даже такого состояния, какое было в 1913 году, нет и близко. Поэтому Россия неустойчива, и российский характер предполагает вещи совершенно неожиданные.

- Последнее время как раз наблюдается увеличение недовольства. Эта волна недовольства становится все более мощной. Как Вы полагаете, с чем это связано? Это ведь не только кризис…

- Я не очень понимаю, что такое кризис и структуру доходов российского населения. Не понимаю бедное или богатое. Если бы оно было действительно бедным, как говорит статистика, то наше население – мазохисты, поскольку над собой издевается и никак не хочет что-то менять.

Я втайне подозреваю, что население у нас не столь бедное в основной своей массе, как зачастую говорят. И эти спонтанные изъявления недовольства порождены не столько кризисом экономическим, сколько кризисом метафизическим, поскольку страна живет в тотальной атмосфере лжи, в отсутствии идеальных, верных, правильных представлений о будущем страны, собственном будущем.

Я не встречал еще ни одного более-менее разумного человека (не из мира большой политики, литературы, культуры), который говорил бы на полном серьезе, что у нас прекрасное правительство, отличная жизнь, что у нас все правильно устроено, что Россию ждут великие дела и отличное будущее. Никто об этом всерьез не говорит. Некоторые говорят, что нужно довериться органично развивающейся истории и все самой произойдет. Пока все безобразно, но, может быть, будет лучше.

Однако большинство говорит, что все чудовищно, и страна лежит во зле и подлости, во лжи, лести. Во всех этих пороках. Все люди ведь были маленькими детьми, мечтали стать космонавтами, милиционерами, продавцами мороженого и никто, даже будучи с седыми волосами, не хочет оканчивать свою жизнь в подлости и верить в то, что противоречит любой религии. А нас заставляют в это верить, жить в атмосфере подлости и пакости, уверять себя, что все нормально, нужно перетерпеть и ничего плохого в этом нет.

Эдуард Лимонов недавно заметил, что мир движется не сменой классов, экономическими формациями Маркса. Мир движется страстями. Это человеческие страсти. Люди страстно не хотят жить в грязи, хотят себя видеть людьми. Все это побуждает людей (к выступлениям – DELFI). Хотя я не отрицаю и экономических факторов.

- «Марши несогласных» все же не собирают такого количества людей, как хотелось бы их организаторам…

- Понимаете, политика же не сама по себе… Многолетняя трансляция негативного образа оппозиции привела к тому, что оппозиция выглядит одиозно. Какой-то шахматист Каспаров, который продался ЦРУ и Госдепу, Касьянов, который был чиновником, и как говорят в народе «не наворовался», Лимонов с его непонятной репутацией, какие-то нацболы, чуть ли со свастикой…

В итоге складывается нелицеприятный образ оппозиции. Если она была бы допущена к полемике, и Лимонов или Каспаров могли бы полемизировать с Грызловым, Зюгановым, была бы другая картина. Не стоит переоценивать свободу мышления российских граждан, воздействие пока еще свободного Интернета. Интернет воздействует на малую часть населения, а телевидение на очень многих. И люди ему по сей день доверяют.

Поэтому, Бог с ним, что у оппозиции нет такого влияния. В 1917 миллионы людей не имели представления году о большевиках, что прекрасно видно по литературе того времени. Помните, все эти советские книжки, где говорят «вот какие-то большаки», «какой-то Ленин». Это реальность того времени. Один из сотни слышал про каких-то там «большаков», один из тысячи слышал про какого-то там Ленина. Все было на таком уровне. И сейчас мы недалеко ушли.

Прошло сто лет, и если мы думаем, что стали умнее, что сейчас век информации, все это блеф. Люди по-прежнему живут в своем Средневековье.

- Вы член НБП, партии, запрещенной в России. В то же время – занимаетесь журналисткой деятельностью. «АПН Нижний Новгород», «Новая газета»…

- Я имею к отношение к «АПН»(Агенство политических новостей - Delfi), но небольшое. А «Новую газету» я возглавляю.

- НПБ в России запрещена, даже использование символики запрещено. Но, являясь членом запрещенной партии, Вы занимаетесь журналисткой деятельностью.

- Я опять сошлюсь на Лимонова, потому что он достаточно точно сказал. В России режим не тоталитарный, а полицейский. При тоталитарном режиме нас всех можно «закатать в асфальт». Спасибо Дмитрию Анатольевичу и Владимиру Владимировичу, что у них пока еще не тоталитарный режим, а полицейский.

Для них гораздо проще не обращать внимания на меня и еще на какое-то количество людей. Потому что делать процесс, и направлять меня в тюрьму, как члена национал-большевисткой партии, смешно и нелепо. Формулировка будет звучать изначально абсурдно. Меня нужно будет судить как члена НБП, членом которой я быть не могу, потому что это запрещенная партия. Кроме того, не стоит преувеличивать значения и влияния «АПН» или «Новой газеты». Эти ресурсы воздействую на небольшую часть российской аудитории. Условно говоря, это 3% граждан, которые всерьез читают оппозиционные сайты.

Реальная политика делается не в сфере медиа, не во время прослушивания «Эха Москвы». Она делается в парламенте, правительстве, но туда доступ закрыт. А выпускать какую-то газету, говорить какие-то вещи по радио (строго ограниченные)… От этого большой беды нет.

- Как Вы смотрите на такое явление, как блог. Многие публичные люди стали блоггерами. У Вас он тоже есть.

- Если исходить из того, что я хочу разговаривать со всей страной, то нужно стать президентом , диктатором. Тогда из радиоточек, развешанных на столбах по деревням, тебя будут слушать все. Те, кто заводит блоги, разговаривать со всеми не собирается. Блог – это средство для решения медийных проблем. Кроме того, это еще и средство для того, чтобы отпиарить, к примеру, книжку. Поэтому блог как средство доказать себе, что я еще живой, я не использую. Хотя многие люди в сети занимаются сеансами бесконечной самореализации, вуайеризма. Или бегают из журнала в журнал и пытаются оставить как можно большему количеству людей оставить разного рода пакости, реализовать свои комплексы.

Но часть людей ставит перед собой совершенно другие задачи. Я понимаю, зачем ведет блог Шендерович, Гришковец, Захар Май…

- Дмитрий Анатольевич…

- (смеется) Дмитрий Анатольевич тоже. И Эдуард Вениаминович. Все ставят перед собой определенные цели, и ничего в этом дурного нет. Это достижения 21-го века. Хоть какие-то коммуникации есть, и то спасибо.

- Когда выйдет Ваша новая книга?

- Буквально в течение двух недель у меня выходит биография Леонида Леонова. Мне кажется, что получилась интересная работа. Работа, которая охватила весь 20-й век. Леонов прожил 96 лет, и, работая над его биографией, мне пришлось описать и Гражданскую войну, и репрессии, Отечественную войну, оттепель, застой, перестройку, расстрел парламента. Со всем этим мне пришлось разбираться. Получилась история 20-го века через, на мой взгляд, недооцененного, гениального писателя.

- В Литву не собираетесь?

- Я везде приезжаю, куда меня приглашают.