На этой неделе небезызвестный Сергей Метлев получил лингвистичеcкую премию и стал деятелем года в области эстонского языка — событие казалось бы незначительное, но весьма знаковое.
На смену затаившимся галоянам и криштафовичам приходит новое поколение павликов морозовых, которое, в формате этого государства, всячески поддерживается как противопоставление "пятой колонне", того и гляди готовой выбраться на Тынисмяги для пьянства и мародерства по указке товарища Путина. После известных событий всем стало ясно, что русскоязычные — более крепкий орешек, чем наивно предполагали многие современные эстонские идеологи, и сейчас происходит новая попытка ассимиляции нас через наших детей.
Сегрегация, которую годами так тщательно воплощали в жизнь, не возымела того эффекта, на который рассчитывали, а только способствовала единению русскоязычной общины, что не может не настораживать политиков правого толка, которых, де факто, в нашем правительстве основное большинство. После провала на выборах даже Кейт Пентус — автор законопроекта о запрете военной символики в общественных местах и один из самых идейных последователей Ансипа — побежала учить русский язык, что говорит о том, что стратегии и формы влияния на нас в ближайшее время претерпят существенные изменения.
Вообще ситуация с Пентус очень показательна. Последние муниципальные выборы, где "русские голоса" принесли центристам оглушительную победу, очень серьезно напугали тех, чье теплое место оказалось под угрозой. Предполагаю, что для многих из этих людей очень унизительно учить русский язык, особенно после всего, что они наделали и наговорили в прошлом, а в текущих реалиях выбора у них не осталось.
Смех, но скоро мы сможем устраивать свою, пускай и неофициальную, языковую инспекцию для политиков, и тех людей и те партии, где не говорят по-русски на уровне кыргтасе, мы будем просто игнорировать. Ситуация абсурдна и недопустима, поэтому надо срочно пиарить эстонский язык и отказываться от сегрегации. "В школе трудно использовать эстонский язык, разве что в общении с учителями эстонского языка. Но у меня много рабочих контактов, много знакомых эстонцев, так что примерно полдня я говорю по-русски и полдня — по-эстонски", — сказал Метлев в интервью, и он прав. В школе невозможно выучить язык на высшую категорию, не имея практики устной речи за пределами школы.
Как филолог, я с уверенностью могу сказать, что можно сократить еще уроков по другим предметам в угоду эстонскому языку, но эффекта не будет, пока наша молодежь не начнет общаться со своими ровесниками, а для этого надо создать молодежную прослойку, сперва состоящую исключительно из павликов морозовых, потому что воздействие воспитанных русских детей на своих эстонских сверстников может оказаться очень печальным.
Фокус, однако, рискует не пройти. Русскоязычная среда довольно замкнута и, на опыте прошлого, негативно настроена ко всем закидонам эстонского государства. Я больше чем уверен, что отношение к Метлеву и ему подобным в этой среде скорее негативное. В принципе, любой человек, которого будет поддерживать государство, обречен быть встреченным в штыки — так же, как Таня Михайлова, приглашенная на прием к президенту. С таким отношением в ближайшее время ничего не поделаешь, а для обеспечения безопасной ассимиляции в будущем им кровь из носа необходима молодежь, способная капать на уши своим русскоязычным ровесникам. Успех и премирование таких как Метлев подаст пример многим детям и единственное, что будет помехой — воспитание внутри семьи, та область, в которую политики пока сунуться не могут.
Вся школьная реформа, проводимая с развала союза, со всеми ее видимыми ошибками, на самом деле — хорошо спланированный наперед шаг. За счет уменьшения нагрузки по всем предметам в пользу эстонского языка мы давно получили менее образованную группу (я даже готов приписать сюда себя самого) русскоязычного населения, в большинстве своем более мягкую и податливую для воздействия извне.
"Мне очень нравится эстонский язык. Наряду с русским языком эстонский для меня — второй родной язык, чем я очень горжусь", — говорит Метлев. Я, в отличие от него, горжусь знанием языка (даже пускай на кесктасе), что, кстати, ставит меня немного выше преобладающего большинства с той половины, не способного даже обслужить меня в магазине, ответив на пару простых вопросов. И именно с этим различием в понимании значимости языка предстоит бороться правым политикам. Язык, который искусственно нам насаждается, трудно назвать родным, так же как трудно объяснить наличие языковой инспекции для определенной категории граждан, для которых Эстония — Родина с большой буквы. Очень сложно будет объяснить Ване, почему он, в отличие от Тыну, должен мучиться с языковым экзаменом, и популяризовать эстонский язык в таких условиях, не изменив отношения к русскоязычным, будет очень сложно.
Проблема в том, что несмотря на видимую логичность действий эстонского государства, они абсолютно противоречат целям друг друга. Для популяризации эстонского языка необходимо смягчение отношения к русскоязычным, а следовательно, придется ломать политическую установку государства и рушить все то, что они делали эти двадцать лет, а ужесточение любых правил сплотит нас и у нас будет некое подобие мусульманской диаспоры где-нибудь в Швейцарии, где турков и выходцев из других мусульманских стран тоже порядка трети населения страны. Но тем не менее, нам все-таки придется пережить поколение павликов морозовых, так же как мы уже успешно пережили все остальное.
А поскольку знать языки действительно нужно — пускай Метлев учит эстонский язык на курсах, а Пентус занимается русским с репетитором. Язык прокормит, но каждого по-своему.