«Я бы пешком пришла в Латвию, если бы мне это позволили сделать», - говорит в отблеске давно выплаканных слез Велта Меньге. Ее, девятнадцатилетнюю девушку, вырвали из родного дома в Лиепае и увезли на чужбину 25 марта 1949 года. Но пешком идти ей никто не разрешил. Правда, были смельчаки, которые пытались бежать в Латвию, но дальше подвалов московского ЧК они не добирались, а Велту из далекого поселка Нижний Омск на родину отпустили только тогда, когда из груди «отца народов» Иосифа Джугашвили вырвался последний хрип.
Одному Богу известно, какие муки вытерпела Велта, ее семья и тысячи других латышских семей, которые в годы советской оккупации унижались и уничтожались, с корнями вырывались из родной земли, топтались вонючими сапогами оккупантов. Думаю, что в истории латышского народа нет равноценных по черноте событий тем, что происходили во время красной оккупации, оставляя неизгладимый отпечаток на самосознании народа.
Цифры сухие, но суровые: 14 июня 1941 года выслали 15 425 латышей – в основном интеллигенцию, офицерство, деятелей культуры и искусства; 25 марта 1949 года настал черед крестьян, единственным «преступлением» которых было умение хозяйствовать, а также тех, чьи родители в свое время были «кулаками». Поводы для уничтожения народа найти можно было всегда. И эти две упомянутые депортации не были единственными: советские оккупанты высылали людей все время, каждый год, к тому же, репрессии осуществлялись и здесь, в Латвии: ЧК, «тройки» и «двойки» работали усердно, и красный террор после окончания Второй мировой войны не уменьшался, а набирал обороты. Так что, к 60 000 высланных (1941 и 1949 годы) можно смело добавить еще несколько десятков тысяч тех несчастных, кто был выслан в другое время, и тех, кто страдал, здесь, в Латвии. Можно не сомневаться - 100 000 обязательно наберется.
Сегодня свободная, не оккупированная Латвия потеряла, по-моему, столько же людей, как тогда, в русское время. Тогда депортации освободили место для мигрантов. Сейчас, когда латыши отправляются в добровольную ссылку, происходит то же самое: свято место пусто не бывает, и мигранты через время появятся. Можем, конечно, возмущаться нашими уехавшими, которые ищут работу и дом на чужбине, можем их жалеть, можем не обращать на них внимание или горячо поддерживать. Можем вообще не думать о них. Но они все равно останутся отрезанным, сломанным, остро болящим крылом латышского народа, которое никогда не заживет. Так же, как не зажили раны, нанесенные чужой, красной властью. Они лишь затянулись тонкой корочкой времени.
Такой роскоши нет для сегодняшних ран, которые щедро раздает власть нашей свободной Латвии. Именно она виновата в оттоке народа с родины, и эти раны кажутся больнее подлостей русскоязычных оккупантов – потому что бьют ведь вроде бы свои. Что бы это ни было - неумение или глупость наших правительств, или врожденная склонность кланяться и своим, и чужим господам, - совокупность этих обстоятельств привела нас туда, где мы сейчас находимся: в такую же ситуацию безысходности, какой она была во время советских депортаций. Единственное различие в том, что тогда люди были готовы пешком придти в Латвию, в свою очередь, теперь – не придут, если и позвать.
Читая статьи историков о том времени, наткнулась на одни странный факт. «Лесные братья» знали, что 25 марта произойдут депортации. Почему они не попытались защитить своих соотечественников? Почему в эту трагическую ночь не было нападений «лесных братьев» на одетых в советскую форму негодяев, которые посещали дома депортируемых в основном в составе пяти-шести исполнителей? Все молчали. С покорностью забиваемого скота – молчали. Одни ждали, что «американцы придут на помощь», другие, возможно, надеялись, что советская власть будет гуманной, словно вышедшей из фильмов. Но тишина действительно была ужасная. Леденящая. Может быть, предыдущая депортация, репрессии и трагическая судьба легионеров заковали в оковы страха любую возможность сопротивления?
И теперь тишина. Беда идет, словно паводок, латыш только сжимает зубы и молчит. Циники из правительства и парламента каждый день рубят дрова на голове у латыша, а он - лишь молча стряхивает щепки.
Осенью молчальники пойдут выбирать Сейм, хотя в действительности всех, кто стремится в кресла депутатов, надо было бы выгнать навозными вилами. Но все могут быть спокойны: латыш по-прежнему будет тихим и толерантным, какие бы паводки и какие рубщики дров ни пришли. Золотая нация! Точно как шелковый ковер, по которому мягко потоптаться всем, кому хочется. Азиатам, европейцам, нашим – все равно. Не привыкать ведь.
Перевод: Лариса Дереча