Из блога читателя журнала Respekt.
Как падают дома в российских городах, я видел по телевизору, и вопреки мнению большинства я никогда не верил, что это на совести чеченцев. Даже когда главным подозреваемым назвали карачаевца. За нападением на Дубровке я наблюдал из московских закоулков, и я до сих пор не верю, что одетые в черное кавказцы и арабы пришли туда, чтобы убить себя. События в Беслане происходили за углом, это была слишком прямая трансляция, поэтому я знал, что руководителем нападения был осетин. Сейчас я снова с грустью смотрю телевизор и пожимаю плечами. Damn!
Снова эти лица кавказской национальности (обозначение для представителей любого кавказского региона), чеченский след, что еще. Со смертью единственного избранного демократическим путем президента Чечни Аслана Масхадова, которого нынешний чеченский «президент» Рамзан Кадыров, тогда вице-премьер, подарил, как он сам сказал, чеченским женщинам к Восьмому марта, умерла и идея независимой Чечни, в руководстве которой были представлены и немилитаристские непанисламистские течения.
Трансформация чеченского сопротивления из игры в самоопределение и независимость в милитаристский ислам с неизбежными лозунгами против империализма, нифака и куфра (в исламе «лицемерие» и «неверие» - прим. пер.) началась уже в 90-х годах и завершилась избранием Доку Умарова президентом несуществующей Чеченской Республики Ичкерия, а затем эмиром Кавказского эмирата. Развитие чеченского сопротивления в целом хорошо иллюстрирует рост его, пожалуй, самого известного представителя, который долго возглавлял список разыскиваемых чеченских командиров. То есть то, как из Шамиля Басаева, продавца компьютеров в Москве (один из них еще совсем недавно работал в одном чешском доме), стал Абу-Идрис, который случайно взорвался у ингушского села Экажево. Как и везде, включая Афганистан, в том, что чеченское сопротивление попало в лапы милитаристского ислама, отчасти виновато и всеобщее равнодушие. Чей хлеб ешь…
Обычно я люблю сам себе противоречить: в большинстве российских трагедий были как-то замешаны и чеченцы. Последующие реакции России коснулись всех, как если бы испанское правительство решило разбомбить север страны в ответ на террористические нападения басков.
Как и после событий в Беслане и на Дубровке, я и в этот раз никак не могу понять, как банда опасных (почти необразованных), промытых голов, которых, по данным российских военных, сейчас в миллионной Чечне около пятисот, организует теракты в Москве, где лицу кавказской национальности не пройти спокойно мимо милиционера. Это касается и женщин. Отчасти, наверное, это напоминает налет Басаева в Буденовске, когда автобус, везущий в Москву вооруженных мужиков, дальше не поехал, потому что, как потом признался Шамиль, денег на взятки не осталось.
Миф о «черных вдовах», журналистское клише, за которое многие схватились с радостью, уже оставляет меня равнодушным. Раньше я злился. Массовое представление о том, что Чечня – это огромный учебный лагерь для истеричных женщин, конечно, бред. Для самоубийства независимо от его причин в исламе места нет, объяснил мне один пакистанский мулла за несколько недель до того, как его убил террорист-смертник. В чеченском традиционном праве нет разночтений. Я знаю одну девушку, ее зовут Зарема, после Беслана ее обвинили в том, что она «черная вдова», потому что у нее такое же имя, как у женщины в каком-то списке. До того как ей удалось освободиться, ее две недели постоянно били и насиловали. С тех пор она ходит в черном и больше не хочет жить, но «черной вдовой» она не стала. Что удивительно. Ведь все эти чеченцы – террористы.
Следующий теракт в Москве (Питер не имеет отношения к делу) был вопросом времени. Сразу же появились комментарии специалистов, что возможная причина теракта – продолжающийся государственный террор на Кавказе. Один плюс один равняется… И даже если Кремль делает на Кавказе что угодно, смерть мирных жителей в Москве ничем нельзя оправдать, как и каждую палестинскую ракету, которая упадет на израильскую территорию.
Российский государственный террор за последние пять лет разросся до Ингушетии, которая при президенте Аушеве была оазисом мира, и где сегодня «команды смерти» (особые подразделения, сажающие и карающие без предупреждений) соревнуются со становящейся все более воинственной молодежью в том, кто нанесет больше вреда.
Я считаю, что, если кавказский след подтвердится, искать надо будет не в Чечне, а в Ингушетии. В Чечне самоуверенно правит Рамзан Кадыров, Герой Российской Федерации со сталинскими замашками и ментальными способностями дельфина. Хотя, скорее, не дельфина, а какого-нибудь стервятника, потому что потенциального врага он почувствует на расстоянии и покончит с ним раньше, чем враг поймет, что он враг.
Путин дал Рамзану свободу делать в Чечне то, что ему захочется, взамен он ждет, что чеченская проблема будет решена, по крайней мере, на двух уровнях: 1. Мир перестанет критиковать Россию за Чечню, что практически удалось сделать благодаря национализации СМИ, затыканию самых громких критиков и мировой усталости от Чечни в новостях; 2. Чечня перестанет определять направления российской внутренней политики, как это было в 90-е годы и в начале XXI века. Если окажется, что террористы были из Ингушетии, Москва может пойти еще дальше и исполнить мечту Рамзана об объединении Ингушетии и Чечни под его крепкой рукой, что будет очень плохой новостью для граждан обеих республик. Если московские следователи, на самом деле или по официальной версии, придут к выводу, что московские бомбы приехали из Чечни, у Рамзана будут проблемы, потому что он не исполнил обещание, данное Кремлю. Российские реалии (а кавказские тем более) таковы, что здесь всегда полно предположений и разговоров (разговоры о роли ФСБ в каком-либо теракте – это вовсе не необоснованный фольклор), поэтому нет смысла копать слишком глубоко. Однако если нападение террористов в Москве станет началом конца президентства Рамзана, тогда в новостях понедельника есть малая доля оптимизма. Снятие нынешнего чеченского руководителя поможет спасти десятки человеческих жизней.
Автор работает в гуманитарной организации. В настоящее время находится в Тбилиси.
