Символика этой смерти страшна. Все, что говорил Качиньский, будто бы с Олимпа повторил сам Зевс. Еще неделю назад это был выбившийся из сил президент, у которого не было шансов на следующих выборах стать даже вторым. Человека, о котором теперь скорбит вся Польша, действительно не любили.
Западные журналисты в Варшаве в эти дни получили незавидное задание. Написать милый некролог о человеке, над которым они почти пять лет смеялись по заказу своих газет.
Почему некролог должен был быть обязательно милым? Потому что символика этой смерти ужасна, убийственна. Все, что говорил отчасти самозваный судья польской судьбы Лех Качиньский, сейчас, можно сказать, повторил с Олимпа сам Зевс.
Катынь, а вовсе не Кремль, была целью первого визита Качиньского в Россию в 2007 году, и этим поступком он возмутил тогдашнего президента Владимира Путина. Сам Путин опять же в Катыни в прошлый четверг протараторил удивительно слабую речь о том, что здесь рядом, как братья, лежат польские и русские солдаты (вторые убиты нацистами), чтобы в общей могиле обрести вечный покой.
Наверно, это должно было вызвать духов легендарных братьев Леха и Руса. Не хватало только Чеха. Значит, вот так лечиться польская национальная травма?
И над Катынью (изучим маршрут полета) был вынужден кружить президентский самолет Ту-154, пытаясь, наконец, совершить посадку. Здесь много разных символов, которые сначала казались стечением обстоятельств. И некрологи не могут на это не обратить внимания.
Журналист с такой задачей справится легко, как если бы ему пришлось произнести речь над гробом нелюбимого отчима. Этот домашний тиран не переставал читать мораль? Отчим, конечно, своим примером объединял всю семью. Он порол детей по пустякам? Он, несомненно, обладал острым чувством справедливости.
А как это было на самом деле? Как ни странно, именно так, как говорится в некрологах.
Качиньский еще с 80-х годов говорил одно и то же, за это даже сидел в тюрьме, он свято верил в ценности, которые защищал. Он хотел уберечь Польшу, искоренить коррупцию и избавить страну от социальных проблем.
Это, кстати сказать, по данным проведенного полгода назад опроса, три основных политических приоритета всех поляков, затем идут «личная свобода» и «необходимость реформ», за что борется премьер Дональд Туск (Donald Tusk).
Несмотря на это в польской политике Качиньский исчерпал себя, и на выборах, запланированных на эту осень, у него не было шансов оказаться даже вторым. На похоронах сказали бы, что этого мыслителя поляки так и не поняли.
Не только поляки. Западные СМИ порой приписывают ему авторство изречения о том, что Польша должна иметь больше голосов на выборах в ЕС, потому что, если бы не Вторая мировая война, сегодня в стране жило бы гораздо больше людей. Или что газопровод, идущий из России в Германию, аналогичен пакту Молотова-Риббентропа.
На самом деле большинство этих крылатых выражений произнес брат Ярослав, но кто же различит этих двух близнецов?
Последний посол
Лех был мягче и скромнее брата, говорят, он очаровывал собеседника. Конечно, после ухода Ярослава из правительства осенью 2007 года Лех следовал образцу поведения, который можно описать примерно так: Ярослав думает, Лех делает, мир смотрит, не веря своим глазам, а поляки сгорают со стыда.
Из-за того, что президент заставил ждать Кондолизу Райс (Качиньский пришел на десять минут позже, потому что, видите ли, в здании, где работает премьер, Туск не предоставил ему лифт), из-за того, что он вложил в уста Барака Обамы слова, которых тот не говорил («ракеты будут»), что беззастенчиво шантажировал весь Евросоюз, не предлагая ничего взамен чрезмерных требований Польши.
Тем не менее, он говорил и очевидную истину (например, что Грузия – жертва российской агрессии), он извинился перед чехами за захват Тешинской области, но, конечно, в какофонии событий об этом как-то позабыли.
Разве по объективным причинам не было интереснее то, что Качиньский обвинил своего предшественника и бывшего друга Леха Валенсу в сотрудничестве с тайной полицией, а тот в свою очередь подал в суд? Так президент ссорился со многими.
Во внутренней политике последние два года Качиньский был, главным образом, обструкционистом и накладывал вето на любой закон, приходивший из канцелярии Дональда Туска, включая пенсионную реформу, приватизацию больниц и закон о СМИ.
Правительство из-за этих вето было вынуждено сотрудничать с бывшими коммунистами, вес которых сильно возрос. Качиньский не упускал возможности предупредить об опасности, исходящей от хищного капитализма, который в Польше, одной из немногих стран Евросоюза, работал и во время кризиса.
А все же правый премьер Туск, узнав о смерти Качиньского, плакал. Поляки не будут скучать по этому противнику гомосексуалистов и стороннику смертной казни?
У Туска могли быть свои причины, потому что на фоне бешеной непопулярности Качиньского он мог надеяться выиграть следующие выборы.
После смерти президента стала неясной судьба польских люстраций, ведь он был их единственным сильным защитником. И антикоррупционные меры как раз стали приносить плоды.
Вместе с Качиньским уходит человек, который называл вещи своими именами. И хотя об этой черте его характера мы можем думать что угодно, скорее всего, мы с грустью и сожалением вспомним об этом, как только Путин вновь попытается лирически преобразить историю.
Для половины польского народа, униженной, непрагматичной и провинциальной, Качиньский станет легендой, последним настоящим патриотом. В конце концов, он сам себя видел именно таким.
Острый язык братьев Качиньских был и силой, и палачом их политической карьеры. Кстати, пилоты очень редко сами идут на опасные маневры – Качиньский мог приблизить смерть простым приказом: «Садимся!».
Конечно, вполне возможно, что Качиньский вообще никуда не уходит - Ярослав будет участвовать в выборах и займет его место. Хоть кто-то когда-то смог различить этих братьев?
