Мы экспортируем как чемпионы мира, но мы скаредны как швабы. Мы критикуем любую войну, но сами нуждаемся в огневом прикрытии. Способны ли еще другие народы переносить немцев? Именно этот вопрос и изучали наши корреспонденты.
Польша
Если смотреть в широкой перспективе, то самосознание поляков выросло, а страх перед превосходством Германии уменьшился. Незадолго до крушения самолета в России, когда в мире еще царил порядок, премьер-министр Дональд Туск, рассуждая в общих чертах, заявил, что он не будет устраивать «из польской внешней политики процессию просящих» (Bittprozession). В то же время Министр иностранных дел Радослав Сикорский (Radoslaw Sikorski) в своей ежегодной программной речи в парламенте заявил, что «Польша больше не боится Германии». По его словам, западный сосед – это крупнейший экономический партнер, а политические и культурные связи между двумя странами очень тесные. Он также считает, что существует возможность «поднять отношения между Польшей и Германией на уровень интенсивного стратегического партнерства».
Успешное сотрудничество объясняется еще и тем, что Варшава при либеральном и прагматичном правительстве Дональда Туска смирилась с несколькими политическими шагами своих соседей. Немецко-российский балтийский трубопровод по-прежнему рассматривается в Польше как слишком дорогой и. следовательно, экономически несостоятельный проект. Кроме того, со стратегической точки зрения, он достаточно сомнителен. Германия, как известно, закрыла свой рынок рабочей силы для поляков до 2011 года, что сделали лишь немногие члены Евросоюза. Этот вопрос не превратился в предмет большой дискуссии, но он и не стал свидетельством внимательного и уважительного отношения. По сути дела, только в связи с некоторыми «мягкими» темами у Варшавы может возникать такое чувство, что ее слышат в Берлине. В их число входит также и вопрос о том, как следует чтить память депортированных немцев.
В отличие от этого кризис в Греции, скорее всего, оставляет поляков равнодушными, несмотря на то, что, по мнению финансового эксперта Дариуша Филара (Dariusz Filar), теперь перед принятием страны в еврозону будет проводиться более строгая проверка. «Gazeta Wyborcza», рассуждая недавно на тему о кризисе в Греции, отметила, что Берлин проводит строгую политику, основанную на групповых интересах, и в этом отношении он сравним с другими старыми членами Европейского союза. «Европа должна с этим смириться. Лиссабонский договор предоставил в распоряжение Германии наибольшее количество голосов в рамках Евросоюза».
Италия
Ось Рим-Берлин часто была непростой, и только изредка ей удавалось быть столь удачной, как это было в дни правления Конрада Аденауэра и Альчиде Де Гаспери (Alcide De Gasperi), чьи инициативы спустя двенадцать лет после окончания последней мировой войны привели к подписанию Римских договоров. Это всегда соответствовало и восприятию в Италии своего северного соседа. Оно оставалось изменчивым. Ничего существенно не изменилось в этом отношении и после объединения Германии. Скорее, в Риме постепенно осознали изменившийся вес Германии, что до самих немцев доходило значительно медленнее. Речь идет о том, что вступление ГДР в Федеративную Республику 20 лет назад не только привело к слиянию двух политических систем, которые были «связаны» друг с другом. В результате этого Германия постепенно заняла свое старое место как самое сильное государство в центре континента. У итальянцев тогда были другие заботы, а с тех пор появилось еще и много новых. Поэтому можно скептически относиться к анализу историка Джан Энрико Рускони (Gian Enrico Rusconi), который говорит о наличие «ползучего отчуждения» в немецко-итальянских отношениях. Этот предполагаемый процесс не имеет ничего общего с увеличением Германии. В Риме всегда существовал естественный скепсис по отношению к Берлину (даже во времена Боннской Республики), а также уверенная и реалистичная самооценка, согласно которой Италия считается «третьей державой» на континенте (после Германии и Франции), как это недавно без зависти или беспокойства было подтверждено на страницах газеты Repubblica. Под эгидой немецкого посла в Риме и его итальянского коллеги в Берлине Фонд Конрада Аденауэра начал реализацию в Риме проекта диалога под названием «Чуждые друзья». Попадание оказалось в точку. Германия и Италия всегда были чужды друг другу, но почти всегда были друзьями.
Великобритания
Сколько же было опасений в Великобритании после падения (Берлинской) стены! Не только Маргарет Тэтчер предупреждала о возможности возникновения «немецкой Европы». Когда Германия поспешно и в одностороннем порядке признала Словению и Хорватию, что вызывало раздражение среди европейских партнеров, в Англии пришли к выводу о том, что вернулась «старая» Германия – мощная и несговорчивая. Все эти проблемы уже давно разрешены. Появившееся вскоре недовольство было связано не с тем, что Германия использует слишком много власти, а с тем, что она использует слишком мало. Великан в центре Европы – достаточно ли он сделал для разрешения современных кризисных ситуаций, например в Персидском заливе в 1990-91 годах и позднее в Афганистане? Резкая критика Шредера по поводу британского участия в войне в Ираке в 2003 году вряд ли добавила ему друзей в Лондоне.
Но и это уже давно позади. Немецкое участие в Афганистане, которое сначала считали недостаточным, одновременно посмеиваясь над ним и критикуя его, сегодня пользуется большим уважением. Это объясняется в том числе и теми потерями, которые понес немецкий военный контингент. Ничто так не связывает, как общее страдание. И вообще отношение к стране, которая в 2006 году принимала у себя чемпионат мира по футболу и продемонстрировала свое гостеприимство, в Англии развивалось только в позитивном направлении. Здесь сходятся многие аспекты. Самый главный из них состоит в том, что Ангелу Меркель уважают прежде всего потому, что она, похоже, может обходиться без пиара – этого эликсира британской политики.
Только знатоки в области экономики имеют проблемы с современной Германией. Она экспортирует слишком много, экономит слишком много и предпринимает недостаточно усилий для оживления собственного рынка в ущерб своим торговым партнерам, которые вынуждены охать и стонать под тяжестью своего торгового дефицита с Германией. Дисбаланс в зоне евро приписывают не только действиям таких «южан» как Греция, но также и несбалансированной немецкой экономической и фискальной политике, и британцы хотели бы, чтобы в этой стране принимались более смелые решения для оживления внутреннего потребления.
Китай
Несмотря на разрушительное землетрясение в районе Тибетского плоскогорья, государственная телекомпания CCTV недавно в своей главной получасовой новостной программе два раза упомянула Германию. Пекин вновь представляет свои отношения с Берлином в выгодном свете. Глава государства Ху Цзиньтао продемонстрировал во время работы ядерного саммита в Вашингтоне, насколько важной для него была встреча с Ангелой Меркель. Оба политика провели двусторонний обмен мнениями. В течение нескольких минут китайское телевидение показывало, как Ху перечислял те сферы, в которых он хотел бы иметь интенсивные контакты с Германией. Он упомянул и экономику, и политику в области климата, а также ядерную проблему Ирана. В той же программе новостей появился влиятельный царь пропаганды и член политбюро Ли Чаньчунь (Li Changhun). Телекомпания CCTV позитивно оценила его визит в Германию, встречу с федеральным президентом Хорстом Келером (Horst Koehler), а также обратила особое внимание на желание Ли более тесно сотрудничать с Германией и «поднять на новую ступень» китайско-европейские отношения. За объединенными усилиями китайских руководителей скрывается не только экономический расчет. Пекинская политика делает ставку на Германию как на стабилизирующую силу, способствующую укреплению Европы и оздоровлению мировой экономики. Пекин отодвинул в сторону прежнее раздражение по поводу Меркель, связанное с приемом Далай-ламы и ее последними заявлениями относительно тормозящей роли Пекина на встрече в верхах в Копенгагене, посвященной вопросам климата. Значение Германии воздействует также и на оценку политики канцлера в официальных средствах массовой информации. Намеки и оскорбления прекратились.
Франция
«Германия нервирует нас. Эта страна – примерный ученик, который всегда поднимает руку и выходит к доске для того, чтобы объяснить нам, как нужно правильно выполнять задание», такую оценку существующего во Франции мнения сделал в апреле на страницах газеты Le Monde Марион Ван Рентергем (Marion Van Renterghem). Само упоминание Международного валютного фонда (МВФ) в «брюссельском компромиссе» газета называет «уступкой слабости». Вину за это европейское «поражение» газета усматривает «прежде всего» в творческой бухгалтерии Греции. Однако затем следует явная критика в адрес Германии. «Ангела Меркель была не права, когда она настаивала на МВФ. Европа могла бы это сделать лучше».
Таким образом, газета Le Monde задает тон во Франции. Преобладающим оказывается непонимание позиции Германии, иногда это даже граничит с растерянностью. Для большинства французских наблюдателей брюссельский компромисс – это только временный пункт назначения в том развитии, которое, как им кажется, они наблюдают с момента начала кризиса два с половиной года назад. В этом представлении Ангела Меркель кристаллизуется как фигура, преследующая в первую очередь «эгоистические» национальные интересы. Именно так интерпретирует Ален Дюамель (Alain Duhamel) в газете Liberation поведение федерального канцлера. Вряд ли какое-либо другое высказывание вызвало во Франции такую же симпатию, как ее замечание в Бундестаге о том, что при самом неблагоприятном развитии событий следует в будущем учитывать такой вариант, при котором государство может быть исключено из Евросоюза. Это было воспринято во Франции как угроза в адрес Греции и как отказ от солидарности. Разочарование относительно того, что, с французской точки зрения, представляется как враждебная по отношению к Европе позиция Меркель, выражена очень явно. В некоторых местах это переходит почти в направленную против Германии враждебность.
США
Вторая мировая война уходит все дальше в историю, и при этом Германия меняется. Она проявляет все меньше желания ставить требования Европы впереди своих собственных интересов. Авторы передовых статей в Америке все больше приходят к такому выводу, а твердая позиция федерального канцлера в спорах относительно финансовой помощи Греции служит примером, подтверждающим данный тезис. Немцам «надоело быть европейским банкиром последней надежды, они не согласны с общим требованием о том, чтобы именно они должны залатать гигантские дыры в греческом государственном бюджете, и впервые после долгого перерыва они говорят об этом открыто», отмечает Энн Аппельбаум (Anne Applebaum) из газеты Washington Post. Похожей точки зрения придерживается и газета New York Times. Германия, «долгое время бывшая финансистом Европейского Союза, ясно дала понять, что она больше не собирается платить за ошибки и мошенничество других». К такому выводу приходит парижский корреспондент газеты Стивен Эрлангер (Steven Erlanger). В то время как немецкие канцлеры от Конрада Аденауэра до Гельмута Коля делали ставку на интеграцию в НАТО и Европейский Союза, выросшая в Восточной Германии Меркель представляет собой то послевоенное поколение, которое узнавало о нацистской Германии только из рассказов», подчеркивает Эрлангер. По мнению европейских корреспондентов газеты International Herald Tribune Джуди Демпси (Judi Dempsey) и Стивена Касла (Steven Castle), Германия, судя по всему, больше «не хочет довольствоваться ролью добродушного гиганта». И далее: «В то время как Германия после 1945 года черпала международную легитимность из серой коллективной идентичности предшественников Европейского Союза, при госпоже Меркель тенденция заключается в том, чтобы диктовать политику, а не искать консенсуса». Если прежняя Западная Германия была готова «финансировать европейскую интеграцию, то новое объединенное государство смотрит на вещи иначе». Если Коль еще считал, что существуют обязательства по отношению к Европе, то «Герхард Шредер начал менять этот курс». И Меркель, выросшая в Восточной Германии, превратила Германию в еще более сильного защитника своих национальных интересов».