«Харьковские соглашения»: где цель, а где средство?

То, что произошло в Верховной Раде 27 апреля, дало по крайней мере один позитивный результат. Стало окончательно понятно: сделать из Украины вторую Россию не выйдет. Неототалитаризм «в белых перчатках» в Украине не возможен. У нас не может быть «управляемой демократии», так как невозможно свернуть демократию настоящую, сохраняя при этом благопристойный вид. Сползание Украины к авторитарному «единовластию» возможно только крайне откровенным силовым способом.

Для этого есть несколько предпосылок, которые в корне отличают Украину-2010 от России-2000. В России демократия так и не успела утвердиться, она и во времена Бориса Ельцина имела ощутимый авторитарный привкус. Собственно говоря, именно Ельцин и провел всю черновую работу для того, чтобы в дальнейшем в России возникла модель «цивилизованного тоталитаризма», причем возникла без больших потрясений. Политика «раннего» Путина не так уж сильно контрастировала с политикой «позднего» Ельцина — разве что была решительнее. Смена президентов в России воспринималась как корректировка вектора развития, возможно, как устранение шатаний, но не как разворот в противоположную сторону. А еще эти перемены были постепенными, шаг за шагом, и Путину хватило на это терпения, «выдавать на-гора» законченную авторитарную модель за два месяца он не спешил.

А еще в России была Чечня — и соответствующее состоянию «родина в опасности» стремление общества сплотиться вокруг решительного лидера, который спасет и отведет эту опасность. А еще в России исторически сложился спрос на «сильного» лидера, «хорошего царя». А еще, по сравнению со всеми его предшественниками, каких только могли вспомнить россияне даже самого почтенного возраста, Путин казался интеллектуалом, образованным, интеллигентным человеком, спокойным и уравновешенным. Чем и завоевал первоначальные симпатии — в основном потому, что контраст с Ельциным был очень уже разительным.

Ничего этого в Украине сейчас нет. Нет и не будет еще одной составляющей российского сползания к авторитаризму, а затем и к неототалитаризму — тоски общества по утраченному статусу сверхгосударства. Украинские индивидуализм, практичность и даже меркантильность в данном случае сыграли исключительно позитивную роль. Невозможно представить себе ситуацию, когда украинцы массово согласились бы пожертвовать благосостоянием и личным достоинством, терпеть коррупцию и повседневный беспорядок исключительно ради того, чтобы их страны боялся весь мир. Точнее, их можно заставить сейчас — но нельзя заставить воспринимать такое положение вещей как единственно правильное или оптимальное. «Сейчас потерпим, а потом на наших детей вся Европа будет работать», — подобные геополитические прожекты из российских интернет-форумов в Украине не находят большого количества сторонников.

Наконец, в Украине нет экономических предпосылок для утверждения авторитаризма. Нет нефти и газа, за счет экспорта которых можно было бы поддерживать более-менее приличный уровень жизни в условиях неэффективной экономической системы и отсутствия высокотехнологических конкурентоспособных производств. Донбассовский уголь, криворожская руда и даже желтоводско-кировоградский уран ни в коей мере не способны обеспечить выплату обществу некой компенсации за отобранные у него свободы.

Невозможно и повторение Украиной «белорусского экономического чуда», как о нем говорят сторонники «восточнославянского единения» и разных ЕЭПов. В советское время сложилась специализация Беларуси как некоего общесоюзного сборочного цеха, который из деталей и полуфабрикатов собирал готовую продукцию. Даже при этом есть, возможно сами по себе мелкие, но красноречивые факты: скажем, новейшие, самые современные типы белорусских троллейбусов можно встретить в российском Коврове и румынском Галаце, планировал приобрести их польский Люблин, но нет их ни в Минске, ни в Гомеле, не говоря уже о менее крупных городах. Белорусским городам не по карману покупка своего же отечественного продукта, если он не относится к классу «самого дешевого». Поэтому белорусское благосостояние является достаточно условным.

Как бы там ни было, в Украине невозможно даже такое: специализацией Украины в СССР было производство полуфабрикатов и продукции невысокой степени обработки. С того времени мало что изменилось.

Изменится ли в дальнейшем? Украина приняла на себя обязательство закупать определенное количество российского газа и не меньше. Экономика Украины является сегодня очень энергорасходной, она потребляет неоправданно много того же газа. Сравним эти два факта, и некуда будет деться от вывода: энергозатратность заложена и на последующие годы. Модернизации украинской экономики, внедрения высокотехнологических энергосберегающих производств власть не планирует. «Фирменным товаром» Украины так и должны остаться металлопрокат и продукция химической промышленности — по классической политэкономии, средства производства, а не предметы потребления, не конечный продукт, не машины. Сырье и вспомогательные средства, из которых будут создавать конечный продукт в других странах. Одна маленькая деталь: на пресс-конференции 22 апреля Президент говорил о том, что харьковские договоренности позволят сохранить рабочие места в Севастополе.

Об экономическом перепрофилировании города, превращении его в научный и туристический центр, а также торговый порт, вопрос не стоит. Одна малоизвестная в Украине подробность: в России до сих пор весьма распространено такое понятие, как ЗАТЕ — закрытые административно-территориальные единицы. Те же закрытые города, каким дважды за послевоенное время был Севастополь, — до 1959 года и в 1984—1991 годах. Не будет ли теперь настаивать Россия, чтобы Украина закрыла Севастополь для посещения — по крайней мере украинскими гражданами? А если будет настаивать, не согласится ли на это наша власть? Еще одна подробность: по российскому законодательству, экономические субъекты, зарегистрированные в ЗАТЕ, получают значительные налоговые и другие льготы. По этой причине регистрацию в ЗАТЕ (не за просто так, конечно) получают многочисленные фирмы, деятельность которых ни коим образом с ними не связана, или которые именно ради льгот перемещают туда свою деятельность. С другой стороны, контроль деятельности таких субъектов крайне усложнен, поскольку представители контрольных инстанций не имеют на эти территории свободного доступа, а пропуски им могут дать, а могут и не дать. Учитывая коррупционные связи таких фирм с местной властью, это приводит к тому, что допускают только «удобных» и «проверенных» контролеров. Экономической эффективности деятельности таких фирм, качеству и конкурентоспособности изготавливаемой ими продукции это никоим образом не способствует.

Зато Россия на многие годы вперед получила гарантированного покупателя своего газа, да еще и по цене, привязанной к сегодняшним формулам. Чем больше Европа (та, из которой мы стремительно уходим) будет находить альтернативных источников газа и вообще энергии, чем больше она будет внедрять энергосбережение, тем больше должна будет Россия снижать цену на свой газ. Украины все это касаться не будет. Поэтому даже если рассматривать сугубо экономические выгоды от «газа в обмен на Севастополь», не очень поняло, кто их получил в стратегической перспективе — Украина или Россия.

Так что же получила Украина? Тут невозможно не обратить внимания на одно обстоятельство. Объясняя полезность подписанных соглашений, Виктор Янукович ни разу не сказал: да, мол, пролонгация пребывания российского флота в Севастополе — неоднозначный шаг, но не было другого выхода, слишком затруднительные обстоятельства заставили Украину пойти на это. Тональность его выступлений сугубо победная, будто Украина только выиграла от харьковских договоренностей, как говорят, по всем фронтам, а никаких потерь не было. Даже более того: в «Украинской правде» промелькнуло сообщение, что якобы это сама украинская сторона уговаривала россиян пойти на продление срока аренды базы в Севастополе.

Критически настроенные по отношению к власти обозреватели и ее политические оппоненты ведут речь о сдаче Украиной национальных интересов, торговле территорией, о неравноценности уступок обеих сторон. Но не стоит ли взглянуть на события под другим углом зрения? Чем был этот шаг для новой украинской власти? Только уступкой? Реакцией на крах ожиданий: мол, увидев, что в Украине пришла к власти дружественная к России политическая сила, россияне снизят цену на газ просто из братских чувств? Желанием засвидетельствовать свое расположение к РФ на практике? Если такие ожидания и существовали, они были напрасными и свидетельствуют о политической недальновидности: если взять ту же Беларусь, Россия идет на сознательное ухудшение отношений с ней ради практической выгоды.

Выглядит так, что мотивация заключения харьковских договоренностей могла быть совершенно другой и лежать вовсе не в практически-экономической плоскости. Показательными были слова депутатки-коммунистки Александровской на пленарном заседании ВР 27 апреля. Она даже не вспоминала о газе и экономических выгодах. Пролонгацию пребывания российского флота в Севастополе она обрисовала как самодостаточную ценность и самодостаточный успех в борьбе с «националистами». Янукович, конечно, не коммунист. Но он никогда не скрывал: он видит Украину в максимально тесном союзе с Россией, максимально привязанной к ней. Таков для него идеал, таким является исторически предопределенное место Украины на геополитической карте мира, и другого он не видит. Это его внутренние убеждения. Но проблема в том, что, к сожалению, его внутренние убеждения не соответствуют национальным интересам Украины.

Итак, вполне может быть, что оставить российский флот в Севастополе было не средством, а целью. А цена на газ — соответственно, не целью, а всего лишь поводом и информационным прикрытием. Или если и целью, то сопутствующей. Вполне может быть, что Янукович сделал именно то, что, по его внутреннему убеждению, должен был сделать.

Здесь стоит отметить: пролонгация пребывания в Севастополе российского флота вплоть до середины века будет гарантировать невозможность вступления Украины в НАТО — если, конечно, к тому времени не вступит в НАТО сама Россия. Вот что, скажем, ответила Елена Бондаренко на вопрос, не считает ли она устроенные Партией регионов антинатовские демонстрации несовместимыми с провозглашаемым ею же нейтралитетом Украины (январь, чат-конференция, устроенная «Телекритикой»): «Не считаю, потому что НАТО — это не ЮНЕСКО и не Международный союз садоводов, а самый настоящий военный альянс со всеми атрибутами: солдатами, танками, ракетами, флотом». Ответ этот был неграмотным с точки зрения фактологии (армии НАТО не существует, существуют армии стран-членов), но дело не в этом. Выходит, что во время Второй мировой войны СССР был безукоризненно нейтральным государством, поскольку Гитлер был никоим образом не садоводом. Со своей стороны, безукоризненно нейтральным государством — ну просто тебе второй Швейцарией! — была гитлеровская Германия, поскольку Сталин тоже садоводом не был. Но эта подмена понятий постоянно присутствует в публичных выступлениях регионалов. Враждебность к НАТО, оперирование во внешней политике сугубо военной системой понятий, неуместных в мирное время, — это один из краеугольных камней идеологии Партии регионов. Поэтому и тут ее лидер добился реализации одной из программных целей.

Наконец, получил он и сугубо практический выигрыш: росло недовольство коммунистов — вплоть до того, что звучали их угрозы выйти из коалиции. По мнению КПУ, новый Президент не выполнял своих обещаний максимально сближаться с Россией. Теперь коммунисты довольны — по крайней мере, на определенное время, и коалиции ничего не угрожает.

Можно говорить, что Виктор Янукович был хотя бы внутренне честным. Точнее, можно было бы говорить, если бы не одно обстоятельство: во время избирательной кампании привлекал избирателей он совсем другим — социальными обещаниями, обещал провести реформы и прекратить хаос. Его избиратели не давали ему мандата на единоличное решение вопросов, подобных севастопольскому. Да и было этих избирателей меньше половины даже тех, кто принял участие в голосовании. В демократических странах подобные вопросы принято решать на референдумах.

Что ж, шок от того, что случилось, пройдет. Какими бы ни были чувства, на самом деле ничего не потеряно: что изменилось, так это только то, что теперь сократить срок пребывания российского флота в Украине можно будет только через референдум. Но Виктор Янукович допустил тактическую ошибку. Даже две. Во-первых, как раз в день скандальной ратификации харьковского договора Верховной Радой он находился в Страсбурге. Во-вторых, он начал свою деятельность с очень раздражающего многих граждан шага, да еще и обставил его так, чтобы это максимально шокировало. Вряд ли количество сторонников Президента от этого возрастет, а количество непримиримых противников уменьшится.

Если первые два месяца после победы Януковича на выборах те граждане, которые голосовали не за него, были деморализованы, теперь они получили шоковую терапию. Апатия может минуть. Получила шоковую терапию и оппозиция, до этого также деморализованная. Правда, она осталась верна себе: то она вроде бы объединяется, то вроде бы не объединяется. Печально, но оппозиционеры, кажется, так и не осознали: двухпартийной системы в Украине нет. И отношения между политическими силами не лежат в плоскости: либо создаем такую себе мегапартию вроде «оппозиционной КПСС», либо деремся и дальше. Речь вообще не должна была бы идти об объединении или необъединении, это понятие из совсем другого дискурса. Взаимная поддержка и скоординированные действия по принципиальным вопросам — именно такова общедемократическая практика, и именно это означало бы политическую зрелость.

Урок, который получила оппозиция, — это недопустимость безоглядного предвыборного популизма. Вспомним: Арсений Яценюк говорил о «едином пространстве от Ужгорода до Петропавловска-Камчатского». Вряд ли он теперь радуется тому, что первый шаг к такому пространству уже сделан. Юлия Тимошенко вообще не артикулировала перед выборами своего видения внешнеполитических перспектив Украины, ограничивая агитацию вопросами, условно говоря, «дешевой колбасы». «Дешевый газ по любой цене, что даст дешевую колбасу», как оказалось, не удовлетворяет и ее. То есть они сами молчаливо соглашаются: во время избирательной кампании они ставили принципиальные вопросы не так, как надлежало бы. Они видели в обществе не союзников, а лишь объекты внушения.

Старая оппозиция в значительной степени исчерпала себя. То есть старые и традиционные политические силы и политики, которые в настоящее время являются оппозиционными. Возможно, последние события дадут ей второе дыхание, заставят наконец прекратить повторять старые и заезженные идеи и генерировать новые, модерные. А возможно, они дадут импульс формированию новой оппозиции, долгожданной новой политической элиты. Только бы этой новой оппозиции пришлось бороться лишь с властью, а не со старой оппозицией, только бы старая оппозиция видела в ней союзника, а не конкурента. Если будет последнее, если демократические политики не изменят парадигмы взаимоотношений, они утратят последний шанс — в этот раз уже действительно последний. Нового уже не будет.