Кандагар: Вчера и завтра

В альбоме моей памяти сохранился впечатляющий образ Кандагара более чем 20-летней давности, который только недавно покинули советские войска. Вид города тогда наглядно свидетельствовал о том, как глупо заканчиваются иностранные военные авантюры в Афганистане: сотни акров руин, целые кварталы, превращенные в мешанину бетона и покореженной стали. Дальше, в бедной части города пейзаж походил на раздавленную коробку шоколада – разбитые стены глинобитных домов, в которых некогда жили десятки тысяч людей, теперь вынужденных искать убежища от бушующей в Афганистане войны.

Оказавшись не в силах справиться с моджахедами восьмидесятых годов, отчаявшись удержать город, ярче всего символизирующий историю афганского национального сопротивления, советские войска прибегли, подобно американцам во Вьетнаме, к уничтожению путем бомбардировок. Это фактически означало признание того, что они проиграли. Когда советская армия возвращалась домой через Гиндукуш, за спиной у нее не оставалось ничего, что могло бы послужить памятником 14000 погибших советских солдат и миллиардам потраченных Кремлем рублей, кроме до сих пор повсеместно попадающихся в Афганистане остовов сожженных танков, вертолетов и бронетранспортеров.

Я не мог не вспомнить об этом на прошлой неделе, когда талибы, наследники моджахедов, послали смертника на машине, груженой почти тонной высоковзрывчатых веществ, атаковать конвой НАТО на западе Кабула. В итоге погибли, по меньшей мере, 18 человек, включая пять военнослужащих НАТО, четверо из которых были офицерами. В том чудовищном счете, который ведут участники конфликта, случившееся стало триумфом «Талибана», о чем и оповестили нас фотографии с места трагедии. Над побоищем, как грозный часовой, возвышался полуразрушенный артобстрелом старый королевский дворец Дар уль-Аман - еще один памятник советской катастрофе.

Когда весной 1989 года я бродил среди развалин Кандагара, до распада Советского Союза, ускоренного афганским перенапряжением, оставалось всего три года. Сейчас я, как и многие из тех, кто помнит то время, вспоминаю о советском фиаско, и эти воспоминания гремят в моем мозгу набатом, предупреждая о несчастьях, которые ждут Америку, если война будет идти так, как она идет, в сторону расширения влияния талибов и их соратников из «Аль-Каиды», в то время как коррумпированное правительство в Кабуле и его разочарованные союзники все яснее понимают, что война против исламских боевиков может, в конечном счете, оказаться проигрышной.

Летом 2010 года Кандагар вновь лежит в самом сердце проблемы. Генерал Стэнли Маккристал, командующий американскими войсками, уже несколько месяцев намекает на то, что жизненно важная битва войны, призванная ослабить щупальца, которыми «Талибан» опутал город и близлежащие деревни, начнется этой весной или летом. Когда в прошлом году он принял на себя командование в Кабуле, Маккристал предупредил, что война может быть проиграна, если не вооружение не будут приняты новые радикальные стратегии, и на этот раз он вновь не стал рассказывать нам сказки. По сути, генерал предупредил, что борьба за Кандагар может определить исход войны.

Это суждение отражает уроки, выученные в Ираке, где, вместе с другими журналистами, я провел годы, наблюдая за иллюзионизмом генералов, которые занимались тем, что «пытались накрасить губы свинье». Именно так назвал происходящее генерал Дэвид Петреус, когда его назначили в Ирак, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Ощущение того, что битва за Кандагар привела Америку к перелому в афганской войне, является признанием исторического, политического и стратегического значения города и окружающей его провинции.

Хотя Кабул является столицей страны уже 250 лет, Кандагар остается главным горнилом власти в Афганистане с середины 18-го века, когда племенной вождь Ахмад-Шах Дуррани объединил страну и провозгласил себя первым из королей Дуррани, чья династия стойко держалась до того момента, как последний из монархов, Захир-Шах, был свергнут в 1973 году. Коммунисты, находившиеся у власти до 1992 года, считали свое соперничество с моджахедами за поддержку кандагарских племен жизненно важным для своего выживания, и два правительства, находившихся у власти с 1990-х годов – талибы, изгнанные в ходе руководимого американцами вторжения после 11 сентября, и действующая администрация Хамида Карзая – берут свое начало в Кандагаре.

В стране с населением в 30 миллионов человек важность Кандагара не исчерпывается числами. Считается, что в провинции проживает менее двух миллионов человек, из них примерно половина в самом городе и прилежащих к нему районах. Большинство жителей принадлежат группе влиятельных племен – поползай, баракзай, ачакзай, алокозай, ализай, ишакзай, нуурзай и гилзай – являющихся членами конфедерации, известной как пуштуны. Они являются политически господствующей этнической группой, в основном проживающей на землях между горами Гиндукуша и границей с Пакистаном, чья протяженность составляет 1200 миль (1920 км).

Кандагар критически важен со стратегической точки зрения. Он расположен на пересечении исторических торговых путей, использовавшихся как пути просачивания сначала моджахедами, а теперь и талибами. Кандагар – это главный склад для опиумно-героиновой торговли, являющейся главной экономической опорой Афганистана и источником финансирования для «Талибана», а также для коррумпированных племенных вождей, которые, по крайней мере, номинально поддерживают правительство в Кабуле. Среди них, по утверждениям многих афганских и американских чиновников, и младший сводный брат президента Карзая – Ахмед Вали Карзай, являющийся президентом провинциального совета Кандагара.

Большинство из 30 тысяч дополнительных американских военнослужащих, чья отправка была одобрена президентом Обамой в прошлом году, были направлены на юг, и представители Пентагона признают, что происходящее в Кандагаре, вероятно, станет решающим фактором, когда наступит июль 2011 года, и г-ну Обаме придется подвергнуть роль Америки в этой войне пересмотру в соответствии с назначенным им самим крайним сроком для принятия решения.

Генерал Петреус, ответственный за обе войны в роли главы Центрального командования, предупредил о том, что не стоит проводить слишком много аналогий. Но для журналистов, освещавших конфликты в Ираке и Афганистане, существует убедительное сходство. Кандагар и его племена бросают те же вызовы и предоставляют те же возможности, что и иракская провинция Анбар, где пропагандистская кампания, проведенная американцами среди племенных вождей суннитов, положила начало новому этапу в этой войне, позволившему надеяться на почетный выход американцев из страны.

Еще одно сходство в том, что после многих лет фальстартов, американское командование, наконец, готово почтить военную доктрину «извлеченных уроков» - и в Афганистане речь идет не только об ошибках, сделанных предыдущими американскими командующими, но и о советских промахах. Таким образом, в Кандагаре не будет никаких тактик «каменного века», использованных Советами, и, скорее всего, почти никаких бомбардировок. Генералы Петреус и Маккристал даже не хотят называть свой план «наступлением», описывая его как классическую противоповстанческую операцию, одинаково полагающуюся на политические инновации и военную силу. По сути, Кандагар станет лабораторией военных доктрин, созданных десятилетием боевых действий в обеих войнах и опытом двоих генералов, бок о бок прошедших оба конфликта.

Не то, что бы огневая мощь будет нерелевантной. Генерал Маккристал, командовавший в Ираке войсками специального назначения, уже использовал американских и британских спецназовцев для нанесения быстрых и жестких ударов по избранным объектам в самом Кандагаре и его окрестностях, чтобы попытаться «сократить» численность талибских Либеров. Можно ожидать дополнительных американских ударов в прилегающих районах и на путях проникновения; в самом городе боевые действия в основном будут вестись афганскими силами. Но ключевым элементом плана является стремление достигнуть политического соглашения между племенными фракциями внутри города, после того, как они увидят потери, нанесенные талибам.

Если это сработает, то станет исторической победой. Но это рискованное предприятие, как признают и сами американские генералы. Одной из проблем, стоящих перед ними, является тот факт, что талибы, похоже, становятся для многих афганцев меньшим из двух зол. Как бы их не ненавидели за их средневековую жестокость и мракобесие, от публичных обезглавливаний до запрета женщинам выходить на работу и осуждения почти всех форм общественных развлечений, их прямота – некоторые называют это их примитивной честностью – являет собой полный контраст братьям Карзай, которых многие презирают за их очевидную решимость превратить правительство в машину для личного обогащения и власти.

Во многих областях, находящихся под контролем или сильным влиянием талибов – отчет Пентагона, представленный Конгрессу США в апреле, оценивает, что 48 из 92 проанализированных районов поддерживали в марте этого года «Талибан», в то время как в декабре число этих районов равнялось 33 – мятежники смогли учредить, как минимум, точную копию правительства. Они назначили теневых губернаторов, повысили налоги и учредили суды. Полагаясь на свои собственные, извлеченные из ошибок, уроки, они отказались от некоторых из своих самых жестких мер: теперь они позволяют детям запускать воздушных змеев, а жителям деревней играть в футбол, и они запретили, в соответствии с приказом муллы Мухаммеда Омара, ставшего в 1994 году одним из основателей «Талибана», публичные обезглавливания подозреваемых злоумышленников. (Омар предпочитает расстрел перед строем.)

Все это является отходом от Кандагара, в который я возвратился в 1996 году, когда талибы завершили свое завоевание всего Афганистана к югу от Гиндукуша. Испытав на себе правление талибов в Кабуле, где группа боевиков ненадолго заключила меня в удушающий грузовой контейнер за то, что моя щетина оказалась недостаточно длинной, чтобы соответствовать исламскому стандарту неподстриженных бород, я отправился в Кандагар, чтобы повстречаться со львом в его логове. Я обнаружил город, где взбешенная толпа собралась посмотреть, как молодую вдову, насильственно выданную замуж за престарелого мужчину, привели в главную мечеть и забили камнями до смерти – и среди тех, кто это делал, был и один из ее собственных детей – за утверждаемую измену, вторым участником которой стал 38-летний сын ее мужа.

Мулла Омар отказался встретиться со мной, считая американских журналистов безбожниками. Однако один из его заместителей, любезный мужчина, потерявший глаз и ногу, воюя на стороне моджахедов, пригласил меня на разговор в старом королевском дворце. Попивая восхитительный свежевыжатый гранатовый сок, мы провели за разговором весь вечер и часть ночи, пока он, наконец, не спросил моего совета по вопросу, волнующему правящий совет талибов.

Проблема, по его словам, состояла в распространении случаев гомосексуализма среди бойцов «Талибана», многие из которых происходили с участием мужчин постарше и молоденьких мальчиков. Следует ли закапывать правонарушителей живыми или отводить их на старую крепостную стену и сбрасывать оттуда вниз? Этот вопрос перенес меня через века в прошлое, во время, когда схожее варварство было повседневным на христианском Западе. Но когда я спросил своего хозяин, почему талибы вообще прибегают к такому насилию, он удивленно ответил: «А почему нет?»

В тот момент я осознал то, что по-прежнему остается недоступным для многих на Западе, в то время как наши войска пытаются принести в Афганистан свободы, которыми мы так давно пользуемся. Дело в том, что наш мир и мир многих афганцев– не считая, конечно, более космополитического и светского класса, который мы выбрали в качестве основного союзника – в сущности разделены сотнями лет. Нас разделяют древние истины Корана, ритм традиционной афганской жизни и отсутствие в историческом опыте Афганистана чего бы то ни было, напоминающего Просвещение 18-го века, расширившее свободы, которыми пользовались наши предки. Для американского командования, стремящегося завершить конфликт в Афганистане так, чтобы избежать унижения, которое пришлось пережить Советскому Союзу, эта пропасть может оказаться непреодолимой.