Дамаск. «Мы больше не можем ждать”, - говорит Башар аль Ассад, сирийский президент. «Америка Обамы дала надежду на изменение ближневосточной политики. Но сейчас времена изменились. Соглашение между ближневосточными странами меняет политическое устройство в регионе». Сидя на диване из черной кожи в своем президентском кабинете, Башар аль Ассад намечает контуры новой геополитической картины. Он предупреждает: «Это не изменение направления на 180 градусов: мы по-прежнему стремимся к хорошим отношениям с Вашингтоном. Это скорее осознание реальности того, что Америке и Европе не удалось разрешить мировые проблемы, в частности, проблемы нашего региона. В результате этого провала возникают новые альтернативы, например, геостратегическое направление, объединяющее Сирию, Турцию, Иран, Россию, которые связаны общими интересами, политикой, инфраструктурой. Пять морей: Средиземное, Каспийское, Черное, Красное и Персидский залив объединяются в едином пространстве, а это - центр мира. Мы вовсе не отказываемся от мирных переговоров: если Израиль вернет нам Голанские высоты, мы, конечно, не скажем «нет». Но только общее соглашение, в которое будет включена и палестинская проблема, даст гарантию прочному миру. И этот мир, рано или поздно, наступит».
- Господин президент, Вы считаете, новый стратегический фронт альтернативой Западу, влияние которого, по Вашему мнению, снижается?
- Я хочу извлечь урок из прошлых ошибок. Америка и Европа нам сказали: «Мы разрешим проблемы. И мы ждали. Сейчас мы больше верим в роль других стран. Если кто-то хочет помочь, мы не возражаем. Но решать проблему должны мы сами.
- Если бы Израиль захотел заключить договор с Сирией, Вы бы пошли на это? Или Вы настаиваете на договоре Израиля со всем арабским миром?
- Многие на Западе не понимают разницы. Если Израиль готов вернуть нам Голанские высоты, мы не сможем сказать «нет» мирному договору. Но только комплексное решение гарантирует настоящий мир. Договор только между Сирией и Израилем, оставит неразрешенным палестинский вопрос. Это будет не мир, а перемирие. И, в самом деле, при пяти миллионах палестинских беженцах, рассеянных по белу свету, напряжение останется высоким.
- Израиль требует от Вас в обмен на договор прекратить отношения с Ираном. А Вы говорите о новом союзе с Тегераном. Нет ли в этом противоречия?
- Замечу следующее: речь идет о мирном договоре именно с Сирией. Это моя земля и моя проблема. Почему нужно отдаляться от Тегерана, если он выступает за мир? Израилю известны условия договора. Они были сформулированы в присутствии Моратиноса (Moratinos), министра иностранных дел Испании».
- И что же было сказано?
- Вот слова, зафиксированные в тексте: «Мы понимаем, что мир с Сирией невозможен без возвращения Голанских высот вплоть до последнего квадратного сантиметра».
- Но такая непримиримость не вредит мирному процессу?
- Хочу задать Вам вопрос. Если у Вас что-либо украли, Вы захотите вернуть себе все целиком или только часть украденного? Мы можем пойти на различные компромиссы: по вопросам безопасности и взаимоотношений. Но, когда речь идет о территории, здесь мы не можем идти на уступки».
- А как же с Америкой? Она отказалась от роли посредника?
- Америка сейчас потеряла свое влияние, потому что ничего не предпринимает. Но, тем не менее, она остается единственной великой державой. Если она хочет принимать участие в переговорах, то ее роль будет определяющей на конечной стадии, когда понадобится гарантия международного сообщества.
- Началась новая фаза непрямых переговоров между Израилем и Палестинской администрацией при посредничестве Митчелл, специального представителя США. Считаете ли Вы это важным шагом?
- Все знают, что это ни к чему не приведет. Это знают арабы, палестинцы и сами американцы. В Вашингтоне этот факт признают в частном порядке: они не доверяют нынешнему израильскому правительству.
- Какие сигналы поступают к Вам из Белого Дома Обамы?
- Я хотел бы провести границу между личностью Обамы и Американским государством. У президента хорошие намерения. Атмосфера изменилась в лучшую сторону: отменили запрет на наше участие во Всемирной торговой организации. Но ведь есть еще Конгресс, лобби, которые вмешиваются в наши отношения, иногда в позитивном плане, а иногда - в негативном. А, в конце концов, судить надо по результатам.
- Да, но Соединенные Штаты и Израиль обвиняют вас в передаче ракет Scud вашему союзнику Хезболла в Ливане. Это так?
- Нет, не так. Кто принимает всерьез эти обвинения? Даже сами американцы так не считают. Это пропаганда Израиля, который не предоставил ни одного доказательства. Израиль подпортил свой имидж своим отношением к палестинцам, наступлением и эмбарго в секторе Газа, отказом блокировать строительство поселений, нежеланием присоединиться к мирным американским и арабским инициативам. А обвинения не более, чем отвлекающий маневр, чтобы затормозить заключение соглашения между Америкой и Сирией. Но мы все равно будем работать для мира. И рано или поздно он наступит.
- Откуда у Вас такое твердое убеждение?
- Это не случится в ближайшем будущем. Израиль сегодня еще не готов заключить договор. Он не может на это пойти. Израильское общество слишком сдвинулось в сторону правых сил. Этот процесс начался в 1967 году, он углубился с приходом к власти правых сил в Америке и в Израиле: Буша и Шарона. А потом нужен настоящий лидер, который бы вел вперед общество, а не просто служащий, который заботится только о том, чтобы получить подтверждение свого мандата на следующие четыре года.
- Тогда какой же источник Вашего оптимизма?
- Израиль потерял одно из своих сильных преимуществ. До сих пор он рассчитывал на силу оружия. Израильтяне повторяли: «Нам не нужна любовь. Достаточно, чтобы нас боялись». Но сейчас, несмотря на военную мощь Израиля, арабы его больше не боятся.
- Господин президент, картина, которую Вы нарисовали, оправдывает стратегическое изменение выбора союзников?
- Если мы хотим говорить о стратегии, то надо отметить, что Америка избрала эмпирический метод проб и ошибок. А у меня есть стратегия, основанная на наших интересах. И мои отношения с Соединенными Штатами я рассматриваю через эту призму.
- И как же Вы видите мир через эту призму?
- Я вижу эпохальные изменения, и не только на Ближнем Востоке. Китай и Бразилия больше не ждут, когда Соединенные Штаты дадут им отмашку. Что касается нашего региона, я вижу то, что многие не хотят замечать, а именно, рождение союза, основанного на общих интересах, связанного общим пространством, совпадением политики и инфраструктуры. Это новая карта, основанная на смежности территории. В этом пространстве существуют региональные и развивающиеся страны.
- Какие?
- Сирия, Иран, Турция. А также Россия. Это страны, которые связаны друг с другом газопроводами, нефтепроводами, электросетями, железными и автомобильными дорогами. Единое гигантское пространство объединяет пять морей: Средиземное, Каспийское, Черное, Красное и Персидский залив. Речь идет о центре мира. Кто бы ни направлялся с юга на север, с востока на запад, он должен пересечь этот район. Вот почему тысячелетиями здесь велись войны.
- Следовательно, теперь на Ближнем Востоке придется иметь дело с тройственным союзом: Сирией, Ираном и Турцией?
- Совершенно верно. Между нами, граничащими друг с другом странами, должны быть хорошие отношения. Этому нас учит прошлое. В самом деле, к чему хорошему привели 80 лет конфликта с Турцией? Ни к чему. А сейчас, посмотрите на результаты. Без соглашения между Сирией, Ираном и Турцией какова сегодня была бы ситуация в Ираке, да и во всем регионе? Уверяю Вас, намного хуже теперешней.
- Но первая попытка выступить единым фронтом, я говорю о дипломатическом соглашении между Турцией и Бразилией по поводу иранской атомной проблемы, привела к скептическому отношению американцев и европейцев. Почему, по Вашему мнению?
- Ну, этот скептицизм и меня заставляет подходить к вопросу скептически. Мне не кажется, что Запад заинтересован в разрешении проблемы. Мы беспокоимся о нашем регионе, потому что то, что будет навязано Ирану, ударит и по остальным. Действительно, будущее за атомной энергией и за возобновляемыми ресурсами. У меня тоже будет атомная станция, по крайней мере, для производства электроэнергии. Это мое право, гарантированное Договором о нераспространении ядерного оружия.
- Иран сегодня представляет собой большую опасность для международного сообщества. И тяжелые репрессии против внутренней оппозиции после выборов в прошлом июне не дают поводов к изменению такого отношения. Вам не кажется, что у Запада есть основания для беспокойства?
- Кое-кто обвиняет меня в заключении договора с дьяволом. Но это не так. Я заключил союз со страной, играющей важную роль в регионе. Вот что имеет значение. И потом, это соседнее государство. А с соседями нужно иметь хорошие отношения, если ты хочешь добиться решения проблемы.
- Но разве можно сотрудничать со страной, которая ставит под сомнение само существование Израиля и каждый раз призывает к его разрушению?
- В политике много говорят, но важны действия. Если Иран действительно хочет разрушения Израиля, почему он поддержал наши мирные переговоры? Тегеран — гораздо более умеренный, чем принято думать.
- А какова же роль России? Вас только что посетил президент Медведев. Это первый визит главы российского государства в Дамаск со времени большевиков. Нужно ждать других новостей?
- Визит Медведева заставит Вас понять размах изменений. Все хотят играть какую-то роль в этом регионе. У России тоже есть здесь свои интересы. Следите за передвижениями, и Вы поймете смысл происходящего. После Дамаска Медведев отправился в Турцию, где он подписал контракты на миллиарды долларов, отменил визовый режим между двумя странами. То же самое сделали и мы с Турцией.
- Однако Москва снабжает Вас оружием, в то время, как Америка поставляет в Израиль новые противоракетные установки. Мы возвращаемся к холодной войне?
- Русские никогда не верили, что холодая война закончилась. Да и мы в это не верим. Она изменила форму, эволюционировала во времени. Россия вновь утверждается на международной арене. А холодная война — это нормальная реакция на американскую попытку подчинить себе весь мир.
- Вы изучали Америку в Бейруте? Вам кажется, что Вы победили в Ливане?
- Термины, которыми Вы оперируете, мне чужды и не отражают мои мысли. Другие говорят, что война возникла, потому что Ливан разделен на два лагеря: один поддерживается Америкой, а другой выбрал иную линию поведения, противоположную Израилю. Настоящей победой было бы добиться хороших отношений со всеми ливанцами. Как видите, это не война влияний между Сирией и Соединенными Штатами.
- Господин президент, Вы приняли ливанского премьера Саада аль-Харири. Вы говорили с глазу на глаз об убийстве его отца, бывшего премьера Рафика аль-Харири, в котором Вас обвиняют?
- Я — человек прямой. Я ему сказал: «Будь искренен со мной. Если ты думаешь, что мы его убили, или способствовали его убийству, скажи мне об этом прямо.
- И что же он ответил?
- Он был с официальным визитом как премьер-министр; в качестве официального лица он не мог высказывать свое личное мнение, так как тогда дело приобретает государственное значение. Нужно ждать судебных доказательств.
- Что же решит суд, по Вашему мнению?
«Наша лучшая защита — это сотрудничество. Я убежден в нашей невиновности».