Я русская и живу в Чехии чуть больше тринадцати лет. Моя семья когда-то переехала сюда за лучшей жизнью и более радужными перспективами. Родители мне всегда говорили, чтобы на улице я просто так по-русски не говорила. Я даже точно не знала, почему. За все это время я ни разу серьезно не сталкивалась с негативным отношением чехов к русским. Я не знаю, как это возможно, но мне удалось прожить в такой относительной идиллии.
Я помню, как в начальной школе дети учили меня чешскому, водя за руку по классу: «Tabule! Lavice! Křída! Paní učitelka!». Хотя из-за детского злорадства пару раз они неправильно объяснили мне значения слов, но, как правило, пошутив и посмеявшись, через минуту мне все рассказывали. Начальная и средняя школа в общем прошли хорошо, особенно когда я научилась говорить по-чешски, и моим самым частым словом перестало быть «не понимаю». Я не чувствовала, что моя национальность как-то отделяет меня от остальных.
Только однажды настал день, когда мне пришлось посмотреть правде в глаза. Я решила пойти на подготовительные курсы для тех, кто хочет изучать журналистику. Осенью в среду я вошла в класс пражской гимназии, это помещение одно агентство снимало для курсов во второй половине дня. Я чуть опоздала, и все парты были забиты. Я села на последний ряд и начала слушать. Преподавательница на вводной лекции рассказывала нам о собственном журналистском опыте и объясняла, что мы будем проходить. Потом каждый из участников должен был представиться. После классических «меня зовут так, я оттуда и я здесь хочу этого» очередь дошла до одной девушки, которая как-то незаметно начала рассказывать о том, что каждый вечер в своем городе она боится идти с вокзала домой, потому что везде на улицах русские, русаки или Rusáci, вид которых пугает.
И вот здесь произошло то, что меня действительно разозлило. Учительница, которая еще минуту назад у доски провозглашала важность объективности и беспристрастности в журналистике, с радостью присоединилась к этой девушке. Не только к ее критике русских, живущих здесь, и русских, живущих не здесь, но и к слову «Rusáci», к русакам. Преподавательница рассказала несколько историй о своей прежней работе журналистом еще в советские времена, истории, конечно, были к теме.
Если честно, до конца занятия я уже не очень слушала, о чем говорили. Мое имя Алина гарантировало, что мне, когда я буду представляться, будет достаточно сказать, что я просто люблю писать, и внимание класса быстро перейдет на следующего студента. Меня мучит то, что я не нашла в себе сил прямо спросить, как их журналистская объективность может сосуществовать с «русаком». В общем, я уже больше никого ни о чем не спрашивала, потому что у меня сложилось впечатление, что своим присутствием я нарушаю атмосферу коллегиальности, которую преподавательница довольно фамильярным способом попыталась создать.
На занятия я больше не ходила. Я поняла, что не в моих силах убеждать 30 человек в том, что я не яростный сторонник ни нынешней, ни прошлой политики России. После того рокового осеннего дня мои розовые очки исчезли. Я вспомнила человека, которого вместе с родителями я встретила на прогулке, когда мне было около семи лет. Он шел за нами и громко кричал: «Чего вы здесь хотите? Идите туда, откуда пришли!». Я вспомнила, как мои «пятерки» одноклассники объясняли тем, что все русские богатые и глупые, намекая, что классному руководителю заплатили.
Сегодня на Facebook под видео с известной русской песней шла дискуссия, обсуждали безвкусицу русского попа в сочетании с отвращением к русскому языку и экспансии российской, или «псевдобольшевистской», политики. Я почувствовала ту же беспомощность, что и на занятии по журналистике. Эту песню очень любит мой дедушка, она послевоенная, так он вспоминает свое грустное, но интересное детство ребенка сироты. Но как объяснить, что ностальгия от песни – это не проявление политических пристрастий?
Если смотреть в целом, быть русским в Чехии тяжело. Я люблю Прагу и чувствую себя здесь, как дома. Я люблю говорить по-чешски. Но я никогда не знаю, какая реакция последует, когда я представлюсь. Хотя нет, знаю:
— Меня зовут Алина.
— Алэна?
— Нет, Алина, «и».
А отношение к этому чужому «и» уже может быть разным. В общем, я хочу сказать только одно. Я не воплощение политики. Я обычный человек, и когда вечером я иду домой, я тоже боюсь, если в темноте кто-то есть, и неважно, какой он национальности…
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Я поняла, что не в моих силах убеждать 30 человек в том, что я не яростный сторонник ни нынешней, ни прошлой политики России. После того рокового осеннего дня мои розовые очки исчезли. Я вспомнила человека, которого вместе с родителями я встретила на прогулке, когда мне было около семи лет. Он шел за нами и громко кричал: «Чего вы здесь хотите? Идите туда, откуда пришли!».
