Россия глуха к мольбам о правосудии

Лишь один посетитель явился на заключительное слушание по делу об убийстве Магомеда Евлоева. Это был грубоватый мужчина с лицом кирпичного цвета в тщательно отглаженном черном костюме; в зале суда он снял меховую папаху, положил ее рядом на скамью и застыл в ожидании, когда у него появится возможность говорить.

Солнечный свет врывался в окно, отражаясь от белых стен; но мужчина принес с собой в помещение ощущение тяжести. Наконец, получив слово, Яхья Евлоев встал и зачитал длинный список доказательств, которые так и не были собраны: свидетелей не опросили, ниточки следствия остались без внимания, - которые могли бы привести к уверенности в том, что причиной смерти его сына было убийство.

Из уважения к утрате пожилого человека в комнате воцарилось молчание, и на мгновение показалось, что можно вернуть процесс на 18 месяцев назад, когда его сына, лидера оппозиции республики Ингушетия на юге России, затолкнули в милицейский фургон, где он был убит выстрелом в упор.

Тогда, в августе 2008 года, это преступление выглядело столь вызывающе, что, казалось, за этим последуют какие-то действия. Магомед Евлоев громко повздорил с руководителем региона Муратом Зязиковым, летевшим вместе с ним на борту самолета рейсом из Москвы. Менее чем через полчаса после того, как 36-летний Евлоев спустился по трапу под конвоем милиции, он был доставлен в больницу со смертельным огнестрельным ранением.

Смерть на северокавказской окраине России, где насилие не редкость, часто воспринимается с мрачным смирением, однако тут, казалось, был другой случай. По всей Ингушетии прошла волна протестов, а западные лидеры оказывали на Москву давление, требуя наказать виновных. Казалось, даже Кремль ощутил силу политического давления: через два месяца президент Дмитрий Медведев снял с поста Зязикова и его министра внутренних дел.

И вот, по прошествии почти двух лет, мы являемся свидетелями образцового примера того, как можно заглушить судебный процесс. В России прокурор традиционно выступал в роли сторожевого пса власть имущих. Петр Великий рассматривал Высокий суд как «глаз царя», Сталин превратил его в жестокое орудие подавления.

Хотя реформы постсоветской эпохи лишили их этой власти, прокуроры по-прежнему находятся под прямым политическом давлением центрального руководства, и редко распространяют свое должностное усердие на высокое начальство. В данном случае федеральные следователи, подотчетные Москве, взяли дело в свои руки и блокировали все направления расследования, которые могли бы указывать на высокопоставленных официальных лиц.

Яхья призвал следователей расследователь дело об убийстве; однако изучение материалов дела показало, что эта возможность не была рассмотрена. Вместо этого государство возбудило дело об убийстве по неосторожности, мягкое обвинение, часто выдвигаемое в случаях халатности медицинских работников; прокурор просил обвиняемому наказание в виде двух лет лишения свободы. Для сравнения, обвиняемые в распространении пиратского программного обеспечения могут получить до пяти лет лишения свободы.

Официальное объяснение случившегося было составлено через час пять минут после того, как Магомед Евлоев скончался на больничной койке. Его смерть, написали следователи, произошла в результате необычного несчастного случая.

‘Point Blank’

В момент поступления в больницу Магомед Евлоев находился в состоянии глубокой комы: он не реагировал на прикосновения, на звук и на свет; когда измерили артериальное давление, оно оказалось равно нулю. Следователь по особо важным делам зафиксировал смерть в 14 часов 55 минут, описав пулевое ранение в голову по траектории, слегка отклонившейся вверх от правой височной доли, как «выстрел в упор».

В 16 часов следователь областной прокуратуры открыл дело об убийстве по неосторожности, заявив, что, когда Евлоева везли для допроса в милицейском «бобике», он попытался отобрать автомат Калашникова у сидевшего справа от него сотрудника. Следователь не разговаривал с тремя милиционерами, находившимися в машине, он только прочитал материалы, предоставленные министерством иностранных дел Ингушетии, и его объяснение вызывает больше вопросов, чем дает ответов.

«Были приняты соответствующие меры по пресечению этой попытки, - пишет следователь, - в ходе которых гражданин Евлоев получил огнестрельное ранение в результате случайного выстрела из милицейского оружия».

В следующие пару недель история обросла подробностями, но возник ряд проблем. Подозреваемый, Ибрагим Евлоев (однофамилец жертвы, но не его родственник), по роду службы обычно не занимался доставкой свидетелей, служил охранником министра внутренних дел Ингушетии, прибывшего в аэропорт для встречи президента. И на первом же допросе, который состоялся в 16 часов 25 минут того дня, он не мог объяснить, как произошел несчастный случай.

Во время следственного эксперимента, проведенного на месте происшествия через 13 дней, подозреваемый заявил судебным экспертам из прокуратуры, что он не нажимал на спусковой крючок. Он заявил, что он наставил на жертву 9-милиметровый пистолет Сечкина из окна слева в ожидании нападения вооруженных сторонников Магомеда Евлоева. Когда он обернулся в сторону двух мужчин, боровшихся за автомат Калашникова, Евлоев отдернулся назад и ударил по пистолету, что и привело к выстрелу.

Если следователи и проверяли, есть ли на «Калашникове» отпечатки пальцев Евлоева, результатов проверки они не предъявили. И если Евлоев дернулся головой назад и задел оружие, непонятно, почему пуля попала в него сбоку, на дюйм выше левого уха. Но, как явствует из стенограммы следственного эксперимента, судмедэксперты не настаивали на выяснении этого вопроса:

Эксперт Осенчугова: «Могло ли ваше оружие коснуться головы жертвы, когда вы резко обернулись?»

Ибрагим Евлоев: «Выстрел произошел, когда я повернулся из-за происходившей борьбы. Я не могу точно сказать, как это случилось, все произошло слишком быстро».

Эксперт Осенчугова: «Не помните ли вы, возможно, голова жертвы была наклонена к подголовнику, или, может быть, опущена вниз?»

Ибрагим Евлоев: «Я не могу описать подробности».

«Позднее, - гласит запись эксперимента, - подозреваемого попросили лазерной указкой провести примерную траекторию выстрела. Подозреваемый отказался это сделать, сказав, что для него разница между реальным оружием и лазерной указкой слишком велика».

На этом этапе эксперимента эксперты из прокуратуры взяли лазер и сами провели траекторию выстрела. Следователь спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы. Вопросов не было. Когда Осенчугову спросили, насколько правдоподобен рассказ сотрудника, она заявила, что «подобный механизм ранения, возможно, нельзя исключить».

На этом следственный эксперимент был завершен.

Политический противник

67-летний Яхья Евлоев и не ожидал, что прокуратура будет представлять его интересы. В соответствии с российским законодательством пострадавшая сторона может сама нанять адвоката для параллельного расследования и давать показания в суде. Это дает им формальное право голоса; впрочем, лишь формальное. В данном случае только Яхья со своими юристами выдвигали доказательства в пользу версии, что его сын был убит.

Нет недостатка в доказательствах того, что Магомед Евлоев считался политическим противником правящего руководства. Через несколько лет после работы помощником прокурора – он оставил работу после того, как был обвинен в убийстве заключенного, - Евлоев основал собственный вебсайт Ingushetiya.ru, где выступал с критикой Зязикова и побуждал своих читателей к протесту. После возбуждения уголовного преследования сайта по обвинению в экстремизме, прокуратура в июне 2008 года выиграла дело; было вынесено решение о закрытии сайта. Главный редактор сайта подал просьбу о политическом убежище во Франции

Во время полета по маршруту Москва-Ингушетия, Евлоев и Зязиков оказались в непосредственной близости, впервые за многие годы. Спустя несколько недель Зязиков рассказал корреспонденту российского телеканала РЕН ТВ что он даже не знал, что Евлоев летит в тот же день на одном с ним самолете, и у него и в мыслях не было убивать его. Однако адвокаты, нанятые Яхьей, излагая эту историю, подняли вопрос, не было ли ссоры между мужчинами, и не звонил ли президент по телефону, чтобы отдать распоряжение о задержании.

Команде Яхьи повезло: милицейский следователь выступил с заявлением, что ему было приказано дать ложные показания. Ямбулат Шанкоев поручил в тот день сотрудникам милиции привезти Магомеда для допроса, но, признал Шанкоев, позднее он скрыл, что его попросили сделать это уже после того, как Евлоев оказался в милицейской машине. «Я понял, что меня подставили», - написал следователь в заявлении президенту и прокурору Ингушетии. Когда следователь стал спорить по этому поводу со своим начальством, написал он, ему было велено заткнуться.

И, однако, следствие отклонило заявления, которые адвокаты Яхьи подавали одно за другим. Логика, которой руководствовались следователи, была железной: если предварительное следствие указывает на то, что это несчастный случай, есть ли законные основания для сбора доказательств в пользу убийства?

Поэтому не будут давать показания Зязиков или другие пассажиры самолета, которые могли быть свидетелями происшедшей ссоры, не будет показаний Шанкоева, следователя, заявившего о недобросовестной уловке. В суде не будут представлены записи телефонных разговоров милиции для отслеживания переговоров между сотрудниками милиции и официальными лицами до и после убийства. Адвокатам Яхьи даже не будет разрешено присутствовать на следственном эксперименте. Они должны почувствовать свое бессилие и слабость.

Областной прокурор Ингушетии Юрий Турыгин заявил, что он молился, чтобы Магомед Евлоев выжил после получения огнестрельного ранения, понимая, какая поднимется шумиха, если он умрет. Тем не менее, он признал, что Евлоев, с его вызывающим поведением и постоянными протестами, вероятно, спровоцировал своих тюремщиков, когда его везли в главное управление милиции, зная, что его сторонники следуют за ними.

«Я считаю, что все случилось из-за его характера, - заявил Турыгин журналистам. – Он прежде работал в прокуратуре, пользовался властью, и не привык к подчинению. Вероятно, он действовал в рамках закона, но был на грани сопротивления сотрудникам милиции. Он мог унизить милиционера – мог сказать «Они за вами гонятся, а когда схватят, то покажут вам».

Дело об убийстве по неосторожности возбудило именно ведомство Турыгина. На следующий день дело было передано федеральному следственному комитету в Москве. В любом случае, Турыгин заявил, что если бы у Яхьи Евлоева были более веские аргументы, чем просто необходимость расследовать возможность убийству, судьи могли бы направить дело обратно в прокуратуру.

«Суд не счел его доводы убедительными и не вернул нам дело, - сказал Турыгин. – Это оценка суда. Я не вправе критиковать действия судей»

В ответ на конкретные вопросы The New York Times пресс-секретарь федерального следственного комитета написал, что юридическая экспертиза доказательств «не в компетенции следственных органов», и предложил обратиться с этими вопросами к судьям.

Магомед Даурбеков, председатель Совета судей Ингушетии, заявил, что вина падает на следователей. Поскольку судьи были ограничены представленными доказательствами. Он сказал, что необходимо было возбудить дело об убийстве, а позднее, если бы доказательства свидетельствовали в пользу менее тяжкого обвинения, его можно было бы переквалифицировать; подобная процедура может убедить пострадавшую сторону, что было произведено полное расследование. (В Соединенных Штатах Америки прокуратура обычно вначале предъявляет наиболее тяжкое обвинение, которое, по ее мнению, может оказаться доказанным, и судьи, как и в России, не могут предъявить более тяжкое обвинение, чем уже предъявляет прокуратура).

В любом случае, сказал Даурбеков, это было не в компетенции судей.

«Нельзя заявить, «Почему следователь действовал именно так? – продолжает он. – Мы не можем высказывать свое мнение по этим вопросам. Все, что мы можем сказать по этому делу, это что все лежит на совести тех, кто вел следствие».

Заключительное слушание

В декабре 2009 года Ибрагим Еловлев был обвинен в убийстве по неосторожности и приговорен к двум годам пребывания в колонии. Яхья подал апелляцию, и в марте, когда дело попало в ингушский Верховный суд в Магасе, столице Ингушетии, он был последним, кто упорно добивался результата. Когда судьи начали рассмотрение дела, он вышел в коридор, пытаясь унять бешеное волнение.

Он верил в закон. Консервативный по натуре, он приказывал своему пылкому сыну прекратить свою оппозиционную деятельность. После гибели сына оставшиеся безымянными «друзья усопшего» публично объявили кровную месть тринадцати высокопоставленным чиновникам, но Яхья заявил, что он категорически против этого, отвергнув традицию, весьма живучую среди кавказцев. Он постоянно повторял свой ответ как молитву. Путь их накажет государство.

Это был последний шанс. В ярко освещенном солнечными лучами помещении Верховного суда он умолял судьей отправить дело на доследование в прокуратуру из-за имеющихся в нем нарушений. Но судьи, хотя и указали на нарушение, но не на то, на которое он рассчитывал. Пока он сидел в оцепенении, судьи объявили, что прокуратура предъявила Ибрагиму Евлоеву слишком тяжкое обвинение, и смягчили приговор с двух лет колонии до двух лет условно.

Вот так-то. Когда один судья – его знакомый по родному городу – пройдя через весь зал, тронул Яхью за плечо, он, не говоря ни слова, вышел на улицу и сел в машину. Его достоинство было растоптано.

«Я никак не мог предвидеть того, что здесь произошло, - сказал он позднее, когда смог говорить. – Это было издевательство, не только надо мной, но над всеми, кто верит в правосудие. Это было демонстрацией того, что законом можно вертеть как угодно».

«Вы можете делать что вам угодно, - говорил он. – Убивать, воровать, похищать людей. Все, что угодно».

Самые радикальные голоса из окружения его сына заявили, что глупо было Яхье надеяться именно на суд в том, чтобы отомстить за его сына. 30-летний Магомед Хазбиев, один из лидеров оппозиции, встречавший Магомеда Евлоева в аэропорту в тот день, когда он был убит, был в ярости в день вынесения судебного решения.

«В Ингушетии сейчас нет судебной системы, и никогда не было, - говорит Хазбиев. – Формально, да, проводятся судебные процессы. Но кровная месть – независимо от российских законов, независимо от того, есть ли Россия или она вовсе исчезнет, или весь мир исчезнет – кровная месть в Ингушении будет существовать, пока жив хоть один ингуш».

Нет никаких признаков того, что Москва хотела бы, чтобы разбирательство по этому делу велось как-то иначе. Зязиков – генерал-лейтенант федеральной службы безопасности в отставке, сейчас работает в Москве. После его снятия с поста президента Ингушетии, он стал советником президента Медведева. (Через своего пресс-секретаря он отказался отвечать на вопросы The New York Times для этой статьи). Его бывший министр внутренних дел тоже «мягко приземлился» - сейчас он работает старшим следователем в министерстве внутренних дел России. Через посредников он отказался давать комментарии по этому делу.

Сотрудник милиции, Ибрагим Евлоев, пока по-прежнему под домашним арестом, хотя его адвокат говорит, что он теперь тоже стал мишенью для кровной мести, и отказывается выходить из дому из страха, что его убьют.

Но, в конце концов, не эти люди будут определять окончательное решение о том, как следует вершить правосудие в этой взрывоопасной части России. Выбор будет сделан будущим; возможно, кем-то из озорных проказливых темноволосых детей Магомеда Евлоева; в конце концов, это им придется решать, достойно ли государство их доверия.

Пока что они ходят в начальную школу и редко встречаются с соратниками своего отца по оппозиции. Их мать надеется защитить их от политики и от насилия, отнявшего у нее мужа. Дети думают, что их отец погиб в автокатастрофе.