Москва двадцать лет спустя

В первый раз я приехал в Москву в качестве корреспондента газеты “Repubblica” летом двадцать лет назад. Я должен был заменить Эцио Мауро, который стал корреспондентом газеты “La Stampa”.  Вскоре он стал одним из директоров этой газеты, чтобы впоследствии занять сходный пост в “Repubblica”. Я приехал из Америки, стоял июнь, было жарко, в Москве было светло до поздней ночи. В первый же вечер я в одиночестве отправился погулять по Красной площади. Помню плакат с запретом курить, неподвижных часовых перед мавзолеем Ленина, огромное пустое пространство площади, дикую красоту разноцветных куполов собора Василия Блаженного, красные звезды на Кремлевских башнях. Ночевал я в отеле “Интурист”, что на улице Горького (так она тогда называлась).

Гостиница представляла собой убогую громаду в советском стиле. Уже были открыты на волне перестройки несколько неплохих гостиниц в соответствии с западными стандартами. Но Паоло Гаримберти, тогда возглавлявший иностранный отдел газеты “Repubblica” и бывший корреспондентом в Москве много лет назад, в брежневскую эпоху, забронировал для меня номер в “Интуристе”. “Это поможет тебе сразу же составить представление о СССР”,– сказал он. Не долго протянул Союз Советских Социалистических Республик (четыре слова, и все четыре – лживые, как говорили диссиденты). Полтора года спустя, в декабре 1991 года Советский Союз развалился после провалившегося путча против Горбачева, в результате сепаратистских действий, амбиций Ельцина и других руководителей.

В возрасте 79 лет Горбачев прибыл в Лондон для участия в сборе средств в пользу больных лейкемией. Эта болезнь привела к смерти его жену Раису. Газета “Independent”, недавно приобретенная русским олигархом Александром Лебедевым, бывшим агентом КГБ, сторонником и другом Горбачева, взяла у последнего Генерального секретаря КПСС и советского президента интервью.

Я и группа реформаторов, моих сторонников должны были предотвратить развал Советского Союза. Я до сих пор упрекаю в случившемся прежде всего самого себя. Мы добились свободных выборов, начали политические реформы, попробовали создать свободный парламент, но коммунистическая номенклатура на деле сопротивлялась введению норм демократии и свободы. Народ обвинял меня в нерешительности. Но я думаю, что мы, наоборот, слишком поспешили. Страна с такой историей должна была эволюционировать постепенно. Я говорил, что для проведения реформ потребуется двадцать, тридцать лет. Но меня призывали поспешить. Говорить словами Путина, что распад СССР стал самой большой геополитической катастрофой двадцатого века, я бы не стал, но это факт, над которым стоит задуматься. СССР не был империей в классическом смысле этого слова.

И потом, мы достигли реального прогресса. 20% населения составляли мусульмане. Были реальные трудности. Но разговоры о дружбе народов не были пустой болтовней. Я думаю, что СССР действовал в качестве тормоза. Его конец – это большое несчастье. Меня разочаровала шоковая терапия Ельцина, в результате которой развалилось все: государственные структуры, армия, здравоохранение, школа. Потом  к власти пришел Путин, и я думаю, что первый срок его президентства был крайне позитивным для нашей страны. Ему следовало бы воспользоваться периодом стабильности для укрепления демократии. Вместо этого он возобновил дискуссию по поводу нашей истории, утверждая, что модернизация проходит с большим успехом, когда страна находится  под властью диктаторов и царей.

Это было ошибкой. Теперь Путин признает, что без демократии ничего не сделаешь. Если он действует в соответствии с этим принципом, он на правильном пути. И все же несмотря на все проблемы, я остаюсь оптимистом. Если бы это было не так, я не мог бы оставаться политиком. Несмотря на все конфликты и ошибочные шаги, народы России и Восточной Европы добились свободы. А сейчас они должны научиться ею пользоваться. Это не всегда легко, но теперь каждый человек – хозяин своей судьбы.