Внешнюю политику невозможно отделить от её внутригосударственных основ. Идентификация народов, их идеалы всегда были определяющей мотивацией их стратегических приоритетов. Грубые ошибки Израиля, конечно, сыграли определённую роль в разрушении его союза с Турцией. Но исчезновение его давнего «периферического союза», в который входила Турция, шахский Иран и Эфиопия, больше связано с революционными изменениями в этих странах – приход к власти Айатоллы Хоменеи, падение режима Императора Хаиля Селасси, а теперь вот и исламский уклон премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, – чем с политикой Израиля.
Текущий кризис выявил глубину комплекса самоидентификации Турции: её колебание между своим западно ориентированным наследием кемалистов и своим восточным османским наследием. Отвергнутый Европейским Союзом, Эрдоган меняет баланс в пользу последнего.
Кемализм всегда рассматривал османское наследие как бремя, препятствие на пути модернизации. По мнению Эрдогана, модернизация не исключает возвращения Турции к своим исламским корням и не требует от неё отказаться от своей судьбы как ближневосточной державы, даже если это означает пренебрежение возглавляемой США политикой в данном регионе.
Вообще-то, Эрдоган положительно отреагировал на условия вступления Турции в ЕС. Его реформы – экономическая либерализация, сотрудничество с Европейским судом по правам человека, улучшение прав курдского меньшинства и обуздание властных амбиций армии – являются значительными успехами в истории Республики Турция.
Однако Эрдоган также воспользовался требованиями ЕС как предлогом для обуздания возможностей армии препятствовать его «исламской революции». Избрание его политического союзника, Абдуллы Гюля, президентом против воли армии – вообще, против всей кемалистской традиции – яркий тому пример.
Чтобы заблокировать действия, направленные на объявление вне закона его Партии справедливости и развития, Эрдоган также «приручил» конституционный суд Турции (который совместно с армией являлся «сторожевой собакой» кемализма), самовольно изменив его состав. Теперь конституционная реформа, якобы направленная на «содействие вступлению Турции в ЕС», ещё сильнее ослабит роль армии как защитника светского государства и усилит контроль правительства над судебной властью.
«Исламская революция» Эрдогана также затронула систему образования с введением заметно религиозной учебной программы. Для поддержки стратегической смены курса Турции недавно вышел новый закон, согласно которому изучение арабского языка в школах становится обязательным. Трудно представить более символичный удар по концепции Ататюрка.
Эрдоган полагает, что, используя посреднические возможности Турции, он восстановит власть своих османских предков как гарантов мира и безопасности на арабском Востоке. Стремление Турции послужить миротворцем между Израилем и его арабскими противниками, громогласное поборничество Эрдогана в разрешении палестинского кризиса и его претензии на посредничество в ядерном споре между Ираном и Западом свидетельствуют о том, что Турция меняет своё самовосприятие в сторону регионального лидерства.
Как для Израиля, так и для Запада региональный контекст возвышения Турции является особенно беспокоящим. Нео-османская политика Эрдогана не является возвращением к идиллическому Османскому содружеству: это, скорее, столкновение между усиливающейся радикальной осью, возглавляемой двумя крупнейшими неарабскими державами (Турцией и Ираном), с одной стороны, и ослабевающими арабскими консервативными режимами, с другой стороны.
Турция загнала Израиль в «угол» общемирового мнения о «мирной флотилии» так, что это ещё может вынудить правительство Биньямина Нетаньяху выбрать вариант реальных мирных переговоров, одновременно усилив партию Хамас и содействуя близкому концу блокады Газы Израилем. Подобный яркий успех лишь подтверждает бессилие арабских союзников Запада.
Вообще, усиление региональной значимости Турции является мерой неудач арабов. Они не смогли реализовать свою мирную инициативу с Израилем и причастны к блокаде Газы в надежде на то, что партия Хамас потерпит крах, тем самым присмирив их собственную исламистскую оппозицию.
Являясь исламистскими демократическими странами, чьи правительства появись в результате всеобщих выборов, Иран и Турция (а также их союзники – партии Хамас и Хезболла) могут похвастаться преимуществом над существующими арабскими режимами, все из которых страдают от безнадёжно зияющего дефицита легитимности. Все они являются светскими автократическими государствами, власть которых поддерживается вездесущими, всесильными спецслужбами.
Стратегия Эрдогана делает его причастным к действиям самых непримиримых врагов Запада. Он даже заигрывал с суданским президентом Омаром аль-Баширом, установившим в своей стране извращённое исламистское правление, приветствуя Башира в Турции после того, как он был обвинён Международным уголовным судом в резне в провинции Дарфур, заявив о том, что «мусульмане геноцидом не занимаются».
Иран и Турция будут всё сильней укреплять свои исламские убеждения по мере усиления сотрудничества с арабскими массами. То, что сегодня панисламские рассуждения заменили собой панарабизм, является крупной неудачей умеренных арабских режимов.
Однако, несмотря на медленно развивающуюся «исламскую революцию» Эрдогана, Турция – не второй Иран. Партия справедливости и развития по-прежнему является прогрессивной, разнородной партией, не видящей противоречия между исламом и демократией. Правда, она не отказывается полностью и от турецкой мечты Эрдогана.
Кроме того, всё более сильная светская оппозиция – Республиканская народная партия – под энергичным лидерством Кемаля Киликдароглю будет непременно противодействовать исламистским тенденциям. С помощью возвращения Израиля к трезвой стратегии мирного урегулирования и с помощью честного диалога между Турцией и её союзниками из НАТО турецкий мост между Востоком и Западом ещё можно спасти.