- В России вас считают врагом народа, а книгой о Путине вы, можно сказать, подписали себе смертный приговор. Несмотря на это вы продолжаете там жить, и издали новую книгу – "Русский экстрим. Как я научился любить Москву". Вы романтик, мазохист или самоубийца?
- Всего понемногу. Раньше я занимался российской властью и политикой. Меня часто спрашивали, как я выдерживаю в этой страшной стране. Поэтому я хотел рассказать о жизни, ее положительных аспектах. В названии есть любовь, но многие россияне назвали бы эту книгу слишком критической в духе высказывания Пушкина, что ему можно критиковать в России все, так как это его родина, а иностранцу этого делать нельзя.
- Ваши предыдущие книги были мрачными и полными угрозы, а эта – веселая и легкая. По вашему мнению, существует две России?
- Иначе: в России существуют две действительности – кремлевская, пропагандистская и настоящая. Я описываю не два разных мира, а их отношения. Политика и администрация вторгаются в ежедневную жизнь, осложняют ее, а россияне преодолевают проблемы своим чувством юмора.
- Не является ли смех лишь обратной стороной отчаяния и ощущения безнадежности?
- Когда россиянин улыбается, он готов расплакаться, так как действительность вовсе не смешна. Есть три способа с ней справиться: пить, сойти с ума или смеяться.
- Вы наблюдаете за людскими страданиями, но сами всегда можете вернуться в Германию.
- Это так, но как у иностранца у меня есть не только привилегии, я сталкиваюсь и с риском. Россияне знают, как справиться с враждебностью административных органов, а я часто близок к нервному срыву. Несколько часов в отделении милиции без объяснений – это огромный стресс.
- Вы боитесь за свою жизнь?
- Мне регулярно угрожают, но сложно сказать, насколько серьезно стоит это воспринимать. Насколько реальна опасность я осознал после смерти Анны Политковской. Меня задерживали и били в милиции, на меня намеренно наезжала милицейская машина. Вмешательство немецкого посольства не возымело правовых последствий. Следствие возбуждено не было. Россия подает ясный сигнал: мы можем делать с журналистами, что хотим. На государственных порталах меня называют Геббельсом, жидовской свиньей, сыном нациста. Но, конечно, российские авторы, критикующие власть, рискуют гораздо больше.
- Знают ли россияне, что вы о них пишите?
- Как автор я там не существую. Мне сказали, что если какая-либо из моих книг выйдет на русском, то моя ситуация "радикально изменится". Я пытался найти издателя, в том числе в оппозиционных издательствах, но никто на это не решился. Они боялись.
- Какой смысл писать о современной России, раз ваши книги не могут дойти до ее жителей?
- Я мыслю иначе: заграничный корреспондент не имеет права говорить россиянам, как им жить. Я должен быть особенно деликатным, так как я немец. Я хочу показать немцам и европейцам, что происходит в России. Герхард Шредер (Gerhard Schröder) утверждает, что там царит образцовая демократия, а я пишу, как есть на самом деле.
- Как вы объясните любовь россиян к сильной власти?
- Во времена перестройки они были восхищены новой политической моделью, хотели жить по западному образцу. Дикий капитализм их разочаровал, он оказался криптофеодализмом и проклятием. Так что они вернулись к прежней традиции татарско-царско-советской власти. Сейчас они мечтают о порядке и возвращении себе доминирующей позиции в мире. Проблема в том, что, по их мнению, этого можно достичь исключительно посредством авторитарной власти.
- Почему вы влюблены в Россию? Ваше имя имеет монгольское происхождение, Восток стал вашей судьбой?
- Моя бабушка обожала Бориса Пастернака и хотела назвать этим именем уже двух моих старших братьев, но мой отец сопротивлялся, так как была "холодная война и плохая атмосфера". Я рано начал читать Пастернака и Достоевского. Когда мне было 17 лет, я поехал по молодежному обмену и по уши влюбился, в 1990-м году, окончив школу, я взял два чемодана и переехал в Москву, хотя все говорили, что там голод.
- Что вы там обнаружили?
- Необыкновенно сердечных людей и пустые магазины. Литр молока – это была огромная радость. Я жил в русской семье на окраине. Он был местным пьяницей и каждые три месяца уходил в запой. Он приходил ночью, требовал денег и водки, а она запрещала ему пить и кричала. Я был свидетелем драматичных сцен, сильных колебаний эмоций. Для немца такая синусоида – это шок.
- Почему вы остались?
- Я был восхищен интенсивностью переживаний, постоянными изменениями. В сравнении с российскими джунглями Германия – это скучный и упорядоченный зоопарк. Россию сложно любить: когда я вижу бесстыдных российских нуворишей, я чувствую, что больше не выдержу. Но есть и другая Россия – простые рабочие, уборщицы, чудесные, порядочные и незаметные люди. Именно их я хотел показать в новой книге.
- Как изменилась Москва со времени вашего приезда туда?
- Это совершенно новый город, новый мир. Бассейн для беспощадных акул. Я полюбил Москву, так как в ней царила русская душа, которой грозит вымирание. Я вижу это по друзьям – все меньше души, все больше долларов.
* Борис Райтшустер – 39 лет, писатель, журналист и публицист, московский шеф-корреспондент немецкого журнала "Focus". Живет в Москве 20 лет, написал пять книг о современной России, в частности: "Владимир Путин. Куда он ведет Россию", "Демократура Путина. Как Кремль учит Запад бояться" и "Новый человек в Кремле" – о президентстве Дмитрия Медведева. В России подвергается критике и нападкам, в Германии получает награды, например, медаль Теодора Хойса. Со своей русской женой познакомился в Польше.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Я был восхищен интенсивностью переживаний, постоянными изменениями. В сравнении с российскими джунглями Германия – это скучный и упорядоченный зоопарк. Россию сложно любить: когда я вижу бесстыдных российских нуворишей, я чувствую, что больше не выдержу. Но есть и другая Россия – простые рабочие, уборщицы, чудесные, порядочные и незаметные люди. Именно их я хотел показать в новой книге.
