Из двух разных пунктов по разным дорогам можно прийти к одной цели. Кажется, что Европа опять проверяет это утверждение на практике. Для нас, Центральной и Восточной Европы, «ограниченный суверенитет» в советском блоке был чем-то, в чем мы жили долгие десятилетия. Я просто хочу напомнить, что путь от брутальной сталинской диктатуры к «ограниченному суверенитету» (который сегодня часто называют доктриной Брежнева) был довольно длительным. Но, конечно, полного сходства со сталинским террором не было, как сегодня любят говорить многие аналитики.
Ограниченный суверенитет советского типа был, скорее, результатом того, что огромным конгломератом неоднородных государственных образований, которые силой затащили в Варшавский договор и СЭВ (Совет экономической взаимопомощи), нельзя было долго управлять из одного центра с помощью диктатуры. Это довольно быстро поняли и советские большевики. Любой подобный политически созданный союз через прямое насилие можно контролировать лишь какое-то время.
После лагерного террора и ликвидации возможных конкурентов в отдельных коммунистических партиях (например, процессы 50-х годов) ожидаемое спокойствие не настало, зато в разных частях СЭВ начались недовольства и протесты. ГДР – июнь 1953 года, ЧСР – Плзень, июнь 1953 года, Польша – всеобщая забастовка, 1956 год, Венгрия – восстание, 1956 год.
Ответом на эти процессы стали не только репрессии, как казалось, но и постепенное ограничение прямой диктатуры Москвы после первых проявлений агрессии и переход к либеральной форме социализма. Порой и против воли отдельных «деспотов» - см. аресты левых интеллектуалов и экономистов Новотным во времена, когда где-то уже разделялась власть, и его сопротивление против размещения советских войск в Чехословакии.
Это время у нас постепенно перешло в так называемые «счастливые шестидесятые годы». В Венгрии – в «гуляшный социализм». Совсем не потому что Хрущев не был большевистским «наемником» (см. его роль в голодоморе на Украине), а просто из-за того, что изначально выбранная форма правления в только что возникшей империи оказалась недееспособной.
Хрущев и советское руководство стали понимать, что «единая экономическая политика» в таких разных странах, как Чехословакия, Болгария, Монголия и Албания, просто не работает.
Как ни странно, главными врагами таких перемен были не военные, не политруки, а постепенно усиливавшийся бюрократический аппарат СЭВ в Москве. Раз уж не получилось через казни и лагеря, «революционные экономисты» попытались устроить «благоденствие» с помощью регулирования экономики. Таким образом, болгары начали производить «чешские» автобусы. Монголы должны были возрождать химическую промышленность. В Чехии вырубили яблоневые сады, потому что яблоки нам поставляла Румыния. Словаки делали танки, а поляки создавали корабли. По сценарию мудрых экспертов, которые думали исключительно о благе и развитии.
Относительное послабление политического контроля из Москвы привело к разному экономическому развитию отдельных стран. Это создало «товарищам» в комиссиях СЭВ прекрасный «непорядок», нарушавший их планы. Идеология давила на экономику, но экономика и положение дел на местах, в обществе и в экономике, оказалось сильнее. Каждая страна СЭВ искала свой путь в социалистическом блоке.
Именно эта возможность больше всего и раздражала тех, кто был повязан с московским коммунизмом, она диктовала им, что делать. Любая политическая действительность определяется реальными возможностями развития общества и историей. То есть тем, что представляет эту политическую действительность и что сделало ее возможной.
Представление, что политическая власть может безнаказанно делать то, что ей вздумается, иллюзорно. Постсталинская Москва решила (еще благодаря опасности со стороны Китая) и дальше руководить своей империей, уступая отдельным компартиям. Но либерализация и просто рушившиеся экономические планы СЭВ не смогли «зацементировать» и упорядочить экономическое и политическое развитие отдельных частей империи. Так что Москве надо было решать, что делать с наступающим политическим и экономическим кризисом, который на пути к своему «социализму с человеческим лицом» запустили реформаторы из компартии Чехословакии. В то время уже и Москве было понятно, что если крах потерпели сталинские теории, то и хрущевско-брежневская модель социализма частичной либерализации обречена на провал.
Поэтому бюрократизация СЭВ была просто безнадежна (в духе идеологически безумной доктрины «единого лагеря мира и социализма», из которого нельзя было выйти) и обречена на провал. Растерявшаяся верхушка, которая без приказов и неработающего планирования не могла представить свое будущее, придумала брежневскую доктрину ограниченного суверенитета. Заранее гибельный план, сохранявший советский блок в неком полумертвом состоянии «забытья» еще двадцать лет. Об этом нельзя забывать, гадая, сколько продлится кризис Евросоюза.
Империи и огромные союзы стран умирают медленно, в сопровождении постепенного падения экономики и внутреннего политического распада. То, что мы, словаки, поляки и страны Прибалтики в целом неплохо пережили кризис, - это, скорее, исключение. Правило – это Россия, Украина, Монголия, Румыния и так далее. То есть экономически более слабые и политически незрелые страны. Спустя двадцать лет после ноября 1989 года надо отметить, что после деятелей Гусака страна осталась в гораздо более лучшем экономическом и интеллектуальном состоянии, чем соседние государства.
Сегодня мы живем в Европейском союзе, о котором мы так мечтали. На западе Европы процесс был обратным. Из относительно свободного объединения угля и стали, где изначально переговоры шли в духе «ты пан - я пан», университетские марксисты и ресторанные интеллектуалы привели ЕС в такое состояние, когда идеология «единой Европы» с единой валютой и единой правовой и экономической системой ведет к краху.
Как большевистские марксисты не смогли (ни через террор, ни через миллионы предписаний и приказов, ни через попытку закрыть весь блок колючей проволокой) обеспечить желанное «единое экономическое развитие», не смогли это сделать, несмотря на бесспорные экономические выгоды, и сегодняшние лидеры ЕС.
Действительность показала, что когда уже заговорили о Лиссабонской стратегии, опытные политики из новых стран ЕС стали указывать на нелепость этого плана. Сегодня выясняется, что брюссельская бюрократия и левые политики, которые прилагали все усилия для создания единого Союза, знали и догадывались, что что-то не так, что что-то плохо.
После очевидного краха этого плана, как и московская верхушка СЭВ, они попытались отвратить неизбежное. Если Москва после провала прямой диктатуры сделала ставку на либерализацию, чтобы в итоге покончить со всем, объявив об ограниченном суверенитете входивших в союз стран, Брюссель попытался со всем разобраться с помощью бюрократии. Только с 1998 по 2004 год социальные инженеры Евросоюза издали в общей сложности 18 167 указов и 750 предписаний. С тех пор таких документов с каждым годом становится все больше.
Поскольку «затягивание гаек», включая угрозы непослушным полякам и чехам (как же история повторяется?!?), не принесло результатов, как на это надеялись сторонники ЕС, пришлось предпринимать следующие шаги. То, что сегодня вытворяет ЕС после подписанного с помощью диктатуры и политического насилия Лиссабонского договора, - не что иное, как объявление «ограниченного суверенитета» стран-членов ЕС, их экономическое подчинение центральному руководству и связывание друг с другом.
Итогом является и может быть только постепенный экономический и политический упадок всех, кто подчинится этой диктатуре. К тому же стоит ждать политической драки за решающее слово в ЕС между Германией и Францией, что может быть вполне демократичным.
Бывшие страны Восточного блока, вступившие в ЕС, в результате давления будут вынуждены создать какой-нибудь экономический и политический союз. Тем более что Евросоюз даже не делает вид, что хочет как-то защищать эти государства с помощью НАТО.
Стоит ждать создания сначала неофициального, а потом институционального союза, подобного бывшей габсбургской Австрии, но поведет этот союз, наверное, не уставшая и не много декадентская Австрия, а Польша. При тихой или открытой поддержке США. И при тихой или открытой ненависти «западных» стран ЕС, главным образом Германии и Франции.
Где окажется Чехия, сегодня невольный «тайный» экономический «союзник», покажет время. Правы были Мария Терезия и Бисмарк. С этими чехами одни проблемы. Если бы это устраивало Вену, они были бы с Баварией, если бы это было нужно Берлину, они в 1848 году пошли бы с австрийцами.
Нас ждет интересное будущее. К ограниченному суверенитету мы всегда относились щепетильно. Говорят, потом пан Франц Иосиф сильно расстраивался, что в свое время не надел корону. С исторической точки зрения нас это тоже расстроило. Но не слишком.