Закрытая глава

2010 год стал во многих отношениях поворотным для российской внешней политики. Можно сказать, что ее постсоветский этап, то есть период, когда точкой отсчета оставались события 20-летней давности, приведшие к распаду СССР, заканчивается. «Пятидневная война», случившаяся два года назад, исчерпала прежнюю повестку дня, которая определялась инстинктами прошлого.

Россия взяла символический реванш за провалы и поражения последних 20 лет, что способствовало снижению общей психологической напряженности. А США и НАТО поняли, что освоение геополитических «трофеев», оставшихся после краха СССР, больше не может быть лейтмотивом всей европейской и евразийской стратегии. Реальные угрозы и вызовы диктуют совершенно другие приоритеты, а поиск новой миссии для НАТО невозможно бесконечно подменять механическим расширением на восток. Бесплодные попытки сформулировать новую стратегическую концепцию альянса, результаты которых должны быть представлены осенью на саммите в Португалии, показывают, насколько сильно Североатлантический блок отстал от реальности. Символично, что в это году чуть ли не общим местом стали рассуждения о необходимости принять в альянс Россию. Не только для того, чтобы «угомонить» беспокойного соседа, но и для придания НАТО нового импульса для развития. Глава, начавшаяся после холодной войны, заканчивается, начинается нечто новое.

Перемены внутри страны и – особенно – в международной ситуации накапливались давно, но сейчас несколько процессов пересеклись, и произошел переход на качественно иной уровень.

Во-первых, Россия добилась того, что ее интересы на территории бывшего Советского Союза признаны основными мировыми игроками в качестве «привилегированных». Можно спорить, что сыграло большую роль – решимость применить силу, продемонстрированная Россией два года назад, или мировой финансовый кризис, в результате которого у крупнейших стран изменилась система приоритетов. Но факт налицо – постсоветское пространство привлекает внимание США и ЕС куда меньше, чем раньше.

Однако, в полной мере восстановив свою международную субъектность и получив возможности регионального лидерства, Россия выяснила, что реализовать их трудно не по внешним, а по внутренним причинам. У Москвы не хватает экономического, политического, военного и интеллектуального ресурса, чтобы воплотить в жизнь цели, которые она ставит перед собой на постсоветском пространстве. А неэффективность всего государственного аппарата тормозит процесс внутренней трансформации, хотя исчерпанность прежних моделей развития очевидна всем.

Во-вторых, российская политика осуществила поворот на Восток, в Азию – как с точки зрения международных отношений, так и в контексте развития территорий Сибири и Дальнего Востока. До последнего времени российская политика по инерции оставалась почти полностью сосредоточенной на Западе – и в сотрудничестве, и в противостоянии. А азиатская политика если и была, то практически исчерпывалась отношениями с Китаем. КНР, без сомнения, доминирующий игрок в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но именно поэтому России следует искать многообразные отношения в этой части мира, чтобы сбалансировать китайское направление. Пренебрежительное отношение к Азии как к второстепенной площадке международных отношений в России изживается с трудом, хотя и в экономическом, и даже в военно-политическом развитии страны к востоку от российских границ демонстрируют завидную динамику.

Наконец, в-третьих, происходит переосмысление отношений с Европой – из стратегических они в большей степени становятся социально-экономическими. Это связано как с объявленным внутри России курсом на модернизацию, источником которой исторически являются именно европейские страны, так и с происходящей утратой Европой статуса мирового политического игрока. Оживившаяся дискуссия о безвизовом режиме, которая, кажется, наконец-то переходит в практическую фазу, свидетельствует: обе стороны начинают понимать - в новом мире они являются отстающими и нужно хотя бы двигаться к тому, чтобы снимать барьеры для совместного развития.

Глобальные рамки, в которых протекают эти три основных для России процесса, задаются действиями двух наиболее влиятельных держав мира – Соединенных Штатов и Китая. Рост влияния КНР на международной арене – не только экономического, но и политического – постепенно становится доминантой российской внешней политики. Сквозь эту призму рассматриваются многие явления и регионального, и общемирового масштаба. Желание использовать возможности, предоставляемые ростом Азии в целом и Китая – в частности, сочетается с тревогой, связанной с опасностью превращения России во второсортную державу в Азии, что повлечет за собой снижение и глобального статуса. По мере смещения стратегического интереса Соединенных Штатов в направлении Южной Азии и Азиатско-тихоокеанского региона формируется (во всяком случае – должна формироваться) и новая повестка дня российско-американских отношений. Она будет качественно отличаться от той, что существует сейчас – в основном унаследованной от периода холодной войны, поэтому совершенно не соответствующей реальности XXI века.

Пока, правда, в отношениях с США можно ожидать спада. «Перезагрузка», то есть улучшение общей атмосферы, успешно завершена. А для того, чтобы создавать по-настоящему новую стратегическую рамку отношений, нужна кропотливая работа и уверенность в собственных тылах. Поскольку и Америка, и Россия, каждая по-своему, вступает в новый выборный цикл, свобода для маневра будет сужаться.