Существует все больше свидетельств того, что Ратко Младич был всесторонне развитым человеком. Он играл в шахматы и как правило побеждал Караджича. Поднимал гантели, склепанные из подручного материала, и доказывал, что он сильнее своих коллег.
Он командовал войсками, которые были ввергнуты в хаос, когда приближался конец трагедии, и охотно провозглашал себя «всевышним». Он прибыл в разгар войны на переговоры с генералами Туджмана. Регулярно составлял заметки со штабных совещаний, которые невежественными читателями-аналитиками были названы дневниками.
Это не была невесть какая литература. Младич записывал то, что происходило или должно было произойти. То, что это не дневники, доказывают блокноты сотрудников штаба Младича. В них можно найти практически идентичные мысли, что и в записной книжке шефа, а это означает только одно: прежде, чем раздать задания подчиненным, первый генерал прележно записывал что о чем думал и что кто должен сделать. Только для того, что бы проверить, кто что из распоряжений забыл.
Военные дневники это что-то совершенно иное, а то, что выплыло из мемуаров Младича, простые "напоминания". Не знаю, как эти скучные ежедневники называются в новых военных правилах, но в то время, когда Ратко творил историю, без них не отправлялись даже в отпуск.
Конечно, это не значит, что ежедневная писанина Младича бесполезна только потому, что в некоторых записях можно заметить признаки несовершенной грамотности. Человек, которого нигде нет, он не Жуков, не Черчилль и не де Голль, а и в спешке суть важнее правописания. Когда он будет писать свои мемуары, у него будут рецензенты и редакторы, а может даже и писатели. Очевидно, сам он этого не умеет.
Например, в одной из таких тетрадей, формулируя задачу для себя и соратников, Младич пишет краткую, лаконичную мысль, которую можно считать заумной стратегией незавершенного сербского "блицкрига": "План отклонить - в войне победить!" Это, вероятно, для будущих поколений написана философия отношения к плану Вэнса-Оуэна.
Идентичные мысли, как иллюстрации решительности командира, имеются в рабочих блокнотах всех соратников Младича. Я лично видел четыре тетради с фатальной цитатой. Двое это предложение подчеркнул красным, а двое зеленым маркером.
Мы знаем, что произошло потом. План был отвергнут, поскольку это было возможно, но война, в которой в принципе не возможно было победить, проиграна. Это почти идеальное доказательство плохого просчета, трагической близорукости и надменного высокомерия.
Но для Младича было бы слишком мало оставить след только в письменном виде. Он дал своим "прослушивающим органам" записывать на все его деликатные контакты. Война за «самое западное сербское государство» была ничем иным как непрерывной серией братских связей через реку Дрину.
Нет сербской шишки, которая выполняла свою историческую роль и не желала хотя бы частички внимания "величайшего после Мишича", то есть, Ратка Младича. Может быть, намерения генерала и небыли такими уж плохими: после победы это бы была хорошая работа для освещения истории, в которой Пале - сербский Пьемонт, а остальное едва различимо.
Разумеется, Ратко Младич, чаще всего разговаривал с Милошевичем. Эта парочка не сходилась только в одном: кто из них Мессия. При этом, никто не брал в расчет Радована. О мессианстве они спорили в любом разговоре, который был не кабинетным. В салонных беседах они держались более-менее тактично, но когда разговаривали друг с другом по телефону или рации, это часто было похоже на площадную брань. Нельзя сказать, что Младич не прислушивался к мнению Милошевича, но несколько раз они серьезно ругались.
С Радованом было еще хуже. Перед военослужащими своего штаба президента Сербии он называл "гусляр", а официально "Радован". Титулярно к нему обращался только чтобы подчеркнуть свой сарказм, поскольку он всегда делал это перед аудиторией, которая была в курсе сути вещей.
Неизвестно, что было записано при исполнении самого абсурдного "достижения" Ратка Младича во время войны: привязывания офицеров западных стран к складам, столбам и мостам. Милошевич его материл, угрожал и умолял, а когда ничего не действовало, послал начальника тайной службы, который в тот момент становится публичной личностью: My name is Jovitsa!.
Младич не удостоил Станишича личной встречей. Не известно, был ли он тогда в Пале, или в Хан-Пиесак, но если он записывал телефонный разговор (вероятно да), то, конечно, там есть и этот диалог:
"Шеф приказал развязать и освободить офицеров!"
"Если тебе приказал, ты их и освобождай!"
Это был короткий разговор, после которого генерал больше не хотел вмешиваться в такие дела. Хотя это и не пошло бы ему на пользу, если бы он когда-либо предстал перед трибуналом.
Младичу (хоть немного) в суде могли бы помочь те реплики, в которых гражданские лидеры нации более боевые чем он. Поэтому он и записывал разговоры, чтобы показать, что идея военной экспансии сербов вовсе не его личная идея. В конце концов, это мы уже знаем. Когда Саша Вукадинович опять пороется на чердаке Младича, может, откуда ни возьмись, появится новый военный лидер нации из плесени и паутины.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Это не была невесть какая литература. Младич записывал то, что происходило или должно было произойти. То, что это не дневники, доказывают блокноты сотрудников штаба Младича. В них можно найти практически идентичные мысли, что и в записной книжке шефа, а это означает только одно: прежде, чем раздать задания подчиненным, первый генерал прележно записывал что о чем думал и что кто должен сделать. Только для того, что бы проверить, кто что из распоряжений забыл.
