В октябре пойдёт последний год тюремного заключения бывшего владельца нефтяной компании «ЮКОС» Михаила Ходорковского. В прошлом олигарх, а впоследствии — самопровозглашённая жертва насилия по политическим мотивам, он стал большой знаменитостью: из него сделали живой пример всех недостатков современной России.
В октябре 2003-го года, когда Ходорковского в собственном самолёте, стоявшем на взлётно-посадочной полосе новосибирского аэропорта, арестовали спецназовцы с автоматами Калашникова, об этом сообщили во всех газетах. В дальнейшем, в мае 2005-го года, его приговорили к восьми годам тюрьмы за мошенничество и уклонение от налогов. Большую часть этого срока он провёл в отдалённом лагере на Дальнем Востоке России, возле китайской границы.
Не сказать, что в ближайшем будущем ожидается освобождение Ходорковского. 31-го марта 2009-го года генеральный прокурор России выдвинул против Ходорковского дополнительные обвинения в растратах и отмывании денег, и разбирательства продолжаются по сей день. В случае вынесения обвинительного приговора Ходорковскому грозит до двадцати двух лет тюрьмы. Вместе со своим партнёром Платоном Лебедевым Ходорковский вновь предстанет перед судом 17-го ноября — будут выдвинуты очередные обвинения.
Проблема заключается в том, что даже при том, что правоохранительные органы проявили пристрастность к Ходорковскому, он, как указывает корреспондент Newsweek Оуэн Мэттьюс (Owen Matthews), весьма воинственно настроенный по отношению к России, «осуждён справедливо». Все олигархи в те времена крали всё, что могли, так что вопрос не в том, что Ходорковского посадили ради того, чтобы экспроприировать его компанию, а в том, что не арестовали и не посадили остальных олигархов.
Конечно, можно сказать, что Ходорковский — жертва, но скорее он — проигравший в политической схватке с Кремлём, но, безусловно, он — не мученик, в чём пытаются убедить нас международная пресса и ведущие журналисты международной прессы. Свою корпоративную карьеру он начал с жутчайших корпоративных злоупотреблений — жутких даже по меркам России середины 1990-х. Но в последующий период Ходорковский заботливо создал себе иной образ, потратив миллионы долларов на услуги лучших юридических фирм, лучшее лоббирование и лучший пиар, существующий в природе, благодаря чему все позабыли о «прежнем Ходорковском» — с усами, в помятом костюме, в больших чёрных очках, умевшем во мгновение ока до нуля сократить долю прибыли любого инвестора, рискнувшего вложиться в любое его предприятие.
Как разбавляют нефть
Моя первая встреча с «ЮКОСом» состоялась на внеочередном заседании акционеров, созванном в марте 1999-го года дочерним предприятием «Юганскнефтегаз».
Был ясный день. Я шёл в сторону здания «ЮКОСа» в Лепёхинском тупике, что поблизости от Кремля, где должно было пройти заседание. На тротуаре перед красивым зданием стояло несколько человек в деловых костюмах, курили и говорили по сотовым телефонам. Мы ждали, пока нас проведут в небольшое офисное помещение в здании напротив, где должна была пройти регистрация участников встречи.
В этом здании, ранее принадлежавшем советскому профсоюзу, я несколько раз брал интервью у Ходорковского. Огромная лестница, большие комнаты, безупречный паркет. Но в тот день в здании должна была пройти схватка между Ходорковсим и его главным миноритарным инвестором — Кеннетом Дартом (Kenneth Dart), американцем, который унаследовал заработанное на пластиковых кружках состояние и купил акции всех трёх основных предприятий «ЮКОСа» на общую сумму порядка ста миллионов долларов.
Джон Папеш (John Papesh), житель Кипра, представлявший интересы Дарта, дожидался меня; был он загорелым и нервничал. Дарт боялся, что по итогам встречи акционеров его доля во владении компанией очень сильно сократиться, и выписал мне доверенность на присутствие на встрече в качестве своего представителя. Теоретически я мог проголосовать как угодно, но моей задачей было только наблюдение.
Россия тогда приходила в себя после финансового кризиса 1998-го года, когда цена на нефть упала до десяти долларов за баррель. Даже у Ходорковского тогда не было денег, хотя он годами занимался схемами трансфертного ценообразования и прятал сотни миллионов долларов в офшорных зонах. Принадлежавший ему банк «Менатеп» занял 266 миллионов долларов у группы кредиторов, в которую входили Daiwa Bank, WestMerchant Bank (дочернее предприятие Westdeutcshe Landesbank) и Standard Bank (Южноафриканская Республика), под залог 32 процентов акций «ЮКОСа». Ходорковский пытался уговорить кредиторов отложить срок погашения кредита на три года, но они потребовали возвращения долга и забрали акции «ЮКОСа» себе. Тогда Ходорковский пригрозил выпустить ещё несколько миллионов акций, «ЮКОС» начал распродавать свои основные активы офшорным компаниям-«пустышкам», и кредиторы испугались и попятились назад, о чём говорится в книге «Качество свободы» Ричарда Саквы (Richard Sakwa), преподавателя российской и европейской политики из Кентского университета. «“ЮКОС” продавал лучшие активы офшорным компаниям (по всей вероятности, связанным с управляющими фирмой) и, казалось, превращался в такую же компанию-“пустышку”», — пишет в своей книге Саква.
Летом 1999-го года на короткое время заблестела надежда — группа донкихотствующих миноритарных акционеров и председатель существовавшего тогда Федерального комитета по ценным бумагам Дмитрий Васильев начали выступать в защиту Дарта. Однако, когда комиссия начала расследование, грузовик с шестьстами семью ящиками документов компании случайно свалился с моста и утонул на дне реки Дубны — случилось это в мае 1999-го. В июне того же года Васильев даже временно запретил обращение всех акций главных дочерних предприятий «ЮКОСа» — «Самаранефтегаза», «Томскнефти» и «Юганскнефтегаза».
Итак, мы с Папешем зашли в офис, и я показал свои документы девушке, просматривавшей документы акционеров и вписывавшей их имена в списки присутствующих. Она взяла один из моих документов и жестом подозвала мускулистого охранника в синей спецовке.
«Вон», — сказал он, подойдя ко мне и кладя руку на приклад автомата, висевшего у него на бедре.
Юристы Дарта были наготове и бросились на выручку.
«По российским законам господин Арис имеет законное право присутствовать на этой встрече. Все его документы в порядке!» — говорили они, размахивая бумагами.
Охранник взялся за приклад автомата, направил его мне в лицо и повторил: «Вон».
И мы ушли.
Я оказался в компании инвесторов и журналистов, которых тоже не пустили на встречу. Судя по всему, акции Дарта были конфискованы судом и заморожены, почему, собственно, его представителям, включая меня, не позволили голосовать на собрании.
Вместе с Дэвидом Хоффманом (David Hoffman) из Washington Post мы смогли припереть к стенке Дмитрия Гололобова, главного юриста «ЮКОСа», (по иронии судьбы, его недавно взяли работать вице-президентом «Роснефти», которой сейчас принадлежат главные активы «ЮКОСа»), выходившего из офиса, где проходила регистрация.
«Это возмутительно! Вы должны нас впустить!» — крикнул Хоффман, но Гололобов пожал плечами, пробормотал что-то насчёт арестованных акций, растолкал всех и ушёл на заседание.
На протяжении следующих нескольких часов акционеры (те, которых пустили) проголосовали за утроение количества акций «ЮКОСа», после чего доля Дарта стала незначительной. И, как будто этого было мало, за новые акции надо было платить векселями, срок погашения которых наступал только через три года. И, наконец, акционеры решили, что в лучших интересах дочернего предпрятия будет и в дальнейшем продавать нефть «независимым» трейдерам по цене полутора долларов за баррель, хотя стоимость барреля к тому времени уже приближалась к тридцати долларам.
Смена имиджа
Примерно то же случилось и с остальными дочерними предприятиями «ЮКОСа» — «Самаранефтегазом» и «Томскнефтегазом»: суд, арест акций, внеочередное заседание акционеров. Дарт и другие миноритарные акционеры потеряли почти всё. Но, как это ни странно, подобные нарушения — едва ли не самые вопиющие из всех совершавшихся в то время — стали основой одной из самых резких смен образа, которые только знала Россия.
Обретя почти абсолютный контроль над всеми своими дочерними предприятиями, Ходорковский переместил все активы из офшорных зон обратно, и в «ЮКОСе» занялись привлечением инвестиций и наращиванием производства максимальными темпами. Компания заняла первое место в России по скорости роста, добыча нефти росла быстрее, чем на десять процентов в год, и в конечном итоге дошла до уровня 1,1 миллиона баррелей в день — «ЮКОС» был тогда одним из крупнейших производителей нефти во всём мире.
И тем не менее, до конца 1999-го года имя Ходорковского ассоциировалось с полным позором. Дарт выкупал целые развороты выпусков Wall Street Journal, New York Times и Washington Post, размещая на них антирекламу с жалобами на «ЮКОС». Инвесторы просили помощи у правительства США, у Всемирного банка и прочих мировых институтов; все осуждали «ЮКОС». По итогам изучения стандартов корпоративного управления в двадцати пяти быстро развивающихся странах, проведённого в ноябре 2000-го года, Россия уверенно заняла последнее место, а «ЮКОС» имел полное право претендовать на звание «самого отъявленного нарушителя корпоративных норм в мире».
«До кризиса акции трёх нефтяных компаний, контролировавшихся “ЮКОСом”, — “Юганскнефтегаза”, “Самаранефтегаза” и “Томскнефтегаза” — очень ценились», — писал автор редакционной статьи в New York Times в апреле 1999-го. — «Сделанная в конце 1996-го года инвестиция объёмом в три тысячи долларов и поровну распределённая на троих, уже в августе стоила свыше одиннадцати тысяч. Однако к апрелю 1999-го та же самая инвестиция, вложенная в три компании, утратила 98 процентов стоимости и теперь стоит всего сто пятьдесят долларов» — таковы были последствия финансового кризиса и нарушений со стороны руководства компании. Фирмы, получившие в 1999-м году два миллиарда долларов дохода, после падения стоимости акций «ЮКОСа» в 1997-м году с шести долларов до пятнадцати центов, имели рыночную капитализацию всего в двадцать два миллиона долларов. Именно это и стало величайшим шансом, доставшимся Ходорковскому.
Олигархи — это не бизнесмены, а оппортунисты. Они разбогатели так быстро и так сильно потому, что всего на пару месяцев раньше, чем все остальные, догадались, как можно обратить развал Советского Союза себе на пользу, если действовать быстро и безжалостно. Согласно источникам BNE, сама идея смены образа не принадлежит Ходорковскому: несколько банкиров из Brunswick (в 1997-м году проданного UBS) встретились с ним и рассазали, что больше двух миллиардов долларов ежегодного дохода он из «ЮКОСа» не извлечёт. Но если бы ему удалось сменить образ на противоположный, то удорожание акций принесло бы ему намного больше прибыли, так, к началу 1999-го года акции «ЮКОСа» имели коэффициент цена-доход 1,3, то есть намного ниже, чем у российских конкурентов, аналогичный показатель которых составлял 6,8.
Ходорковский ухватился за эту идею и с головой нырнул в задачу очищения накопившихся у него авгиевых конюшен. То, что ему удалось добиться такого блестящего успеха, свидетельствует лишь о том, насколько у инвесторов короткая память. За три года «ЮКОС» превратился в образец корпоративного управления в России, а Ходорковский занял шестнадцатое место в списке самых богатых людей мира. В Гарвардской школе бизнеса был выпущен труд об «эффекте Ходорковского», после чего его стандарты управления рапространились по другим российским компаниям, тогда как олигархи не могли прийти в себя от изумления.
Кампания должна была начаться в 2000-м году, так что в декабре 1999-го Ходорковский подкупил самого громогласного критика «ЮКОСа» — Дарта — заплатив ему за остаток акций от 120 до 160 миллионов долларов, то есть примерно столько, сколько Дарт и вложил в компанию в самом начале. Что гораздо более важно, Дарт пообещал хранить молчание, так что даже Папеш и прочие бывшие его сотрудники, чьи голоса в 1990-х были столь громкими, отказались предоставлять комментарии для написания этой статьи.
«ЮКОС» впервые выступил на бирже с ежеквартальными отчётами по стандартам ГААП — о таком уровне прозрачности не слыхали не то что в нефтяном секторе, но даже во всей экономике России. После этого в компанию на директорские должности взяли десяток-полтора независимых менеджеров, в их числе — лорда Оуэна из Великобритании, вошедшего в состав совета директоров в 2002-м году. В то же время началось сильнейшее давление на сотрудников с целью побудить их постоянно повышать производство, и это делалось успешно на протяжении нескольких лет. Ходили даже слухи, что инженеры «ЮКОСа» закачивали воду в места залегания нефти, чтобы добыча не прекращалась, хотя подобная практика уничтожает возможность добычи нефти на поздних стадиях разработки месторождения.
Ходорковский полностью сменил имидж, примерно как Маргарет Тэтчер благодаря Морису Саатчи (Maurice Saatchi) вскоре после прихода к власти. Сам Ходорковский в советские времена прошёл через комсомольскую организацию (Саква пишет, что бизнесменом он стал на комсомольские деньги) и выглядел очень по-советски. Но потом он перестал носить помятые костюмы, перешёл на чёрные водолазки, сбрил усы, а вместо очков в толстой оправе стал носить очки в проволочной. Если бы он ещё немного похудел, то стал бы копией генерального директора Apple Стива Джобса.
Это — о внешней стороне. В дополнение к этому «ЮКОС» потратил тридцать миллионов долларов из собственных средств на выкуп собственных же акций (что в России совершенно законно), о чём один трейдер тогда сообщил BNE. «Пожалуй, те тридцать миллионов были самым удачным рыночным вложением за всю историю российских компаний», — сказал тот трейдер, через которого тогда прошла часть документов по сделке. Своё имя он пожелал сохранить в тайне.
В 2000-м году акции стоили по двадцать центов, а к осени — уже по восьмидесят, после чего к происходящему было привлечено внимание прессы. Сначала инвесторы покупали акции «ЮКОСа» просто потому, что так делали все, а в отношении личных мотивов Ходорковского испытывали большой скепсис. Но Ходорковский упорно вёл свою пиар-кампанию, и в его легенду об исправившемся хулигане стали всё больше и больше верить; так к 2003-му году акции «ЮКОСа» оказались «туристическими», потому что любой инвестор, заинтересованный в росте, покупал в первую очередь именно их, «зная», что уж там-то главные инвесторы точно не обманут. Получается, что на весь процесс смены имиджа ушло менее трёх лет, и максимальной стоимости акции достигли за девять суток до ареста Ходорковского: 16 октября 2003-го года они котировались по 15 долларов 92 цента.
В то время я много раз брал интервью у Ходорковского. Сразу после того, как он стал богатейшим человеком младше сорока лет в мире, я спросил, почему вообще кто-то верит, что он исправился.
«Я — это все три поколения семьи Ротшильдов в одном», — сказал он мне, сидя в том самом офисе, куда меня не пустили какими-то тремя годами ранее. — «Первое поколение — акулы-грабители, второе занималось наращиванием бизнеса, а третьи стали царственной семьёй Америки».
Тюрьма и политика
Превращение «ЮКОСа» из парий в парагоны дало Ходорковскому полезнейшие навыки, которые он с успехом применял после своего ареста.
Хотя олигархи не могут соперничать с Кремлём в плане могущества, они имеют громадное преимущество в случае схвати как с государством, так и с иностранными партнёрами, потому что способны играть сразу за обе стороны. Двухлетняя схватка с государством напоминала сеанс игры в покер, только правила немного странные: у Кремля в руке практически вся колода, и обе стороны видят руку противника. Кремль начинает выигрывать, играя такие слабые карты, как рейды налоговиков и инспекции. У Ходорковского всего одна карта, зато играть её можно неограниченное количество раз: ставить Кремль в неловкое положение, рассказывая СМИ, как он злоупотребляет властью. Тогда Кремль начинает выкладывать на стол сильные карты: отзыв лицензий на добычу, аресты директоров. На последних этапах Кремль выкладывает короля и сажает в тюрьму Ходорковского, который опять выкладывает козырную карту позора, сила которой по мере развития игры непрерывно растёт. Но Кремль ещё не сыграл свою главную карту — туза пик, так сказать, — не обвинил Ходорковского в убийстве.
26 июня 1998-го года Ходорковский отмечал с друзьями своё тридцатипятилетие — опять-таки в том самом здании — и тут приехал кто-то из его помощников и рассказал, что мэр Нефтеюганска Владимир Петухов найден в придорожной канаве изрешеченным пулями. Петухов активно выступал против попыток «ЮКОСа» вмешаться в работу администрации региона, в котором работал «Юганскнефтегаз».
Ходорковский, как рассказал присутствовавший на празднике источник BNE, пришёл в ярость. Начальник службы безопасности Алексей Пичугин в итоге был обвинён в совершении этого убийства, но официально в связи с этим против него никаких обвинений не выдвигалось. В 2008-м году адвокат Ходорковского Роберт Амстердам (Robert Amsterdam), давая интервью BNE, сообщил, что его коллеги тщательно расследовали убийство и собранные показания, в том числе — данные женой Петухова, и полная непричастность Ходорковского к этому убийству этим доказана.
Если не считать этих обвинений, то козырная карта Ходорковского выигрывает любой кон игры, потому что как Кремль, так и иностранные инвесторы упорно настаивают, что всецело привержены закону (в случае с иностранными инвесторами — вполне искренне, в случае с Кремлём — в меньшей степени).
Правила игры в покер против олигархов несколько отличаются от правил игры против Кремля. Олигархи имеют возможность обращаться в суд и играть ту же карту, что и Ходорковский, утверждая в случае проигрыша ими дела, что имело место нарушение. Но также они могут безнаказанно подкупать судей, угрожать им и соблазнять действовать в их интересах, то есть доставать сколько угодно карт из-под стола. Здесь главное — чтобы их нельзя было уличить в жульничестве, а уличить их никогда и нельзя. Все олигархи России играют в такую игру, для них это норма.
И проблема тут не только в продажности судов, но ещё и в неадекватности законов. После развала советской системы новообразованные демократические правительства обнаружили, что имеющиеся в их распоряжении законодательные системы совершенно не подходят для регулирования свободного рынка. Долгие годы конкретные проблемы решались конкретными поправками, предназначенными только для решения этих проблем. Но российские законы настолько полны «дыр», что в сравнении с ними головка швейцарского сыра покажется монолитом. Плохие законы — цена, которую молодым демократическим странам приходится платить за переход к новой системе. А такие компании, как «ЮКОС», настолько богаты и настолько искусны именно потому, что платят юристам вроде Гололобова, который способен водить вокруг пальца Кремль, применяя против него его же собственные законы.
То же самое сказал мне и Ходорковский, когда я брал у него интервью в 2002-м году. Он указал, что западные фирмы тоже платят юристам миллионы, чтобы иметь возможность работать не выходя за рамки закона, но приближаясь к ним настолько близко, насколько возможно. Тем не менее, разница в законах между США и Великобританией накапливалась в течение двухсот лет, тогда как в России практически всё можно оправдать законом.
Российская ежедневная деловая газета «Ведомости» недавно опубликовала статью, в которой говорилось следующее:
«Чего хотели олигархи от своих адвокатов? Можем сказать, что они требовали, чтобы адвокат установил границы трактовки законов. Есть закон, который в 99 процентах случае очевиден юристам, и его можно объяснить менеджеру за пять минут жестами и убедительным мычанием; но есть ещё и пространство для манёвра… Мы должны признать, что на Западе ситуация схожая, только правила манипулирования законами другие, намного уже».
Олигархи берут на работу юристов в лучшие времена. Обычно они просто подкупают чиновников, и «ЮКОС» в этом — не исключение, только «ЮКОС» на пике своей активности занимался этим больше, чем почти все остальные.
«“ЮКОС” особенно активно “брал на зарплату” государственных чиновников и… пытался подкупать директоров оптом, чтобы решения принимались в их пользу», — пишет Саква в своей книге.
Пиар сегодня
Даже сегодня, хотя от «ЮКОСа» остались лишь жалкие ошмётки, у компании имеются мощные инструменты лоббирования и пиара, и на поддержание интереса к делу Ходорковского тратятся миллионы долларов в год.
А ведь «ЮКОС» ломится в открытую дверь. Когда отношения с администрацией США под управлением Джорджа Буша-младшего стали портиться, а Россия — превращаться в экономическую державу (это происходило в середине минувшего десятилетия), мировая пресса с радостью начала демонизировать Владимира Путина, а Кремль неуклюже брёл от одной пиар-катастрофы к другой, что окончилось восьмидневной войной против Грузии в августе 2008-го года.
«ЮКОС» же сумел заручиться лоббистской поддержкой десятков нанятых компанией независимых директоров со всего мира. В Велиобритании у «ЮКОСа» есть консультант — лорд Пэдди Гилфорд (Paddy Gilford), а его пиар-фирма Gardant занимается почти всеми пиар-операциями «ЮКОСа» в Европе (ответственным лицом является Клэр Дэвидсон (Claire Davidson)). Лорд Гилфорд имеет очень хорошие связи, принимал активное участие в пиар-кампании нынешнего премьер-министра Дэвида Кэмерона (David Cameron). Также с пиаром в Велиобритании помогает Дадли Фишбёрн (Dudley Fishburn), бывший исполнительный редактор Economist, когда-то бывший депутатом британского парламента от Консервативной партии. Германией занимается бывший лидер Свободной демократической партии Германии доктор Отто Граф Ламбсдорф (Otto Graf Lambsdorff), служивший министром экономики страны с 1977-го по 1984-й год. Что касается США, то здесь роль главного лоббиста играет бывший заместитель министра финансов и посол в ЕС Стюарт Эйзенстат (Stuart Eisenstat). С другой стороны, Марджери Краус (Margery Kraus), основатель и генеральный директор американской пиар-фирмы APCO Worldwide, как сообщается, имеет предварительный гонорар объёмом в 200 тысяч долларов и является самым главным лоббистом в США.
Вдобавок к этому «ЮКОС» сохранил возможность пользования услугами следующих юридических и лоббистских объединений: BKSH & Associates, работавшая в Нигерии и Ираке; имеющая отличные связи адвокатская контора Greenberg Traurig, занимающая седьмое место по величине в США; Covington & Burling, ещё одна юридическая контора, входящая в первую двадцатку в США и предоставлявшая услуги американской нефтяной компании Halliburton, лоббируя для неё в Вашингтоне интересы неоднозначно оцениваемой деятельности дочернего предприятия KBR Government Operations в Ираке, а также представляя интересы Philip Morris в их битвах против правительства США.
Наконец, есть неутомимый Роберт Амстердам, канадец родом из России, объездивший множество стран и невозбранно (Кремль пиаром не занимается) встречавшийся с политиками и журналистами. Я лично видел его в роскошном берлинском отеле, прямо рядом с площадью Жандарменмаркт, в 2008-м году; он прилетел на несколько дней, чтобы провести лоббистскую операцию с депутатами немецкого парламента, испытывавшими нарастающее беспокойство по поводу усиления России.
«Это, пожалуй, первый случай в истории России, когда кого-то арестовали на борту самолёта, направляющегося в Сибирь», — говорил Амстердам — весёлый, но очень умный человек, явно способный легко справиться с задачей, имеющей столь же политический, сколь и юридический характер. — «Он мог бы уехать на Запад, но предпочёл сесть в тюрьму».
Вывод
Кто же такой Ходорковский? Удачливый бизнесмен, принесённый в жертву Кремлём, который точил зубы на его нефтяную компанию? Это было бы слишком просто. Тогда кто же? Гнусный нарушитель норм корпоративного управления, который решил исправиться? А это неполно. Конечно, он гениальный оппортунист, предельно сосредоточенный на зарабатывании денег. В отличие от коллег из «ЛУКОйла» и «Сургутнефтегаза» он определённо не нефтяник.
Я много раз брал интервью у Ходорковского, когда он шёл к своему богатству, и он мне успел понравиться, потому что явно был чем-то вроде визионера. Ирония судьбы заключается в том, что нефтепровод, ведущий в Дацин (северо-запад Китая), из-за которого (а не из-за мошенничества, в котором его номинально обвинили) Ходорковский в основном и оказался в тюрьме, был введён в строй в начале сентябре, и построен он был теми самыми людьми в Кремле, которые яростно выступали против строительства его Ходорковским.
Но я никак не мог понять, почему он решил сесть в тюрьму, а не договориться с Кремлём, ведь с осторожным и прагматичным Путиным у власти это всегда возможно. Ведь большая часть инвесторов «ЮКОСа», сохранившая свои подешевевшие с пятнадцати долларов до нуля акции, полагала, что он пойдёт на сделку, ведь олигархам прибыль важнее, чем принципы. Также никто не сумел внятно объяснить мне, почему он решил провести остаток жизни в тюрьме. Наверняка он обрёл в процессе что-то вроде веры.
Правильные принципы управления он ввёл в «ЮКОС» потому, что верил — это принесёт ему много денег. Всё, что он делал в своей карьере, он делал ради денег. Похоже, именно в процессе превращения в образец правильного администрирования корпорации он обрёл веру в том смысле, что увидел, что обогатить своих акционеров можно, делаю «добро», а не воруя их деньги, и, возможно, именно это его и обогатило, на чём, собственно, и строится капитализм. Но разве можно поверить, чтобы он сел в тюрьму ради блага российского народа? Это маловероятно. Самое убедительное, что я могу придумать, — это то, что он отказался пойти на сделку с Кремлём потому, что он обиделся, как обиделся на Кремль за уничтожение бизнеса Билл Браудер (Bill Bowder), некогда бывший самым видным иностранным инвестором в России.
