Стратегическая слабость

Только ленивый сейчас не говорит и тут же не выражает сожаление по поводу пропасти, которая существует между экономической мощью и политическим влиянием Евросоюза в мире. При населении в 500 миллионов человек и 22% производства мирового валового продукта, наверное, можно ожидать, что к твоему голосу будут прислушиваться. Однако престиж Европы упал до самой низкой отметки после решения президента Барака Обамы не участвовать в саммите США-ЕС в Мадриде в мае этого года, когда в ЕС председательствовала Испания. Хозяин Белого Дома заявил тогда, что одной поездки в год на Старый континент более чем достаточно.

Не лучше обстоят дела в отношениях с Россией и Китаем, поскольку как Москва, так и Пекин уже давно установили прямые отношения с европейскими столицами, не ставя ни во что структуры ЕС. Также и в ООН Евросоюз не только потерпел неудачу в той области, где чувствовал себя наиболее уверенно (то есть, на переговорах по изменению климата), но с каждым разом всё меньше стран поддерживают позицию европейцев в вопросах демократии и соблюдения прав человека.

И всё же, этому есть определённое оправдание. Для начала стоит отметить, что Евросоюз даже не государство, в силу чего не может ставить перед собой задачу стать полноценным игроком в лиге великих держав. Кроме того, Вашингтон, Пекин, Москва и Дели весьма непросты в общении: США представляют из себя гипердержаву (слишком великая); Россия – угасающая сверхдержава (слишком нервозная); Китай – стремительно развивающаяся сверхдержава (слишком благоразумная), а Индия всего лишь региональный игрок (слишком сама в себе). И, наоборот, не имеет оправдания то, что ЕС не может придти к согласию с другими развивающимися странами, чьи политические и экономические модели более схожи с европейскими: Бразилией, Турцией, Южно-Африканской Республикой. Разумеется, у каждой из них свои особенности (в нынешней Европе, как мы видим, они тоже присутствуют), но это демократические страны с рыночной экономикой. И, тем не менее, когда речь заходит о Бразилии, Турции или ЮАР, Евросоюз действует весьма неуклюже, показывая неспособность привлечь их на свою сторону и вызывая скорее недоверие, чем заинтересованность. По сути дела, когда во многих европейских столицах увидели, что лидеры вышеуказанных стран начинают выказывать первые признаки пренебрежения к Брюсселю, это переполнило чашу стратегического (не) терпения.

Столкнувшись с таким положением дел, европейские лидеры вроде бы надумали предпринять какие-то меры. По инициативе председателя Европейского совета бельгийца Хе́рмана ван Ро́мпёя (Van Rompuy) они впервые собрались для обсуждения внешней политики ЕС с точки зрения «стратегической» перспективы, то есть, сформулировать проблемы, обозначить приоритеты и обсудить, на какие страны может опираться ЕС в этом многополярном мире. Таким образом, вопреки традиции, преобладавшей на заседаниях Европейского Совета, где, как правило, зачитывались длинные перечни лишённых содержания выводов, наконец-то, созвана встреча в верхах, посвящённая насущным проблемам. Это хорошая новость, поскольку она совпадает по времени с началом работы Европейской службы внешних действий, инициатором создания которой выступила верховный представитель ЕС по внешней политике и безопасности Кэтрин Эштон (Catherine Ashton), только что назначившая своих первых 27 послов. Даже Европарламент оживился и, перенимая опыт Сената США, намерен пригласить их на заседание Комиссии по иностранным делам, чтобы проинструктировать о приоритетных  направлениях работы.

Всё это прекрасно, но надо проявлять благоразумие. Не так-то просто преодолеть  эту пропасть между экономической мощью и политическим влиянием, особенно в рамках системы, где власть раздроблена по многим учреждениям, находящимся на различных уровнях. Наблюдая за разработкой европейской внешней политики, невольно задаёшься вопросом, а действительно ли мы добились значительных успехов за 2500 лет, прошедшие с тех пор, как каждое из 10 племён Древней Греции выбирало военачальника, который становился членом коллегии архонтов.

Некоторые лица, движимые отнюдь не  добрыми устремлениями, советуют европейцам перестать проявлять беспокойство, поскольку, если экономика будет оставаться в застойном состоянии, а уровень рождаемости снижаться, то проблема скоро решится сама собой, но только в обратном смысле. То есть, при сохранении нынешних тенденций, где-то через два десятилетия наша экономика и население опустятся до уровня нашего политического влияния в мире, так что не будет и причин сожалеть о разрыве между одним и другим. Вот здесь-то и кроется парадокс нынешнего чрезвычайного заседания Европейского совета. Именно в то время, когда мы начинаем задумываться, как нам лучше согласовать действия во внешней политике, престиж Европы в мире гораздо больше зависит от решения её внутренних проблем, а именно, способности предотвратить застойные явления в экономике, спад рождаемости, урезание социальной сферы и усиление ксенофобских настроений.