Впервые я оказался в Москве в 1996 году. На меня, как и на многих других иностранцев, она произвела очень сильное впечатление. Собственно, настолько сильное, что я с тех пор здесь и живу.
Конечно, первые впечатления от Москвы сейчас во многом уже стерлись под натиском новой, энергичной Москвы, но невозможно забыть то чувство, которое испытывает человек, впервые ступая на московскую землю. Нечто похожее, наверное, испытал Нил Армстронг, сделав первый
шаг на Луне. Почему же нас так сильно тянет к Москве? Отчасти потому, что нам с детства твердили: «Русские — враги».
Нам постоянно внушали, что где-то далеко есть «империя зла». У нас в школе периодически включали сирену, и все ученики должны были прятаться под старенькими партами, спасаясь от ядерного нападения врагов-коммунистов. Внутри американского общества шла своя маленькая
война. «Лучше умереть, чем стать красным» — кричали правые. «Уж лучше стать красным, чем умереть» — отвечали им левые.
При этом большинство американцев, конечно, и ведать не ведали о том, чего на самом деле хотели русские, или хотя бы где находится Россия, или что русские дети тоже не спят по ночам и трясутся от страха при мысли о том, что в любой момент может начаться ядерная война. Мы знали только то, что нам постоянно твердили — что советская «красная машина» вот-вот размажет нас в лепешку. И наблюдая за тем, как каждые четыре года во время Олимпийских игр советская сборная неизменно раскатывала в лепешку наших спортсменов, мы не считали эту опасность такой уж призрачной.
Так что, когда вы наконец оказываетесь солнечным днем на Тверской улице и заходите в магазинчик в том самом городе, который когда-то был причиной ваших ночных кошмаров, это не может не оставить сильного впечатления. Я думаю, что многие русские тоже, впервые оказавшись
где-нибудь на пешеходном переходе посреди Таймс-сквер в Нью-Йорке посреди моря машин, звуков и толп спешащих людей, испытывают подобное странное чувство и не могут поверить в реальность происходящего.
Иногда я завожу разговор с другими иностранцами о том, как сильно изменилась российская столица за последние годы. (Для тех из вас, кто не знаком с Москвой, я должен сразу пояснить, что русские, хотя и называют Москву «большой деревней», все равно упорно твердят, что «Москва — не Россия», примерно так же, как многие американцы считают, что Нью-Йорк — это не настоящая Америка.) Так вот, большинство моих знакомых испытывают ностальгию по тому времени, когда Москва, как, собственно, и вся Россия, шла по натянутому канату между прошлым и будущим. Конечно, это было довольно страшные годы, но в каком-то смысле это было время чистоты и невинности.
В конце 1990-х над Москвой висело тяжелое облако безысходности, но при этом сама Москва была веселой и свежей. По крайней мере, так казалось иностранцам, у которых, на худой конец, всегда была возможность, если все станет совсем плохо, сесть в такси и уехать в аэропорт (и многие, на самом деле, так и сделали в 1998 году после дефолта, из-за которого многие потеряли все свое состояние — и россияне, и иностранцы).
При этом разница между Москвой и Нью-Йорком огромна. Поначалу, помню, меня больше всего поражало в русских людях их странное отношение к работе. Суть заключалась в следующем: если вы продаете что-то, вы имеете право орать на клиента и как угодно унижать его. Я вырос в Нью-Йорке, где главное правило — «клиент всегда прав», и, хоть меня порой бесит хамство, мне все-таки всегда казалось забавным, что здесь, в Москве, все наоборот.
«Почему русские никогда не улыбаются?»
В «мрачные девяностые» один мой приятель немец никак не мог понять, почему русские стюардессы никогда не улыбаются. Он жаловался снова и снова, и поначалу я соглашался с ним. В конце концов, ведь работа стюардессы в том и заключается, чтобы улыбаться мне, чтобы мне было
приятно! Ну, по крайней мере, выражение ее лица должно вселять в меня уверенность, что с самолетом все в порядке и крылья еще не отвалились…
Но потом я услышал, что по этому поводу думают русские. Почему иностранцам так важно, чтобы стюардессы (и вообще все продавцы) обязательно демонстрировали им свои зубы каждый раз, когда они проходят мимо? Просто чтобы доставить им удовольствие? «Мне что, за это деньги платят?» — спрашивала меня одна моя русская знакомая, которая, кстати, работала не стюардессой. «Если стюардесса хорошо выполняет все свои обязанности, почему иностранцев так бесит, что она при этом не улыбается?» — спрашивала моя знакомая, и с ней было трудно не согласиться. Может быть, это, действительно, ненормально — дергаться по поводу того, что абсолютно незнакомый человек вовсе не жаждет улыбаться тебе от уха до уха?
А главное, добавила русская красавица (и ее слова уязвили меня в самое сердце), западная улыбка — неискренняя. За ней не стоит никаких чувств. Глаза ничего не выражают. На Западе люди улыбаются не от души, а инстинктивно, как собака Павлова. Вот когда русский человек улыбается, так он действительно улыбается искренне, от всего сердца, а не просто потому, что так велит должностная инструкция.
Что ж, доводы моей знакомой были, конечно, убедительны, но в жизни в итоге все равно победила партия дежурных улыбок. Теперь, летая самолетами «Аэрофлота», в комплекте с котлетой по-киевски и вяленой рыбой вы получаете белоснежную улыбку. В московском метро даже организовали специальную кампанию: повсюду висели плакаты, на которых блондинка, приложив кончики пальцев к уголкам рта, широко улыбалась, как если бы русским людям нужно было заново объяснять, как это делается.
Оружие к бою — заходим в гипермаркет
Еще одно большое отличие между старой и новой Москвой — это потребительская культура тогда и сейчас. В 1990-е годы, заходя в магазин, вы не испытывали особого желания улыбнуться. Но и сейчас хорошего настроения магазины не прибавляют. Зайдите в гипермаркет «Ашан» (скажите, я один так думаю, или «гипермаркет» — это действительно самое уродливое слово, какое только можно было придумать?), и вы сразу же поймете, о чем я. Французы, дай им бог здоровья, отгрохали на юго-западе Москвы, неподалеку от моего дома, эту вавилонскую громадину, и теперь каждый раз, когда я приближаюсь к нему, у меня начинается самая настоящая аллергия. Я вас уверяю: пока
вы не увидите это зрелище своими глазами, вы никогда не поверите, что такое возможно.
Через весь магазин тянется длиннющая цепь кассовых аппаратов. Знаете, сколько их? 110. По сравнению с ними Восточный фронт во время Второй мировой войны кажется пустяком. Причем я еще ни разу не видел, чтобы в очереди на кассе стояло меньше десяти покупателей.
Поскольку в магазине продается все от плазменных панелей до замороженной рыбы, размеры его поистине огромны. Из-за этого сотрудники передвигаются по гипермаркету на роликовых коньках. При этом они иногда не прочь отпихнуть зазевавшегося покупателя локтем или сказать ему пару не самых цензурных слов, так что лично мне все происходящее часто напоминает фильм «Роллербол».
Посреди всего этого безумия есть один огромный коридор, который делит магазин на две половины. В принципе, размеры этого прохода таковы, что при желании там мог бы приземлиться небольшой винтовой самолет. Этот проход — единственное место в магазине, где тебя не толкают и не давят
тележками. Закупаются люди основательно. Такое ощущение, что большинство людей в магазине собираются смотреть с друзьями чемпионат мира по футболу и ждут в гости всех соседей по подъезду, если не по дому.
Когда смотришь на все это безумие, сложно представить себе, что всего каких-то десять лет назад в Москве почти не было ни торговых центров, ни супермаркетов, ни гипермаркетов. В основном люди ходили за покупками пешком в близлежащие магазинчики. А поскольку полки магазинов не ломились от товаров, то не нужны были и огромные внедорожники, в которые сейчас запихивают добычу. В те догипермаркетовые времена все было просто — говоришь девушке за прилавком, что тебе нужно, идешь в отдельное окошко, пробиваешь чек, возвращаешь к продавщице, и она протягивает тебе пакетик с покупкой.
И знаете, что самое забавное? Недавно проводили исследование, чтобы выяснить, где в мире самые большие очереди, и выяснилось, что в России — и по времени ожидания, и по количеству людей. Двадцать лет назад ситуация была точно такая же — только тогда тележки людей не были
доверху набиты товарами. И вот теперь позвольте спросить вас: выиграла ли Москва от всего этого шума и гама? Стало ли кому-то от этого лучше? Лично я сомневаюсь.
О двух городах
Москва была основана князем Юрием (Долгоруким, а не Лужковым) в 1147 году, за 500 лет до того, как голландская фактория Нью-Йорк была впервые упомянута в исторических летописях. Сегодня Москва и Нью-Йорк занимают в своих странах первое место по количеству жителей. И про Москву, и про Нью-Йорк говорят, что это город, который никогда не спит. Москву, ко всему прочему, недавно еще объявили городом, в котором живет самое большое число миллиардеров — и цены на обувь здесь, прямо скажем, как были, так и остались заоблачными. Нью-Йорк, со своей стороны, сохраняет звание главного финансового центра планеты, хотя многие лондонцы, вероятно, и не согласятся с этим.
Москва не может подготовить вас к тому «шоку и трепету», который испытывает человек, впервые оказавшись в Нью-Йорке, и наоборот. Например, давка в московском метро, которую я вместе с 10 миллионами москвичей ежедневно испытываю на собственной шкуре, не подготовила меня к поездке на нью-йоркской подземке в час пик. Я целую минуту стоял и завороженно смотрел на поток несущихся мимо людей, прежде чем страшным усилием воли заставил себя прыгнуть в эту ревущую реку. К тому же я умудрился заблудиться. Да-да, хотя московское метро и самое большое в мире, заблудиться, как оказалось, проще всего именно в Нью-Йорке, хотя там все надписи и объявления — на английском.
Промышленные параметры у двух городов примерно одинаковые (где-то 450 квадратных миль на 10 миллионов жителей), но Нью-Йорк с его высоченными небоскребами, у которых есть одно очень неприятное свойство — они почти полностью загораживают солнечный свет, по сравнению с Москвой выглядит как настоящий город, тогда как Москва, как я уже писал, у русских считается большой деревней.
И тут уместно вспомнить об еще одном аспекте старой Москвы. Всего десять лет назад машин в Москве было вдвое меньше, чем сейчас (а сейчас их несметные миллионы). Русские с тоской вспоминают о тех временах, когда дорога на работу и домой отнимала не так много времени. Сейчас уже кажется, что раньше и сигналили на дорогах не так громко, и сигнализация на стоящих машинах срабатывала не так часто…
Сегодня Москва, как и все города, продолжает закатываться в асфальт, чтобы не отстать в вечной гонке со всемогущим автомобилем. Судя по тому, что каждое утро и каждый вечер российская столица намертво встает в многокилометровых пробках, город все-таки проигрывает эту битву. Судя по тому, как москвичи недавно поднялись на защиту леса на северной окраине города, который недавно собрались вырубить, чтобы построить еще одно шоссе, жители столицы твердо намерены защищать оставшиеся зеленые островки, в которых можно укрыться от «прелестей»
городской жизни. А укрытие, как показало последнее лето с его безжалостной жарой и смогом, порой просто необходимо.
Нью-Йорк, как и Москву, любят во многом за ощущение, что город находится на грани анархии; за каждым углом тебя ждет новое зрелище — и не всегда самое приятное. Миллионы людей, участвующие в этом ежедневном действе, очень пестры по своему культурному составу. На улицах Нью-Йорка можно встретить людей любого языка, любой религии, любой национальности. (По данным одного исследования за 2005 год, в Нью-Йорке говорят на 170 языках, и 36% жителей родились за пределами США).
Москву тоже можно считать высшим проявлением уличного театра, но только здесь среди персонажей нет такого разнообразия. Благодаря этому Москва — более предсказуемый город, чем Нью-Йорк, где перемешаны самые разные культуры. В российской столице, если и услышишь чужую речь, это, скорее всего, будет либо турист, либо иностранец, который приехал сюда на время, но не постоянный житель. В Нью-Йорке, когда идешь по улице, можно встретить людей самой разной социальной и культурной принадлежности. Но, так или иначе, и в Москве, и в Нью-Йорке ты
становишься свидетелем завораживающего зрелища.
Десять лет назад Нью-Йорк столкнулся с серьезными проблемами. Уровень преступности резко вырос, инфраструктура обветшала, репутация у города была не из лучших. Туристы сторонились Нью-Йорка как зачумленного. На сегодня «Большое яблоко» почти полностью избавилось от всех
«червяков». Уровень преступности — самый низкий среди десяти крупнейших городов Америки. За последние пятнадцать лет преступность сократилась в четыре раза. Количество убийств за 2005 год было самое низкое с 1963 года. (Недавно, будучи в Нью-Йорке, я остановился на углу 103-й и Бродвея. Администратор гостиницы сказал мне, что всего десять лет назад в этот район люди даже заходить боялись — там жили в основном латиноамериканцы.)
В Москве у меня был только один случай, когда я решил, что меня грабят. Я ехал, как говорят русские, «на частнике», и шофер-кавказец неожиданно выхватил большой пистолет и, отчаянно жестикулируя, начал прямо на ходу быстро и громко говорить мне что-то непонятное. Я предположил, что он предлагает мне сделать выбор между жизнью и кошельком, и поскольку денег у меня в кармане было ровно столько, сколько хватило бы, чтобы заплатить за проезд, я уже приготовился к тому, что распрощаться придется все-таки с жизнью. Впоследствии выяснилось, что этот джигит всего-навсего пытался продать мне свой пистолет (что, кстати, нетипично для Москвы, поскольку здесь почти ни у кого нет оружия — по крайней мере, среди законопослушных граждан).
Церетели: здравствуйте — и до свидания?
Москва тоже переживает своего рода возрождение. Заработав огромные деньги благодаря высоким ценам на нефть и газ, российская столица сумела распрощаться со своим мрачным коммунистическим прошлым — и физически, и психологически. Здания, которые в советские годы стояли полуразрушенные, теперь стоять полностью отремонтированные (или построенные полностью заново, как в случае с Храмом Христа-Спасителя и гостиницей «Москва»). Благодаря этому обувные магазины и кофейни теперь зачастую располагаются в шикарных интерьерах. Бандитские разборки, которые десять лет назад держали город в постоянном страхе, тоже вроде бы прекратились (тьфу-тьфу-тьфу, стучу по дереву). Однако масштабная кампания по восстановлению города вызывает порой нарекания.
Отчасти Москва превратилась в выставку на открытом воздухе для работ Зураба Церетели — грузинского скульптора, который много лет назад подружился с московским мэром Лужковым. Церетели осуществил в Москве множество проектов. В частности, под его руководством был построен огромный торговый центр на Манежной площади с фонтанами и скульптурами — прямо напротив Красной площади. Он же украшал Храм Христа-Спасителя бронзовыми статуями и строил мемориальный комплекс на Поклонной горе.
Но самое его известное творение — это чудовищная статуя Петра I высотой 90 метров, стоящая на берегу Москвы-реки прямо напротив Храма Христа-Спасителя. Эта ужасная громадина прославилась на весь мир в 2008 году, когда Интернет-портал VirtualTourist.com включил ее в
список десяти самых уродливых сооружений в мире.
Работы Церетели стали символом не только «эпохи Лужкова», но и вообще сложного периода в жизни российской столицы, который стал одним из самых трудных испытаний за всю ее историю.
Окончательный вердикт этому периоду вынесут потомки. Мы не знаем сейчас, каков он будет, но одно мы знаем точно — вряд ли можно представить себе более интересное, более захватывающее время.
