В поисках новых источников роста

Данная статья является одной из глав специального репортажа о России, подготовленного московскими корреспондентами газеты Financial Times и опубликованного в пятницу, 1 октября.

В XVIII и XIX веках мыслящих людей в России занимал вопрос, который и в XXI веке остается весьма животрепещущим: нужно ли вечно отсталой стране подражать Западу, или же прогресс возможен и без этого?

Спор этот возникает снова и снова на протяжении столетий; он вызывает постоянные разногласия еще с тех пор, как царь Петр I заставил бояр брить бороды и одеваться в европейское платье.

В XIX веке сторонники парламентарно-демократической системы боролись против сторонников самодержавия. Сейчас элита страны расколота по тому же, давно знакомому принципу.

Вместо слова «самодержавие» теперь в ходу концепция «суверенной демократии», вымышленная Кремлем и служащая для оправдания длительного правления полуавторитарными методами. Такие признаки демократии, как парламент, гражданское общество и независимые суды, имеются, но только на словах.

Сейчас, как и двести лет назад, кто-то в России верит в необходимость перенимать политическое устройство у стран Запада (в том числе — систему «сдержек и противовесов» в исполнительной власти и свободу прессы) с целью избежания упадка и превращения страны в никому не нужного экспортера сырья.

Против них выстроились оппоненты, утверждающие, что только сильное государство сможет привести вечно отсталую Россию в XXI век.

За последние десять лет верх чаще одерживали представители второго лагеря, но теперь, возможно, все переменится.

С 2000-го года под руководством президента, а ныне — премьер-министра Владимира Путина в стране происходила централизация власти. Делалось это с целью стабилизации экономической ситуации, а успех операции придал дополнительный вес доводам о том, что при авторитарном режиме модернизация пройдет успешней.

Благодаря, в частности, дороговизне сырья, ВВП за десять лет вырос вдвое. Казалось бы, вывод простой: при авторитаристе Путине экономика росла, а при демократе Ельцине в девяностых — обваливалась.

Но теперь страна пытается сделать выводы из уроков мирового экономического кризиса, и вектор общественного мнения меняется.

В прошлом году путинская модель роста, основанного на сырье, судя по всему, дала отказ, и ВВП за год сократился на 7,9 процента — это наихудший показатель среди всех «новых развитых» стран.

Потом показатель роста вновь стал положительным (по крайней мере — пока), пусть и достаточно хилым, но президент Дмитрий Медведев, которого на эту должность в 2008-м году практически назначил Путин, бросает вызов общепринятой точке зрения.

Год назад он предложил альтернативу путинской модели «энергетической сверхдержавы», сказав, что Россия должна порвать со своей «примитивной» зависимостью от экспорта энергоносителей, реформировать политическую систему и стать настоящей экономической державой постиндустриальной эпохи, сосредоточившись на инновациях и построив свою экономику на основе информации.

10 сентября, выступая на ежегодном президентском саммите в средневековом городе Ярославле, Медведев опять высказался в том же духе. Его слова резко контрастировали с задиристыми высказываниями Путина о восстановлении экономики. «Оттого, что подорожали энергоносители, а у нас опять начался рост, жить стало удобней, но возможно, что это ненадолго, — сказал он. — Иной альтернативы, чем сменить источник роста, не существует».

Профессиональные экономисты во многом поддерживают позицию Медведева.

Ректор Высшей школы экономики (Москва) Евгений Ясин указал, что, хотя авторитарная государственно-капиталистическая модель и привела к успеху соседний Китай, это объясняется тем, что страна мобилизовала миллионы крестьян в деревне и вывезла их в города — работать на заводах.

Сейчас же, как замечает и он, и другие либерально мыслящие аналитики, источники роста должны опираться на «постиндустриальные» секторы экономики — сферу услуг и инновации.

Кремль выстроил амбициозные планы по быстрому развертыванию наукоемкого сектора: государственная компания нанотехнологий «Руснано», финансирование развития наукограда Сколково — скопления наукоемких производств в Подмосковье, рекламируемого как «российская Кремниевая долина».

Слова Медведева отражают его представления о том, что для роста необходимы и политические реформы. «Только свободный человек, который не боится государства, не боится за свою собственность и не боится за свою жизнь, может построить по-настоящему современную экономику», — заявил он, выступая в Ярославле.

Звучит прекрасно, только за исполнение большинство экспертов ставит Кремлю довольно низкие оценки.

Выступающих за демократию на митингах регулярно избивает милиция. Оппозиционеры боятся за свою жизнь. Медведев говорит о демократии, а сам расширил полномочия Федеральной службы безопасности (бывшего КГБ).

Тем временем предприниматели заявляют, что Кремль не сумел эффективными реформами простимулировать деятельность инвесторов. А без новых инвестиций и новых идей перспективы станут мрачными: по официальным прогнозам, после 2013-го года бюджет уйдет в дефицит даже в случае сохранения цен на нефть на высоком уровне.

Дороги и прочие объекты инфраструктуры в стране разваливаются, а отношение инвестиций в ВВП ниже, чем в любой другой стране группы БРИК. Страна срочно нуждается в капитале, причем как в иностранном, так и в отечественном.

«Существует большой разрыв между оптимистическими прогнозами правительства и куда более суровой реальностью деловой жизни в России. Большая часть инвесторов жалуется на коррупцию, бюрократизм и недостаток юридической защиты инвестиций», — сообщает главный аналитик по стратегии из инвестиционного банка «УралСиб» Крис Уифер.

Представителями государственных органов в частном порядке делается следующая оценка: порядка шестидесяти процентов ВВП приходится на управляемые государством компании. Пятидесятимиллиардная (в долларовом исчислении) программа приватизации, предложенная в сентябре министром финансов Алексеем Кудриным, скорее всего, ничего не изменит, потому что никакие контрольные пакеты продаваться не будут.

Замечено, однако, что меняется самая атмосфера, царящая в высших эшелонах правительства.

«Очень заметно появление нового мышления, — отмечает директор филиала Morgan Stanley в России и СНГ Елена Титова. — Теперь уже не столько обвиняют внешний мир в проблемах, сколько мыслят по-новому, более открыто по отношению к внешнему миру и с пониманием того, что мы сами должны измениться».

По крайней мере — заявления делаются смелые. Медведев пообещал придать величайшее значение борьбе с «юридическим нигилизмом» в сфере правосудия, а также реформировать бюрократическую систему. В июне он поставил целью на двадцать процентов сократить численность государственных служащих, которая за последнее «нефтедолларовое» десятилетие разрослась до непомерных масштабов.

Также создается впечатление, что Медведев пытается бороться с неизлечимой коррупцией в правоохранительных органах, увольняя представителей высшего руководства. Президент пообещал, что к 2012-му году милиционеров, которых сейчас 1,4 миллиона человек, станет на 200 тысяч человек меньше. Но сможет ли он воплотить эти реформы в жизнь — пока неясно.

Амбициозный проект реформирования армии, анонсированный в 2008-м году после войны в Грузии, судя по всему, застрял на полдороге: планы отмены воинской повинности и создания малочисленной профессиональной армии натолкнулись на бюджетные ограничения и возражения со стороны представителей офицерского корпуса.

Медленный ход реформ Медведев объясняет инертностью бюрократической системы и ленью чиновников.

«Боюсь, что при мышлении, свойственном нашим чиновникам, модернизация стала просто модным словом, чем-то преходящим, может быть, на три или пять лет. Моя задача — вбить им это в голову, чтобы они приняли это как нечто неизбежное», — сказал он, выступая в Ярославле.

Надо, однако, учитывать и фактор Путина. Никто, кроме самих Медведева и Путина, ничего не знает об истинной сущности их взаимоотношений, но Путина все считают более могущественным, хотя у Медведева есть в распоряжении рычаги конституционных полномочий.

Похоже, что истинные различия между ними сводятся к отдельным нюансам.

Оба говорят о своей верности модернизационному проекту, но если Медведев делает акцент на политических реформах и инновациях, то Путин — на секторе энергетики и повышении пенсий и льгот; его риторика — наследие «общественного договора» минувшего десятилетия, когда граждане соглашались проявлять политическую пассивность в обмен на повышение уровня жизни.

Западные аналитики продолжают относиться к Медведеву скептически, сохраняя уверенность, что, несмотря на независимость взглядов, он подчиняется Путину, а сам Путин неизбежно вернется к власти.

Однако в стране, известной большими политическими катаклизмами, прогнозировать сохранение статус-кво — не всегда самый лучший вариант.