В 1994-м году президент США Билл Клинтон, общаясь со своим ассистентом Джорджем Стефанопулосом (George Stephanopoulos), заметил, указав на военных: «Правда же, впечатляют?». Рядом с ними выстроился состав восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, ожидая приказа напасть на Гаити с целью свержения режима Рауля Седра (Raoul Cedras). Штатских государственных деятелей не перестаёт изумлять способность военных обнаруживать и уничтожать всё, что угодно, с безопасного расстояния. Особенное уважение вызывает продолжающаяся кампания ЦРУ в населённых представителями племён районах Пакистана, осуществляемая с помощью беспилотной авиации. Только за сентябрь беспилотные самолёты ЦРУ нанесли более двадцати ударов по подозреваемым в причастности к движениям «аль-Каида» и «Талибан».
В этих ударах определяющим образом проявляется важная тенденция: столкнувшись с проблемой внешнеполитического характера, грозящей национальным интересам США, штатские представители властных структур постоянно прибегают к услугам ограниченных средств военного характера, как-то: налётам беспилотной авиации, запускам крылатых ракет и рейдам войск специального назначения. Многие эксперты — от аналитиков до скрывающих свои имена представителей госструктур США — нахваливают беспилотные налёты как военную тактику за низкую стоимость и высокую гибкость и эффективность. На практике, однако, беспилотники — как и иные средства ограниченной силы — имеют существенные недостатки, заслуживающие большого внимания, учитывая то, что они играют всё большую и большую роль.
Вот один из практически никем не замечаемых недостатков, относящийся к процедурной стороне вопроса и касающийся некого негламурного и занудного аспекта политики — межведомственной коммуникации. Вынужденные действовать быстро в условиях опасности и под соблазном заманчивости и гибкости тактики применения ограниченной силы, президенты предпочитают военные решения всем прочим инструментам государственной деятельности. Неизбежным образом уже после запуска ракет они объявляют о намерении не снимать давления с врага и продолжать борьбу с применением всей силы государства. Но после окончания бомбардировок, когда тревожный сигнал «сделайте хоть что-нибудь» уже перестаёт звучать, сложные и мощные дальнейшие меры, как правило, не принимаются.
К примеру: в августе 1998-го года в ответ на взрывы в американских посольствах в странах Восточной Африки администрация Клинтона решила запустить крылатые ракеты по фармацевтическому заводу в Судане, полагая, что там производят нервно-паралитический газ, и по лагерям «аль-Каиды» в Афганистане, полагая, что там прячется Усама бен Ладен. Эти удары позиционировались администрацией Клинтона как первый этап длительной борьбы против «аль-Каиды», один представитель Белого дома даже пообещал, что «одним выстрелом мы не ограничимся». Но, как показало расследование комиссии «11 сентября», последующие попытки надавить на «аль-Каиду» и «Талибан» политическим, дипломатическим и экономическим путями провалились. Ничто так не привлекает к себе внимания представителей высших эшелонов власти, как перспектива спешно применить военную силу, зато сразу после применения её разные конкурирующие интересы затмевают собой ту опасность, против которой изначально пытались бороться.
Ещё один недостаток заключается в том, что постоянно доступный вариант с применением ограниченной силы сказывается на хроническом недофинансировании невоенных инструментов ведения государственных дел. Большая часть государственных деятелей, как военных, так и штатских, признаёт факт наличия крайней нужды в повышении гражданской квалификации, нужной для реализации долгосрочного развития, наращивания мощностей и программ администрирования, предназначенных для борьбы против терроризма и прочих проблем безопасности; лучше всех об этом высказался не кто иной, как министр обороны Роберт Гейтс, сказавший: «Военная победа — это ещё не успех». В сравнении с быстротой, ощутимостью и политической прибыльностью военной силы, однако, долгосрочные и трудоёмкие дипломатические усилия и программы развития практически неизбежно проигрывают. Конгресс не в меньшей степени грешит подобным мышлением, чем представители высших эшелонов исполнительной власти: законодатели вот-вот отсекут порядка четырёх миллиардов долларов из средств, выделенных президентом Бараком Обамой на внешнюю политику; по плану это должно составить всего семь процентов от средств, выделенных на оборону.
Пожалуй, тревожнее всего то, что применение ограниченной силы подрывает те же политические задачи, которые и надо решить, так как портит репутацию США в региональном масштабе. В Пакистане, к примеру, налёты беспилотников ЦРУ чем дальше, тем больше воспринимаются как лицо внешнеполитического курса США, и их критикуют все, к кому прислушивается общественность, — от комментаторов в СМИ до исполнителей поп-музыки (по данным опроса, недавно проведённого в населённых племенами районах, более трёх четвертей местных жителей выступает против налётов). Известные любовью к сенсациям пакистанские СМИ ещё больше распространяют неверные представления, публикуя вредоносную неправду, которая не опровергается американцами, вынужденными молчать в соответствии с правилами ведения секретных операций (хотя эти операции уже стали самым плохо охраняемым секретом в мире).
Как отметил с тревогой в своей статье, опубликованной 29 сентября в Washington Post Дэвид Игнатиус (David Igantius), — «Американские военные изо всех сил помогали бороться с последствиями наводнений, но пакистанцы этого в основном не заметили; они читают только о налётах беспилотников, а не о сбросах продовольствия с вертолётов».
Зато теперь в высших эшелонах власти США всё больше понимают, что ограниченная сила — это ещё не всё. В апреле 2009-го возглавлявший тогда Объединённое центральное командование генерал Дэвид Петреус совместно с разведкой США и посольством в Сане (Йемен) создал первую всеобъемлющую программу военной стратегии для этой страны. В декабре 2009-го Гейтс и госсекретарь Хиллари Клинтон подписали документ под названием «Стратегия по региональной стабилизации в Афганистане и Пакистане», в котором подробно обрисовывались ключевые инициативы, ресурсные требования и основные вехи пути для всех задействованных правительственных органов США. Противостояние угрозам со стороны Пакистана, Йемена и прочих проблемных государств требует именно такой всеобъемлющей, скоординированной и имеющей высокий приоритет стратегии, включающей в себя все имеющиеся компоненты государственной власти и предоставляющей безопасность и возможности населению, в то же время противодействуя подъёму насилия и экстремизма.
Президент Билл Клинтон был прав: армия — это внушительный инструмент во внешней политике. Но в высших эшелонах власти должны понять, что применение ограниченной силы — это лишь тактика, но не замена стратегии.
Мика Зенко — сотрудник центра превентивных действий при Совете по международным отношениям. Недавно он опубликовал книгу под заголовком «Между опасностью и войной, или Разумные военные операции США в эпоху после окончания “Холодной войны”»