Во второй части своего обзора эффективности политики ЕС в отношении прав человека Элинор Байндман рассматривает реакцию России на эту политику в период начиная с 2000-го года. Эра президента Путина была отмечена все более и более нетерпимым отношением к «нотациям» ЕС, тогда как вступление в должность президента Медведева дало небольшие основания для надежды.
Конечно, часть проблем коренится в самой политике ЕС в отношении проблем с правами человека в России (см. часть первую, «Политика ЕС в отношении соблюдения прав человека в России — риторика или нечто большее?»), важно также и рассмотреть то, как представители политической элиты России реагировали на попытки ЕС затронуть вопросы прав человека в отношениях с Россией и сотрудничать с российскими неправительственными организациями по правам человека.
При президенте Ельцине российские власти, как казалось, проявляли большую восприимчивость к советам ЕС и прочих панъевропейских организаций, касавшихся демократизации, установления правопорядка и уважения к правам человека в России, или, во всяком случае, производили такое впечатление. Тем не менее, после 2000-го года президентские администрации, возглавлявшиеся Владимиром Путиным, судя по всему, были в гораздо меньшей степени готовы терпеть то, что Хиски Хауккала называл «отношениями учителя и ученика», характеризовавшие взаимодействие между ЕС и ельцинской администрацией в 1990-х.
Собственно, с момента избрания Путина официальная приверженность принципам государственного суверенитета лишь повысилась, в особенности после того, как советник президента Владимир Сурков (так в тексте — прим. пер.) в 2006-м году развил идеологию «суверенной демократии». Это стало вызовом, брошенным делающимся с точки зрения России попыткам таких участников, как ЕС, США и НАТО, вмешиваться во внутренние и внешнеполитические интересы России, пользуясь заверениями в готовности бороться за демократию и права человека как предлогом. Как это видит Дерек Авер (Derek Averre), «суверенитет и невмешательство, которые Москва считает основополагающими и общепризнанными принципами современного международного права, зачастую игнорируются некоторыми западными государствами, которые пользуются правами человека как предлогом, руководствуясь соображениями политической конъюнктуры ...теперь Москва готова бросить вызов европейским ценностям и подходу к внешней политике и претендовать на равные права в коллективном лидерстве и принятии решений».
Еще до возникновения этой концепции элементы подобного мышления можно было увидеть в том, как Россия отвергала критику в свой адрес за плохую успеваемость по правам человека в Чечне. По словам Туомаса Форсберга и Грэма Херда, российские аналитики приводили такой довод, что «Чечня ничем не отличается от внутренних проблем с сепаратизмом, стоящих перед ЕС; европейцы были попросту дезинформированы относительно сути конфликта, а принятые Россией меры были оправданными, как любая контртеррористическая операция».
Кроме того, были признаки, что некоторые российские аналитики и сотрудники госструктур пытались представить собственное видение того, что называется «европейскими» нормами прав человека, или же прибегать к аргументу «двойных стандартов», обвиняя определенные страны ЕС в нарушении прав своих собственных граждан: этот аргумент особенно активно применялся против Эстонии и Латвии, каковые страны обвинялись в нарушении прав русскоязычных меньшинств на своей территории.
Вдобавок к этому в 2008-м году в Париже и Нью-Йорке был основан Институт демократии и сотрудничества — аналитический центр, крайне тесно связанный с Кремлем, — с заявленной целью исследования вопросов демократии и прав человека в Европе и США. Это учреждение, возглавляемое историком и консерватором Наталией Нарочницкой, преследует целью, как заявляется, «стать участником дебатов о соотношении между государственным суверенитетом и правами человека; об отношениях между Востоком и Западом и о месте России в Европе; о роли неправительственных организаций в политической жизни; о трактовке понятия "права человека" и применения его в разных странах... Институт выступает в защиту консервативных взглядов на проблему прав человека и международные отношения. Мы полагаем, что национальное государство есть наилучшая форма реализации прав человека».
Эта тенденция применения «мягкой силы» в форме, например, СМИ, веб-сайтов и аналитических центров и с целью оспаривания «западных» представлений о демократии и правах человека, судя по всему, захватила и сектор гражданского общества в России, когда появились организованные правительством неправительственные организации, а также (с 2005-го года) Общественная палата — консультативный орган, которому Кремль поручил управление ежегодной выдачей грантов неправительственным организациям на конкурсной основе.
По мнению Елены Клицуновой, создание подобных пользующихся поддержкой государства неправительственных организаций, «судя по всему, было задумкой российского государства, направленной на борьбу против критики на международных площадках и на демонстрацию наличия в России общественных норм, затрагивающих права человека... подъем государственных неправительственных организаций по правам человека усугубит неопределенность и конкуренцию в секторе, где за ресурсы и внимание властей и общественности уже конкурируют сотни объединений».
Государственные неправительственные организации чаще всего занимаются экономическими и социальными проектами, которые могут в большей степени прийтись по вкусу общественности. С другой стороны — политика ЕС заключается в финансировании неправительственных организаций по защите прав человека, исповедующих «европейские» концепции ценностей и стандартов прав человека. Если эта стратегия по большей части провалилась, не принеся явных результатов, то объясняется это тем, что многие высокопоставленные официальные лица «считают помощь Запада российским неправительственным правозащитным организациям попытками навязать России чуждые ценности и модели политического развития».
Новый прагматизм?
Несмотря на то, до какой степени, судя по всему, государство сопротивляется попыткам ЕС повлиять на развитие ситуации с правами человека в России, есть, однако, признаки, что избрание президента Медведева в 2008-м году привело к постепенным изменениям существовавшей до того жесткой политической линии касательно прав человека в отношениях между ЕС и Россией. Новая внешнеполитическая доктрина, судя по всему, делает акцент на меньшей конфликтности и большей прагматичности в отношениях с партнерами, в частности, с ЕС, с целью рекламы российской программы модернизации. Кроме того, Медведев, судя по всему, делает шаги в направлении сотрудничества с активистами-правозащитниками, работающими на Северном Кавказе и реагирования на критику в адрес кошмарных условий содержания российских заключенных.
Вдобавок к этому, судя по всему, некоторые из российских официальных лиц признают полезность для России некоторых норм ЕС, в частности, необходимости установления законопорядка. Двое членов Европарламента говорили, что после избрания Медведева они, общаясь со своими российскими коллегами, встречали большую открытость в при обсуждении проблем прав человека, а один сказал, что во всех проблемах, возникавших во время подобных дискуссий, виноватыми оказывались определенные члены Европарламента из стран ЕС, имевших в историческом прошлом проблемы с Россией, каковые депутаты пытались воспользоваться переговорами как поводом озвучить старые обиды. Оба депутата также говорили о бесполезности применения к России метода «вызвать и отругать» в отношении прав человека, ведь эта политика, хотя и применялась в прошлом, но, судя по всему, не принесла никакого улучшения в ситуации с правами человека в России, на которое надеялись в ЕС.
Вывод
Политика ЕС в отношении прав человека в России после 2000-го года была обременена рядом проблем и препятствий. Сам альянс не сумел сформулировать твердой и последовательной позиции в вопросе прав человека в России, и это сыграло свою роль. Также сыграли свою роль действия определенных стран альянса, время от времени старавшихся подорвать любую существующую позицию. Сыграла свою роль и конкуренция между экономическими и политическими интересами как аспектами отношений между ЕС и Россией, а также сопротивление России любой тактике ЕС, отдающей, как ей кажется, нотациями или проповедями.
Тем не менее, несмотря на все эти препятствия, судя по всему, имеются основания для некоторого весьма осторожного оптимизма. Обсуждение вопросов прав человека обеими сторонами продолжается невзирая на трения. То, что это побудило российское руководство вступить в регулярные контакты с представителями ЕС, делающими акцент на определенных ценностях и нормах, судя по всему, указывает на то, что не все потеряно в том, что касается способности ЕС оказывать влияние на ситуацию с правами человека в России. Конечно, не нужно переоценивать влияние политики Медведева на текущую успеваемость России по правам человека, но, судя по всему, простор для подобных дискуссий открывается больший, чем при Путине, несколько агрессивное отношение которого к получающим деньги из-за рубежа неправительственным организациям в целом прекратилось. Также представляется возможным, что внешнеполитические задачи и подходы ЕС станут более последовательными, — когда начнут чувствоваться последствия вступления в силу Лиссабонского договора.
Вопрос в том, готов ли ЕС воспользоваться появившимися преимуществами, какими бы ограниченными они ни были, — или же он и в дальнейшем будет относиться к правам человека в России как к нерешаемой проблеме, на которую практически никак нельзя повлиять?
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Во второй части своего обзора эффективности политики ЕС в отношении прав человека Элинор Байндман рассматривает реакцию России на эту политику в период начиная с 2000-го года. Эра президента Путина была отмечена все более и более нетерпимым отношением к «нотациям» ЕС, тогда как вступление в должность президента Медведева дало небольшие основания для надежды.
