«Он герой, - заявляет Саида с вызовом, вспоминая о своём брате. – Он погиб за то, во что верил, он погиб по воле Аллаха. Я горжусь тем, что он умер как шахид (мученик)».
Саиде, так и не сообщившей мне, впрочем, своего настоящего имени, немногим больше двадцати; она живет в небольшом поселке в окрестностях Махачкалы, столицы Дагестана. Эта беспокойная автономная республика на юге России с одной стороны граничит с Чечнёй, а другой стороны выходит к Каспийскому морю.
В последний раз Саида видела своего брата примерно год назад, когда он заявил семье, что «уходит в леса»; здесь эти слова означают, что он примкнул к исламским мятежникам. Молодой человек оборвал все контакты с семьей, и в следующий раз родные что-то узнали о нём только месяц спустя, когда в теленовостях, во время репортажа о «специальной операции» российских сил безопасности по «ликвидации бандитов», мать Саиды увидела на фотографии его труп.
В Дагестане, прекрасной горной стране, земле древних традиций, где бок о бок живут десятки малых народностей, исламские корни исторически глубоки; но лишь в последние десять лет здесь стали проявляться признаки религиозного радикализма. Сегодня, когда Чечнёй правит железная рука Рамзана Кадырова, проблема исламского терроризма в России переместилась в Дагестан с царящим в нём хаосом; здесь в последнее почти ежедневно происходят перестрелки, в ходе которых гибнут люди, как погиб брат Саиды, нередко в самом центре Махачкалы. Мартовские взрывы в московском метро, совершенные женщинами-самоубийцами из Дагестана, показали, что отзвуки продолжающейся на Северном Кавказе борьбы могут докатиться и до самого сердца России; эти взрывы привели к новой волне борьбы с мятежниками в Дагестане. Только в сентябре, по заявлениям властей, было убито 54 террориста – в России их называют боевиками. Их почти никогда не берут в плен живыми.
Сегодня Дагестан балансирует на грани гражданской войны; местные жители утверждают, что мятежу способствует широкое распространение коррупции среди сотрудников полиции и правительственных чиновников в регионе. В Кремле коррупцию назвали важнейшей проблемой всей России; однако здесь, в Дагестане, взяточничества приняло гигантские масштабы. Продается практические все; общество полностью коррумпировано; негодование среди населения растёт. Место в академии, где готовят сотрудников полиции, по сообщениям, стоит примерно 5 000 фунтов; сотрудники правоохранительных органов возмещают эти затраты, вымогая взятки у населения; купить можно все, от места в университете до правительственного поста.
Ситуацию осложняет ещё и то, что мятежникам, как полагают, «заказывают» убийства влиятельных общественных фигур; такое сотрудничество даёт удобное прикрытие людям, желающим отстранить соперника от власти; для боевиков же эта деятельность является источником финансирования, в котором они отчаянно нуждаются. Ещё один способ: исламские мятежники шлют важным правительственным чиновникам флешки с видеороликами угрожающего содержания, требуя под угрозой смерти денег. Боясь, что, если они не заплатят, их действительно убьют, многие члены правительства вынуждены идти на подобную сделку.
В настоящее время ведётся «борьба за преданность» населения, говорит Хаджимурат Камалов, редактор независимой местной газеты «Черновик». «Люди видят, как ведут себя полиция и ФСБ (служба безопасности), и легко понять, почему большинство из них испытывает симпатии к противной стороне, к мятежникам», - рассказывает Камалов. По его оценкам, около 25 процентов населения активно не одобряют исламский мятеж, 50 процентов относятся террористам индифферентно или колеблются и около 25 процентов поддерживают цели, исповедуемые террористами, - в той мере, в какой они не направлены против «гражданского населения».
В самом Дагестане нападения обычно бывают направлены исключительно на вооруженные силы и на полицию. В частных беседах с местным населением трудно найти людей, одобряющих взрывы в московском метро; однако что касается нападений на сотрудников правоохранительных органов, многие люди через несколько минут высказывают, во всяком случае, понимание мотивов, стоящих за действиями мятежников. Население считает, что полиция действует незаконно, вымогая у граждан взятки и фабрикуя ложные обвинения.
На прошлой неделе в центральном сквере Махачкалы, рядом с огромным портретом российского премьер-министра Владимира Путина (портрета официального главы государства, президента Дмитрия Медведева, не было видно), группа пенсионеров под присмотром десятка вооруженных полицейских размахивали плакатами. Демонстрантки – жительницы города Хасавюрт, вышвырнутые из своих домов. Они рассказывают, что в их многоквартирном доме живёт 310 человек – порой по шесть человек в комнате; в отличие от большинства зданий этот дом после развала Советского Союза не был «приватизирован» и потому, хотя люди живут там всю свою жизнь, официально их квартиры им не принадлежат. Сейчас дом выкупил по абсурдно низкой цене какой-то местный правительственный чиновник, рассказывают женщины, и через месяц их собираются выбросить на улицу. «Никто нас не слушает. Среди нас есть старые, больные люди, инвалиды и нам некуда идти. Может быть вы расскажете Путину или Медведеву об этом?» спрашивают они, уверенные в том, что местные власти ничем им не помогут.
Повсюду - одни и те же истории про несправедливость и коррупцию; вполне понятно, что для некоторых молодых людей всё это создает слишком большое напряжение. «Руководители боевиков – интриганы, злодеи, - делится своим мнением местный правительственный служащий. - Но в целом мятежники – просто пушечное мясо, которому промыли мозги. Это люди, не имеющие финансовых и социальных перспектив, они утратили надежду, они видят в «уходе в леса» единственный возможный для себя путь. Может быть, будь мне 20, я бы поступил так же».
Во время нашей беседы Саида довольно часто пользовалась исламской терминологией; но, по сути, она чаще говорила о недовольстве коррупцией и жестокостью социальной системы, чем о стремлении к победе исламизма. У её брата были друзья, присоединившиеся к мятежникам, и полиция не верила, что он не знал об их местонахождении. Его имя попало в страшный «список» из примерно четырех тысяч человек, подозреваемых в связях с террористами. Каждый раз при очередной атаке мятежников полиция приходила к ним в дом и допрашивала его. Несколько раз его брали под стражу, и, по словам Саиды, пытали; один раз ему вырвали все ногти. «Однажды он просто сказал: «Я так больше не могу». И ушёл».
В вопросе о том, как лучше бороться с террористами, как сделать, чтобы люди вроде брата Саиды не пополняли больше их ряды, нет единого мнения. «У российского орла две головы, - говорит Камалов – Одна хочет сократить персонал министерств на 20 процентов, демократизировать Северный Кавказ, развивать здешнюю экономику; другая стремится действовать только через давление и силу».
Это замечание удачно характеризует взгляды, с одной стороны, Медведева, высказываемые им ранее по разным поводам, и, с другой, Путина, известного своим обещанием «мочить [боевиков] в сортире», если он придет к власти. Медведев неоднократно заявлял о необходимости осуществления социально-экономических мер в регионе.
«Может быть, методы Медведева могли бы здесь работать, но их нужно проводить в жизнь более последовательно», - говорит Камалов; по его словам, аналогичный раскол можно наблюдать и в местных структурах ФСБ в вопросе об эффективности силовых воздействий. Однако взрывы в московском метро стали козырем в руках тех, кто поддерживает путинские методы, и с этого момента упор был сделан на активном проведении «специальных операций». Даже мягкий Медведев торжественно заявил, что террористы будут «ликвидированы».
Во вторник вечером, когда стало смеркаться, в центре города, на улице Гоголя, началась очередная антитеррористическая операция. В доме под номером 42 прятался боевик, и, чтобы его «ликвидировать», были посланы отряды спецназа. Ситуация была напряженная: жителей дома эвакуировали, и полиция выставила кордон безопасности на расстоянии десятка метров от дома. Полицейские явно нервничали, беспрестанно курили, не выпуская из рук своих «калашниковых» и отказываясь отвечать на вопросы о том, что происходит в доме. За неделю до того, во время аналогичной операции, террорист-самоубийца, приблизился к кордону с внешней стороны и, отвлекая внимание, взорвал себя, ранив заодно тридцать человек. Со стороны дома омоновский спецназ и оперативники ФСБ вели перестрелку с боевиком, который через некоторое время вышел из дома, паля из ружей, и был убит, прежде чем успел взорвать надетый на нёго «пояс смертника».
Кремль обеспокоен тем, что, как много боевиков не было бы убито, на их место встаёт ещё больше новых бойцов. Нежное лицо Саиды с карими глазами под четким росчерком бровей выглядывает из-под темно-зеленой накидки-хиджаб, которой окутана её голова и шея. Девушка говорит, что не ждёт-не дождется встречи с братом в раю, там, где «никогда не хочется спать, ничто не причиняет боль, семья и друзья всегда рядом, и все, чего ни пожелаешь, сразу же исполнится».
«На место каждого, кого они убили, встанет пятеро других», - говорит она. На вопрос, не станет ли она сама террористкой-смертницей, девушка невесело смеётся. «Не сейчас, нет. Но это не исключено. Я никогда не взорву себя в метро – но в здании ФСБ? Почему нет? Этих я и за людей-то не считаю».
Самое религиозное селение России
В селе Губдене, где проживает 16 тысяч человек, расположенном примерно в часе езды от Махачкалы, в магазинах не продают алкоголь и сигареты. Все девочки с пятилетнего возраста носят хиджаб, зарывающий волосы и шею. Это село, состоящее из маленьких домишек, лепящихся друг к другу, считается самым религиозным селением в Дагестане – может быть, во всей России.
Одна из террористок в московском метро, как считают, была женой Магомедали Вагабова, лидера дагестанских боевиков, бывшего родом из Губдена. Он был убит неподалёку отсюда в августе, во время проведения специальной операции. Но после взрывов в московском метро ситуация в Губдене заметно осложнилась, и вместо традиционного дагестанского гостеприимства чужаков здесь теперь встречают с осторожной подозрительностью.
При входе в село расположен хорошо укреплённый контрольно-пропускной пункт, укомплектованный людьми в шлемах с боевыми винтовками наготове; вооруженные солдаты охраняют полуразрушенное здание администрации. Они выглядят усталыми и напряжёнными – неудивительно, ведь именно таких, как они, почти каждую неделю убивают боевики. «Мы из Махачкалы, мы тут всего три дня, - рассказывает солдат. - Ситуация здесь очень напряжённая». Кое-кто из местных жителей уверяет, что в их селе мятежники не получают поддержки; жители просто строго придерживаются принципов ислама; ну, бывает, бросят в кого-нибудь пару гнилых яблок. Другие просто спешат, игнорируя вопросы, которые задают им незваные гости.
«Народ чувствует себя беззащитным, - говорит Аликпаши Вагабов, бывший директор школы в Губдене, троюродный брат Магомедали Вагабова. - Люди видят угрозу и в боевиках, и в правительственных войсках».
