Сербов и албанцев объединяют многие аналогичные проблемы, но они об этом не знают. Почему?

Приштина – «Сейчас, ночью едете в Приштину? - искренне обеспокоено спросила меня женщина за столом, с которой я познакомился на празднике Михольдан в северной части Косовской Митровицы. - Да хранит вас Бог, с вашими белградскими номерами. Надеюсь, Вы не собираетесь гулять по Приштине и говорить по-сербски".

Я гулял по Приштине, безуспешно пытаясь не запачкать обувь, даже когда был всего в нескольких метрах от элитных ресторанов. Лавировал, пытаясь не запачкаться о грязные автомобили, хотя и кажется, что автомойки - наиболее распространенный здесь символ малого бизнеса, не считая небольших частных отелей - они появляются благодаря множеству иностранцев, которые здесь вертятся.

Я говорил по-сербски вслух в городе, чей транспортный хаос можно сравнить только с хаосом незаконного строительства в нем же. Я застрял в баре с актером Энвером Петровцием, который был вынужден переводить наш разговор своим младшим коллегам на албанский язык - молодые люди не говорят на сербском.

Со мной ничего не случилось. А никто и не мог знать, являюсь ли я одним из тех сербов, которые где-то в глубине души поддерживают хулиганов, которые пытались избить участников «Парада Содома и Гоморры» и подожгли албанский флаг в Генуе.

И на лбу у меня не было написано, что я, вместе с группой людей доброй воли, приехал сюда из Белграда, чтобы встретиться с косовскими албанцами, активистами гражданского общества.

Это была первая, после долгого времени, встреча с целью возродить замерший диалог между двумя народами, которые будут жить на одной територии независимо от того, разделяет ли их административный пункт или государственная граница.

Многое изменилось. Сербы и албанцы в Приштине вместе когда-то играли в баскетбол. В то же время, в албанских деревнях пели песни о сопротивлении сербскому королю-объединителю, а в сербских деревнях – оды колыбели сербской культуры.

Приштина изменилась, как и многие другие города бывшей Югославии. Воинственные пришельцы принесли национальную вражду и нетерпимость.

Политики, такие как Хашим Тачи, "змей из Дреницы", где все свое детство он слушал о сербском угнетении албанцев, и, может, три раза видел сербов, вскоре стал "героем освобождения".

Все может измениться, но не топография. А какой она будет, зависит от сербов и албанцев.

Я понял, почти сразу же, как мало мы знаем друг друга. Нет, я не говорю о политиках. Сербы хорошо осведомлены обо всем, что говорит Тачи. Албанцам регулярно подают заявления Бориса Тадича.

У политиков в Белграде и Приштине имеется множество прямо противоположенных целей и интересов, и их достижение, безусловно, не будет ни быстрым, ни легким. Но сербов и албанцев объединяет много одинаковых проблем: безработица, коррупция, организованная преступность, неэффективная бюрократия, отсутствие доверия к инстанциям, дорогое образование, дорогостоящее лечение ...

У них те же проблемы, но они об этом не знают. Неужели из-за топографии? Конечно, нет. Неужели потому, что обычные люди перестали интересоваться, что происходит у соседей? Ответ снова отрицательный.

Вот тут-то и оказывается, что отсутствие информации о жизни простых сербов, более чем симптоматично. Я знаю, что точно также и в Сербии. Почему?

Когда сербы и албанцы однажды осознают, что вынуждены решать аналогичные жизненные проблемы, тогда, наконец, они познакомятся. А когда познакомятся, тогда и сблизятся. Или, по крайней мере, перестанут ненавидеть друг друга.

"Средства массовой информации играют важную роль в диалоге. Они могут показать истину или убить ее, - говорит главный редактор "Коха Диторе" Агрон Байрами. - Мы должны изменить негативный ход истории. Люди не знают друг друга".

Действительно. Десятилетия ненависти и вооруженных конфликтов сделали свое дело. В Косово сербы и албанцы живут двумя параллельными, отдельными жизнями. Как будто ничего, кроме истории военных действий, и не желают знать. А имеют общие проблемы.

Сербам отменили роуминг сербских операторов, поскольку Приштина требует своего государственного номера, чтобы избежать операторов из Словении и Монако. Албанцам, за исключением фестиваля "Exit", запрещен въезд в Сербию по документам страны, которую Белград не признает.

Получается, что политики это те, кому на руку, чтобы народы отдалялись, чтобы не упоминались сходства повседневных забот простых людей. Им нужна напряженность, чтобы легче было манипулировать и скрывать свои невыполненные обещания. Как здесь, так и там.

Свобода прессы, безусловно, занимает центральное место в процессах демократизации, регионального примирения и нормализации, что всем нам ставят в качестве предварительного условия вступления в Европейский Союз.

СМИ не должны во время этого болезненного процесса бояться, что кто-то назовет их непатриотичными. Одна поговорка гласит, что журналисты не виноваты в том, что они публикуют, но виноваты в том, чего не обнародовали.

Умалчивание об обычной жизни не улучшит будущее сербов и албанцев, поскольку взаимное незнание приведет к тому, что и в дальнейшем будут царить унаследованные страхи, недоверие, предрассудки и стереотипы, созданные в период конфликтов и войн, преступлений и мести.

"Вы знаете, что я хотел бы для начала увидеть? - говорит мне Луан Шляку из косовского Фонда открытого общества. - Чтобы при упоминании слова «серб», у обычного албанца первая ассоциация  была не враг, а, скажем, бедный, уязвимый. И наоборот".

Для этого нужно гораздо больше, чем албанско-сербский диалог людей, которые, в принципе, являются либеральными единомышленниками, и вряд ли представляют аутентичное большинство своих народов.

Какие бы жесты доброй воли могли помочь, спрашиваю я своих собеседников.

"Ключей от трактора, которые Тачи вручил одному сербу, конечно, недостаточно, и это отнюдь не решение, - говорит мой коллега Энвер Робели. - Нужно проявлять инициативу. Смело принимать решения, например, для сербов в Грачанице открыть факультет".

К большим переменам чаще всего приходят небольшими шагами. Но и для них в этот момент нужно иметь много мужества.

"Самое главное сейчас - решить вопрос о пропавших без вести, потому что до тех пор, пока мы этого не сделаем, на нас будет давить наша недавняя история, - говорит молодой политолог Албинот Малоку. - Нужно открыть вопросы, которые ведут к катарсису, но я боюсь, что ни те, ни другие не готовы к этому".

Когда речь идет о предстоящих переговорах, диалоге, как бы не назвали контакт между Белградом и Приштиной, он не является добровольным. ЕС с помощью США за руки притащили обе стороны за стол переговоров, и это еще более ясно показывает, насколько сложной является ситуация.

"Великие силы вынудили нас к диалогу, чтобы разблокировать ситуацию, которая ни к чему не приводит, - говорит известный журналист Шекельзен Маличи. - Есть перспективные направления, которые не относятся к политике и истории."

Есть, если перенести их на уровень "жизненной обыденности", от которой зависит будет ли, и как, реализовываться какое-либо соглашение на высоком уровне региональной политики и международной дипломатии.

Косовские албанцы все-таки имеют преимущество. На это есть, по крайней мере, две причины.

Во-первых, как бы они ни были недовольны "полуторами долларами в день в качестве цены их независимости" - как сказал мне один студент, они ознают, что получили независимость.

Во-вторых, за ними Америка. "Зевс с Драгодана", как называют здесь американского посла США, по его резиденции в Приштине, дал правительству Тачи большую привилегию.

"Правительство редко ошибается, потому что оно ни о чем не думает. Их обязанность позвонить в восемь утра послу и получить мнение", - не без цинизма отметил один из собеседников.

У сербов таких привилегий нет. Косовские сербы чувствуют себя ограбленными, когда речь идет о территории, и в значительной степени преданными Белградом, изолированными от всех. Особенно большинство сербов в анклавах, которые приходят к выводу, что от радикализма северной части Косово может быть только хуже.

Белград не может поставить себя на место Приштины. Кэтрин Эштон и Борис Тадич поладили в Брюсселе, но ЕС для сербов это не то, что Америка для косовских албанцев.

Так, примерно, выглядит мой итог собранных впечатлений, обобщенный в словах Луана Шляку: "Нужно много, много разговаривать, и лишь затем проводить переговоры".

Проблема в том, что те, которые решают наше будущее, не дают много времени. Срок в год, который они дали для соглашения, более чем нереален.