Что думает Тони Блэр о Ющенко, Майдане и евроинтеграции Украины

Проштудировал я на днях вышедшие в этом году мемуары Тони Блэра «Путешествие: моя политическая жизнь». Если кто уже забыл, напомню что г-н Блэр был британским премьер-министром в 1997—2007 гг.

Солидную, я вам скажу, книгу написал Тони — 700 страниц плюс 32 страницы фотографий! Такой размах вполне оправдан — политическая жизнь Блэра была исключительно насыщенной. В мемуарах десятки стран, сотни имен, интересные истории, точные наблюдения.

Но, признаюсь, мне в первую очередь хотелось узнать, какими мыслями делится Тони Блэр об Украине, особенно об «оранжевом периоде» нашей истории, о тогдашней власти — нынешней оппозиции и тогдашней оппозиции, ставшей властью как раз тогда, когда Блэр дописывал свои мемуары. Что думает он о планах евроинтеграции Украины и ее отношениях с Россией и т. п.

Мой интерес вполне закономерен — ведь известно, что в годы своего премьерства и после него британский политик был одним из наиболее активных ревнителей украинской демократии. Это проявилось и в период подготовки к «оранжевому» перевороту, и особенно после него.

Официальный Лондон в 2005 г. весьма торжественно отметил это выдающееся историческое событие и личный вклад Виктора Ющенко в «борьбу за дело демократии». [В 2005 г. украинский экс-президент побывал с визитом в Англии]

В 2005 г. украинский экс-президент побывал с визитом в Англии. Фотокамеры запечатлели, как он с самодовольной улыбкой «лучшего ученика» получает из рук британской королевы приз, учрежденный британским фондом «Чаттам-хаус». Ранее этот фонд был известен как Королевский институт международных отношений. Поэтому и приз вручается тем, кто внес «самый значительный вклад в улучшение» этих самых отношений.

Но был один пикантный момент. Сопровождавшие президента журналисты с восторгом отмечали, что приз учрежден буквально накануне вояжа Ющенко в Лондон «как будто бы специально» для поощрения «оранжевого рыцаря». Не желая признавать, что это, конечно, сделано не «как будто».

Чтобы никто не сомневался, за какие такие заслуги Лондон столь высоко оценил только что избранного Ющенко, в заявлении руководителя «Чаттам-хауса» Виктора Балмера-Томаса было особо сказано о «внутренней политической революции» в Украине. Виктор Ющенко с присущей ему «скромностью» ответил: «Смелость и достоинство украинской нации заслуживает такого рода награды».

Среди последующих лауреатов подобных «несгибаемых борцов за демократию» уже не было. В 2006 г. «Чаттам-хаус» отметил заслуги бывшего президента Мозамбика Жоакина Чиссано. В 2007-м — заслуги второй жены эмира Катара, красивой женщины с красивым именем Шейха Моза бинт Насер аль-Миснед. В 2008 г. фонд поощрил президента Ганы Джона Куфуора и т. д.

Тогда же, в 2005 г., на встрече с Ющенко Блэр подчеркнул, что «Британия поддерживает процессы демократизации в Украине, которая и далее может рассчитывать на поддержку со стороны Лондона».

Ющенко выступил алаверды и порадовал англичан тем, что «через год— полтора Украина достигнет соглашения о свободной торговле со странами ЕС», потому что «географически Украина — сердце Европы, а Европа не может жить без сердца», чем вызвал одобрительную улыбку Блэра.

Была, правда, еще одна пикантная деталь, которую Ющенко также предпочел не заметить: в первый день визита самолет Ющенко 45 минут кружил над Лондоном, ожидая... очереди на посадку. Но Виктор Андреевич этого весьма показательного мессиджа не понял.

Он слышал другие — те, которые хотел услышать. «В Киеве высоко оценили, — сообщали украинские СМИ, — слова, сказанные Тони Блэром: «Я вижу этот оптимистический вариант, когда Украина обретет свое место в Европе...» «Не только Украина нуждается в Европе, но и Европа нуждается в Украине», — это Тони Блэр говорил позднее, в 2008 г., уже будучи экс-премьер-министром.

И сказал он это не случайно — даже в отставке душа его продолжала болеть за Украину. Блэр посетил ежегодную конференцию фонда Yalta European Strategy (YES) («Ялтинская европейская стратегия») и произнес там речь, исполненную глубокой симпатии к нашей «молодой демократии», «скинувшей оковы авторитаризма».

В глазах англичан это был благородный поступок политика, простившего страну, которая, по утверждениям команды Блэра, «при режиме Кучмы» поставила в Ирак радиолокационную установку «Кольчуга». В результате этого вероломства британским самолетам стало опасно продолжать свои полеты в иракском небе. В такой ситуации у цивилизованного мира не оставалось иного выхода, как объявить войну Саддаму Хусейну (этой войне в мемуарах посвящены десятки страниц).

Тогдашнее вероломство Киева так потрясло Блэра, что в традиционном соперничестве Лондона с Парижем он решил уступить французам и, смирив национальную гордость, воспользовался их алфавитом, чтобы только не сесть за один стол с Леонидом Кучмой. (Напомню, речь шла о рассадке за столом глав государств на одном из натовских саммитов. Согласно английскому алфавиту Блэру пришлось бы сидеть с украинским президентом.)

Ну как Виктору Ющенко было не любить этого замечательного человека, столь мощно поддержавшего борьбу Майдана за демократию и уделявшего столько внимания европейским амбициям Украины!

Заодно на Банковой полюбили и его замечательную жену. Екатерина Чумаченко говорила, что ей всегда глубоко импонировала Чери Блэр — супруга Тони Блэра. «У нас с ней есть что-то общее — мы обе родили детей, когда наши мужчины были премьер-министрами... Их с Тони четвертого ребенка она родила в 45 лет. Помните, Чери даже повлияла на политические процессы в стране, потому что вынудила своего мужа — премьер-министра — пойти в отпуск, чтобы он смог побыть с малышом». В общем, дружили если не семьями, то официальными домами.

И вот Блэр засел за мемуары. Вспомнил все пережитое за годы премьерства. География его воспоминаний раскинулась от Лондона до Токио. Тематика — от участия эстонских военных в иракской войне до событий в Таджикистане. Помощники поработали на славу. Кажется, никто не забыт и ничто не забыто Блэром.

Итак, какие же слова нашлись у него, чтобы поделиться своими незабываемыми воспоминаниями о «революции» на Майдане, о Ющенко, Тимошенко, «Кольчуге»? Какими аргументами подкрепил он свои слова о том, что «Европа нуждается в Украине»? Вспомнил ли он Ющенко с его утверждением, что «географически Украина — сердце Европы, а Европа не может жить без сердца»? Что важного сказал он о нашей стране?

НИ-ЧЕ-ГО.

Не в том смысле, что ничего важного, а просто — ничего.

Блэр ни единым словом не обмолвился ни о нашей стране, ни о ком-либо из украинских политиков. Ни об евроинтеграционных планах Украины и их реальности. Умолчал он и об украинских миротворцах, которых бросали в «горячие точки» планеты по первому желанию Запада. Нет в его мемуарах даже малейшего намека на какие-то демократические завоевания после Майдана. Для него просто нет такой страны — Украины.

Я не верил своим глазам. Я листал страницу за страницей, просматривая текст снова и снова. Я разыскал электронный вариант мемуаров и через поисковик стал последовательно процеживать весь текст.

Ищем любые упоминания Украины. Ничего.

Ющенко? Пусто.

Тимошенко? Нет.

Кучма, политика которого заставила Блэра признать верховенство французского алфавита? Отсутствует.

Может быть, Киев? Увы.

Ну, может, Пинчук, гостеприимно принимавший Блэра на конференции в Ялте? Ни Пинчука, ни его фонда, даже Ялты — нет, нет, нет...

А если попробовать Крым? Все-таки легендарная Крымская война, английские герои, что полегли на этой земле. Может, хотя бы в этом контексте вспомнил Блэр «сердце Европы»? Результат поиска все тот же — пусто.

Почему же Блэр столь показательно проигнорировал Украину? Уверен, это не демонстрация, это не умысел. Украина ему просто неинтересна. Неплохо разыграл он вместе с другими лидерами Европы украинскую карту против России, но украинская карта то ли бита, то ли сейчас другие козыри на руках, но интерес к нам испарился напрочь. Пусть Ющенко что-то твердит о «сердце Европы», но Европе Блэра явно не нужно это «сердце».

Конечно, другие европейские лидеры, особенно действующие, не столь откровенны, как Блэр. Но сути дела это не меняет. Большинство из них — видим мы это или не видим — относились к Ющенко снисходительно-недоуменно: навязчивая угодливость настораживает любого здравомыслящего человека.

Но вопрос еще и в том, что в европейских столицах традиционно привыкли воспринимать мягкость за бессилие, деликатность за слабость. Поэтому так красноречиво умолчал Блэр в своих мемуарах и о деятельности Виктора Пинчука, стремящегося достучаться до европейцев через YES, и об евроинтеграционных усилиях нынешней власти.

Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить подход Блэра к Украине с тем, что он пишет о России. Этой стране, своим отношениям с Путиным он посвящает десятки страниц, причем имя Владимира Путина встречается уже на первой.

Вот как многозначительно пишет Блэр о его политике после событий 11 сентября 2001 года: «Путин стремился оказать помощь. После Чечни он осознавал влиятельность такого экстремизма. Он увидел взаимосвязь между всеми этими разными аренами борьбы. Кроме того, тогда он разглядел в союзничестве с США шанс на ренессанс России и возрождение российской мощи на сопоставимом или даже более высоком уровне.

Я сожалею о нескольких вещах — в том числе и о том, что мы вместе так и не выработали адекватную стратегию, позволяющую ему реализовать эти амбиции вместе с нами, не поступая так, как произошло в итоге, когда он попытался реализовать ее вопреки нам...

Они с Джорджем неплохо ладили, но Владимир считал, что американцы относятся к нему и к России с недостаточным уважением или почтением. Время шло, и он решил представить Россию международному сообществу как страну, готовую противостоять Америке.

В Ираке он нашел точку приложения для такой роли и отыграл ее с характерным для себя напором. Нам бы следовало предпринять более серьезные шаги. В частности, американцы были склонны недооценивать его, и это никогда нельзя было назвать здравой идеей.

Тем не менее в конце 2001 года мы сели и задумались о том, что же предпринять для того, чтобы бывшие страны-сателлиты СССР, окружавшие Афганистан, оказали поддержку или высказали понимание любых последующих шагов.

В какой-то момент он даже предложил нам вместе вылететь в тот вечер в Таджикистан, чтобы лично убедить в этом президента этой страны. Идея пришлась мне по душе, но сотрудники, обеспечивающие мои поездки, содрогнулись при мысли об этом».

Автор приводит еще не один пример готовности Запада признать и согласиться с логикой России там, где они встречают достойный отпор.

«Четко я понял лишь одно: когда Россия была Советским Союзом, несмотря на ошибочную систему правления и экономики, она тем не менее была мощной державой, к которой относились с уважением и даже со страхом... Я понимал, насколько гласность, перестройка и падение Берлинской стены могли освободить Россию от коммунизма, но в то же время создавалось впечатление, что страна теряет свои позиции в мире. Ельцин, несмотря на все свои сильные стороны, не был человеком, способным вернуть утраченные позиции, а Путин таким был. По сути дела он — националист».

«На посту премьер-министра Путин положил конец войне в Чечне с решительностью и, как считают некоторые, с жестокостью. И хотя я понимаю эту критику, я с пониманием отношусь и к тому факту, что речь шла о порочном сепаратистском движении, замешанном на исламском экстремизме. Поэтому я понимал и перспективы россиян».

К своим отношениям с Путиным Блэр возвращается вновь и вновь: «Это были отношения, которые начинались просто прекрасно, и несмотря на их охлаждение с течением времени (благодаря Ираку, но, что более вероятно, в результате ухудшения отношений между Россией и США), я так и не смог забыть изначальной теплоты и никогда не отказывался от попыток понять, что именно сделало его тем, кем он был и кем стал».

Интересно и следующее наблюдение Блэра: «Мы встретились в Мариинском театре на опере, поставленной Валерием Гергиевым. Путин намеренно выбрал именно эту оперу — «Войну и мир» Прокофьева, написанную для повышения российского национализма и высмеивавшую Наполеона, как Гитлера. Случай был необычный, и там собрались все сливки российского высшего общества.

И тут произошло то, о чем я часто вспоминал в последующие годы. Мы с Владимиром шли прекрасными коридорами великолепного здания, построенного в девятнадцатом столетии. Если бы это происходило в Великобритании, я бы в такой ситуации приветствовал людей, отвечал бы на рукопожатия, затевал бы беседы и вступал бы в разговоры. В ситуации с Владимиром я заметил, как люди отступают по мере его приближения — и вовсе не из страха или подобных чувств, а скорее из почтения и благоговения. Это был поистине царственный момент, и я подумал: «да, их политики совершенно не похожи на наших».

Хотя в мемуарах нет ни слова о «цветных революциях» в Украине и других постсоветских странах, Блэр косвенно говорит о реакции Путина на них. Российский президент, по словам Блэра, увидел, как американцы «окружают Россию «поддерживающими Запад демократиями», которые были намерены демонстрировать враждебное отношение к интересам России.

Тщетно я пытался убедить его в том, что в действительности мы поддерживаем эти страны только в их стремлении к демократии, а вовсе не потому, что рассматриваем их в качестве стратегического бастиона, ослабляющего или изолирующего Россию, и только потому, что искренне верим в то, что они хотят того же уровня свободы, что и мы, и нам следует помогать и поддерживать их в этом».

Есть в книге и примеры готовности автора даже поступиться демократическими принципами там, где на первый план выходит экономическая целесообразность.

Блэр, в частности, пишет: «Против нас совершали акты террора: Локкерби, эсминец «Коул», посольство США в Танзании. Мы пытались наносить ответные удары, но на относительно низком уровне».

Напомню, речь идет о трагедии в шотландском местечке Локкерби в 1988 г. В результате взрыва пассажирского лайнера Boeing-747 американской авиакомпании PanAm над Локкерби погибли 259 человек на борту самолета и 11 человек на земле.

В январе 2001 г. состоявшийся в Голландии суд приговорил к пожизненному заключению бывшего сотрудника ливийской спецслужбы Абдельбассета аль-Меграхи, который считается организатором этого теракта.

История началась еще в 1980-х годах, когда Ливия, пользуясь высокими ценами на нефть, взяла на себя финансирование вооруженной борьбы против «западного империализма» по всему миру.

Сотрудниками ливийских спецслужб был проведен ряд терактов.

В частности, в апреле 1986 г. для теракта была выбрана дискотека La Belle, одно из самых популярных мест отдыха американских военнослужащих в Западном Берлине. В результате взрыва вечером три человека погибли на месте и более 250 получили ранения.

В ночь на 15 апреля по распоряжению президента США Рональда Рейгана американские самолеты с авиабаз в Великобритании и авианосцев в Средиземном море осуществили акцию возмездия, нанеся удар по ливийской столице Триполи и городу Бенгази. Погибло около 40 ливийцев, в том числе приемная дочь Каддафи, еще более 200 человек были ранены.

Полагают, что теракт над Локкерби был местью Каддафи за гибель дочери.

Согласитесь, что это было куда серьезнее, чем мифические поставки «Кальчуг» в Ирак. Это были настоящие террористическая и антитеррористическая операции.

И что же? Англии нужна ливийская нефть, и потому Блэр пишет о теракте над Локкерби: «Все эти случаи — отдельные трагедии, и войной их не назовешь».

Блэр едет в Ливию, тепло жмет руку Каддафи, а в своих мемуарах буквально льстит ему, оправдываясь за войну в Ираке: «...если бы Саддам последовал примеру Каддафи и действительно изменился, резолюция 1441 не предусматривала бы никаких военных действий». «Если бы Саддаму хватило ума предпринять то, что сделал в Ливии Каддафи, вместо тех бесчестных и явно неискренних поступков, которыми он занимался, вопрос мог бы быть снят (а как же заявления о десятках тысяч жертв Саддама, не раз звучавшие из уст Блэра накануне вторжения в Ирак?! — С. К.)». И т. д.

В мемуарах есть просто шокирующие откровения, в частности, о событиях в Югославии: «Милошевич готовился к капитуляции. В последующие дни было несколько взлетов и падений, но в целом все было кончено. 10 июня было подписано соглашение о полном и безусловном выводе сербских войск из Косово.

Совершенно необычный эпилог возник следующим образом: идея состояла в том, что сербские войска отходят, а затем НАТО входит в аэропорт Приштины. В пятницу 11 июня нас разбудила новость о задержке реализации этого плана. Совершенно внезапно мы узнали, что российские войска намерены занять аэропорт... И если бы им удалось взять под свой контроль главный аэропорт, весь план потерпел бы фиаско.

Чтобы добраться до аэропорта, для российских самолетов потребовали воздушный коридор через Венгрию. Российские танки уже выдвинулись из Боснии. В этот момент Уэсли Кларк решил наказать россиян. Он собирался отдать приказ генералу Майку Джексону, британскому командующему наземными силами НАТО, при необходимости начать боевые действия за контроль над аэропортом (выделено мною. — С. К.). Уэсли в данной ситуации был командиром Майка. Иными словами, сложилась щекотливая ситуация. Действительно ли мы хотели, чтобы британские войска вступили в бой с русскими? Я так не думаю.

Уэсли был абсолютно прав в своей злости на россиян. Все это было полнейшим нарушением уже достигнутого понимания — подстрекательством, ставившим мир под угрозу... В нарушение всех принципов субординации я позвонил напрямую Майку Джексону. К счастью, он оказался очень здравым и трезвомыслящим гражданином, мужественным, но не безудержно отчаянным, но он тоже пребывал в непростой ситуации, ведь Уэсли был его непосредственным командиром. Что же ему было делать? Американские войска так и не прибыли, и на месте находились только британцы. Воевать или не воевать? Майк был твердо уверен, что идея ведения боя против россиян — полный абсурд. Я приказал ему поддакивать, игнорировать приказы и хранить хладнокровие. Он вздохнул с облегчением.

В итоге после пары дней нелепой суматохи россияне сказали, что все это было ошибкой, и вопрос разрешился сам по себе. Я часто задумывался о том, что могло бы произойти, отдай я приказ Майку о вступлении в бой. Откровенно говоря, даже думать об этом не хочется».

На мой взгляд, сейчас как раз следует об этом думать.

4 сентября с. г. Тони Блэра в Дублине на презентации его мемуаров закидали яйцами и ботинками. Активисты антивоенных движений выбрали момент, когда Блэр заходил в книжный магазин. Правда, меткость их подвела: ни один из брошенных предметов не достиг цели. А акция только способствовала рекламе книги, отдельные герои которой также заслуживают подобного внимания протестантов.