Панкавказские устремления Грузии

Заместитель министра иностранных дел Грузии Нино Каландадзе заявила 11 октября этого года, что Грузия в одностороннем порядке отменит визовый режим для граждан северокавказских республик Российской Федерации. Жители республик Дагестана, Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии и Адыгеи смогут приехать в Грузии на период, не превышающий 90 дней, избежав бюрократических проволочек, которые еще более удлинились из-за продолжающегося отсутствия дипломатических отношений между Москвой и Тбилиси, оборванных после августовской войны 2008 года.

Это облегчение, по мнению грузин, нужно для того, чтобы жители северокавказских республик не чувствовали себя наказанными, в то время как русские власти, со своей стороны, считают, и вряд ли ошибочно, что этот маневр нужен Грузии, чтобы завоевать симпатии народов Северного Кавказа, которые не всегда рады (как показала двухвековая война с чеченцами) господству Москвы.

Эти «панкавказские» поползновения Тбилиси, по всей видимости, подтверждаются речью Михаила Саакашвили, произнесенной в сентябре на Генеральной Ассамблее ООН, в которой грузинский лидер заявил, что «не существует Северного Кавказа и Южного Кавказа, но есть единый Кавказ». Кроме того, Грузия заявила, что скоро откроет телевизионный канал на русском языке, предназначенный для потенциальных телезрителей северокавказских республик.

То, что Грузия мечтает стать страной, возглавляющей «кавказскую федерацию», это не новость, эти амбиции восходят, по крайней мере, к падению царской России в 1917 году, когда только что образованная независимая Грузия искала помощи имперской Германии, чтобы возглавить федерацию кавказских народов. Эта попытка провалилась из-за краха Центральных держав и аннексии Грузии вновь образованным Советским Союзом.

Региональные амбиции кавказской республики возродились на следующий же день после развала другой империи, советской, когда первый президент независимой Грузии, бывший диссидент Звиад Гамсахурдия положил начало националистической и «панкавказской» политике, которая, с одной стороны, активно поддерживала антироссийские стремления к независимости в Чечне и Ингушетии, а с другой, подавляла автономию внутренних меньшинств Грузии: осетин, абхазов и армян. Подрывная политика Гамсахурдии, который был отстранен от власти в 1993 году в результате переворота, организованного при поддержке Москвы, как это можно было предвидеть, нанесла ущерб отношениям Грузии с Российской Федерацией, которая не замедлила включиться в политическую игру, обратив в свою пользу стремления к независимости Южной Осетии и Абхазии. Так были заложены основы вооруженного русско-грузинского конфликта в августе 2008 года.

Решение Москвы после войны 2008 года признать в одностороннем порядке независимость Абхазии и Южной Осетии, разумеется, не облегчило разрешение кавказских конфликтов, создав прецедент для аналогичных требований других стран в регионе. В любом случае, о своих «панкавказских» притязаниях Саакашвили заявил в наихудший момент для кавказской политики, отмеченной такими кровавыми террористическими актами, как нападение на чеченский парламент 19 октября, и общим климатом социально-политической напряженности, осложненной  постоянной угрозой исламского терроризма.

Европа и Италия, в первую очередь, не должна прекращать вести диалог с Россией и со всеми постсоветскими странами, чтобы Евразия стала зоной кооперации, безопасности и развития, а не ареной борьбы анахронического отстаивания имперских и микроимперских притязаний, которые в XXI веке на руку только деструктивным силам, не заинтересованным в создании паневропейского и евроазиатского равновесия. Исламский религиозный экстремизм, торговля наркотиками и демографический пресс южных регионов мира требуют единого ответа, как в Брюсселе, так и в Москве, так и в Тбилиси.