В начале 1990-х у нас в школе раздавали заграничную гуманитарную помощь: пакетик калифорнийского изюма, шоколадка, карманная Библия и две больших банки американской тушенки из армейских запасов. Когда Джордж Осборн в своей речи о пересмотре британского бюджета упомянул сворачивание помощи Китаю и России, я не мог не вспомнить безвкусное, отдающее чем-то химическим содержимое этих банок, похожих на хорошо смазанные солидолом гильзы от гаубичных снарядов.
В 1990-м году в Москве было довольно уныло. Заходишь в магазин, а там на полках только уксус. Мой папа заработал первую в жизни валюту, обменяв свои 60 рублей на 100 долларов (по официальному советскому курсу, на черном рынке он колебался от трех до восьми рублей за доллар, а к концу 1990-го дошел до тридцати) у заблудившегося корейского командировочного – круглосуточных обменных пунктов на каждом углу, как сейчас, тогда не было. Драгоценные зеленые бумажки он потратил в “Березке” (единственный в СССР магазин, где за валюту можно было купить иностранные товары), купив сухого молока для семьи, разбитой гриппом и продуктовым дефицитом посреди особенно холодной и мрачной зимы.
Потом, после краткого периода эйфории, последовавшего сразу за распадом Союза, дела пошли еще хуже. Цены на то, что осталось после фактического распада сельского хозяйства, подскочили, а несколько часов в очереди за батоном хлеба или килограммом сахара стали вполне обыденным явлением. Окурки превратились в ценный товар.
В конце 1991 года Россия получила первый транш международной гуманитарной помощи: 774 миллиона долларов от Евросоюза и 800 миллионов от США. Американская помощь запомнилась под названием “ножки Буша”. Многие россияне до сих пор считают это одним из самых унизительных эпизодов “бурных девяностых” - необходимость обращаться за помощью к бывшему стратегическому врагу. Марк Эймс, редактор отвязной, не стесняющейся ядреного словца московской англоязычной газеты The eXile, охарактеризовал вмешательство “щедрого мирового сообщества” как “послать стране ровно то, в чем она не нуждается, заставить ее заплатить за это, а потом назвать все это “помощью”. Разумеется, мы уже давным-давно преодолели нужду в непосредственных съедобных вливаниях – более того, по данным Отдела международного развития (ОМР) Россия сама стала крупным донором и ежегодно жертвует до 800 миллионов долларов на международные программы помощи. Именно поэтому ОМР решил, что помощь самой России “неоправданна”.
При этом, хотя факт британской помощи России отлично подходит для истерических заголовков в таблоидах, реальность куда скучнее. В отчете ОМР за 2007-2008 год указывается сумма в 373 тысячи фунтов – на эти деньги можно купить одну более-менее приличную двухкомнатную квартиру не в самом центре Москвы. Штатная программа помощи России была свернута еще тогда, хотя пресс-служба ОМР утверждает, что в прошлом году они потратили полтора миллиона фунтов на проекты типа административной реформы и “укрепления гражданского общества”.
Сразу возникает вопрос – насколько именно они собирались укрепить общество при бюджете чуть больше одного пенни на каждого его члена? И потом, ОМР сами с трудом могут объяснить, куда пошли эти деньги. На вопрос о конкретных деталях их предприятия с гражданским обществом они смогли ответить лишь “этот проект направлен на работу с людьми, находящимися на обочине жизни, на вовлечение их в общественную жизнь, местную политику и т.д.”.
Так вот, в моем московском дворе есть дядя Сережа – бывший военный (по крайней мере, он сам так говорит) неопределенного возраста, чрезвычайно активная в общественном плане личность. Он досконально знает биографию каждого жителя микрорайона и с радостью поговорит о положении дел в политике, как местной, так и на международном уровне. Не допускающим возражения тоном всезнайки он критикует и Обаму за неспособность достойно завершить позорную кампанию в Ираке, и ЖЭК за недостаточно тщательно посыпанные песком дорожки зимой. Он так уверен в себе, что удивительно, почему дядю Сережу еще не посадили править страной, или хотя бы районной управой. Правда, я не уверен, что это заслуга ОМР.
Если серьезно, то в России, разумеется, есть проблема и с бедностью, и с отчуждением (хотя и не такая серьезная, как полтора десятилетия назад), но их вряд ли исправишь подачкой из-за рубежа. Вообще целесообразность международной помощи вXXI веке – весьма широкая тема, требующая отдельной дискуссии. Однако совершенно ясно, что помощь была и остается не столько проявлением истинного человеколюбия, сколько инструментом влияния (Британский совет – это вполне официально пропагандистская контора, что, кажется, нисколько не волнует многочисленных московских англофилов). Поэтому перераспределение ресурсов имеет мало отношения к получателям этой помощи. Этот инструмент мог подействовать на слабые, непрочные правительства 1990-х годов, но сейчас этот фокус уже не пройдет. Поэтому Британия просто переносит фокус своего влияния на другие страны – это политика, а не благотворительность.