«Хотели как лучше, а получилось как всегда», — сказал о хаотично прошедшей в девяностых годах приватизации российской экономики Виктор Степанович Черномырдин, бывший российский премьер-министр, скончавшийся в прошлую среду.
Карьера Черномырдина во многом была воплощением эпохи конца Советского Союза и пути, по которому пошла Россия после его роспуска. Но он не был пассивным наблюдателем: его действия поспособствовали появлению некоторых важнейших отличительных черт специфического российского капитализма.
Большую часть своей взрослой жизни он провел, занимаясь нефтью и газом. Начав механиком на нефтеперерабатывающем заводе, он дорос до руководящих позиций в газовой промышленности.
Кроме того, Черномырдин был одной из главных фигур в отличавшихся нестабильностью правительствах президента Бориса Ельцина, и занимал пост премьер-министра с 1992 по 1998 год, то есть дольше, чем кто бы то ни было до и после него.
Накануне роспуска Советского Союза он стал первопроходцем корпоративизации коммунистической системы: в августе 1989 года бывшее Министерство газовой промышленности превратилось в компанию Газпром. К 1994 году большинство акций было приватизировано, а 9 процентов разрешили продавать иностранцам.
Таким образом, Черномырдин стал архитектором современной версии государственного капитализма, при котором допускается участие иностранных инвесторов, но зачастую — неохотно, хотя едва ли он в то время это четко понимал. Элементы этой экономической модели не только господствуют в странах-наследницах Советского Союза, но и просматриваются в некоторых успешно развивающихся азиатских странах наподобие Китая, а также кое-где на Ближнем Востоке.
Собрав вместе большую часть газовых активов России и обеспечив Газпрому монополию на транспортировку и экспорт газа, Черномырдин не дал газовой отрасли распасться, что случилось с нефтяной отраслью при магнатах-миллиардерах вроде Романа Абрамовича и посаженного в тюрьму Михаила Ходорковского.
Таким образом, Газпром стал важнейшим источником средств для государственного бюджета во времена, когда низкий уровень цен на нефть привел российскую экономику к дефолту (это случилось в 1998 году), а также впоследствии.
Как и прочие, действовавшие позднее российские политики, он не смог увести российскую экономику прочь от нездоровой зависимости от нефтяных доходов. Сейчас на Газпром приходится 17 процентов добываемого в мире газа и одна десятая доля всей российской экономики.
Но создатель Газпрома Черномырдин едва-едва не уничтожил его. В конце 1990-х, когда он был премьером, Газпром начал уклоняться от налогов. Руководство компании, видимо с согласия Черномырдина, продало лучшие активы независимой торговой компании «Итера» по смехотворной цене.
Конечно же, Владимир Путин, написавший докторскую диссертацию о необходимости держать природные ресурсы под контролем, это изменил. В июне 2000 года он стал президентом России и быстро уволил Черномырдина с поста главы Газпрома и назначил на эту должность своего протеже Дмитрия Медведева, который теперь унаследовал от Путина и должность президента. Под управлением Медведева Газпром отобрал у «Итеры» доступ к газопроводам и заставил вернуть захваченные активы.
Получается, что советский стиль, в котором действует Газпром, дожил и до наших дней. Эта монополия, протянувшая свои щупальца и в другие отрасли российской экономики, не в меньшей степени тормозит прогресс, чем обеспечивает его. Газпром послужил мостом, по которому Путин вернулся если не к коммунизму, то по меньшей мере к этатизму.
При Путине Газпром стал еще более действенным инструментом российской внешней политики, в особенности при сохранении российского влияния на страны-производители газа в Средней Азии и на некоторые европейские страны, особенно на Украину.
Но случай с «Итерой» показал слабость российского государства: сначала оно потеряло контроль, а потом, чтобы вернуть свои права, ему пришлось действовать путем коммерческого принуждения, а не юридическим.
На посту премьер-министра пятидесятичетырехлетний (тогда) Черномырдин сыграл важную роль политического «инсайдера». Молодые рефораторы по главе с экономистом и министром приватизации Анатолием Чубайсом (тогда — тридцати семи лет) и министром экономики Егором Гайдаром (тогда — тридцати шести лет) хотели уничтожить всю советскую экономическую систему, чтобы коммунизм уже не вернулся никогда.
Черномырдин стал жизненно важным связующим звеном между ними и старыми управляющими заводов и партийным начальством, однако его инстинктивная склонность к компромиссу иногда подталкивала его к попыткам примирить непримиримое и сохранить реликты советской эпохи. Как пишет об этом Владимир Прибыловский из исследовательского центра «Панорама» — «Он никого не убивал, но в целом был отрицательной фигурой для страны и одним из отцов российской коррумпированной системы бюрократического капитализма».
Скромное прошлое Черномырдина и его простая манера выражаться, с изобилием безыскусных афоризмов и грамматических ошибок, стали хорошим контрапунктом к лощеным молодым реформаторам и ярким западникам из администрации Ельцина. Чубайс признал это в своей эпитафии Черномырдину, в которой сказал, что тот несколько раз спасал страну.
Как показало его участие в переговорах об освобождении заложников в войне против чеченских мятежников, он был человечней и скромнее, чем те, с кем работал, и чем Путин, который занял пост премьер-министра после него.
Как сказал бы автор «Войны и мира» Лев Толстой, Черномырдин был скорее как Кутузов (мудро позволявший ходу истории направлять себя), чем как Наполеон (тщеславно пытавшийся изменить его). Как сказал Толстой, «в исторических событиях великие люди ... лишь метки ... Король — это раб истории».
Жизнь Черномырдина как бы напоминает нам, что, хотя лидеры не могут управлять громадными и обезличенными силами истории и экономики, они могут придать им человеческое лицо и форму — к добру ли, или к худу.
Робин Миллс — специалист по экономике энергетики из Дубая. Он написал книгу «Миф нефтяного кризиса»