В Ингушетии работает медведевская модель, в Северной Осетии - путинская

Внешнеполитический эксперт фракции партии "зеленых" в бундестаге Марилуизе Бек (Marieluise Beck) вернулась из поездки по Северному Кавказу. В интервью Deutsche Welle она поделилась своими впечатлениями и оценками.

Марилуизе Бек отвечает в парламентской фракции немецких "зеленых" за внешнюю политику - преимущественно в отношении стран Восточной Европы. На Северном Кавказе она была уже не впервые. В этот раз Марилуизе Бек пять дней находилась в Ингушетии и Северной Осетии, встречалась с официальными лицами и представителями правозащитных организаций. Своими впечатлениями она поделилась с Deutsche Welle:

- Госпожа Бек, почему вы отправились именно в Ингушетию и Северную Осетию?

- В этот регион вообще не так-то просто попасть иностранцу. Туда нет свободного доступа. Необходимо получать разрешение и местных властей, и на федеральном уровне. Меня же пригласил президент Ингушетии - после его выступления в Страсбурге перед парламентской ассамблеей Совета Европы. На том заседании речь шла о положении на Северном Кавказе, и у меня возникло впечатление, что в Ингушетии намечается поворот в сторону диалога с правозащитными организациями, родственниками пропавших без вести людей. Такая политика заслуживает внимания.

Второй целью моей поездки была Северная Осетия. Я хотела еще раз побывать в Беслане, куда ездила три года назад. Внешне там мало что изменилось. Думаю, что и местным жителям больно видеть посреди своего городка обгоревшие здания с пустыми окнами - зримое напоминание о чудовищной жестокости, разрушениях и страданиях. Тем самым как бы поддерживается будничная близость к тем ужасным событиям. Это были те два места, в которых я побывала. Ездить же в Дагестан и в Чечню сейчас почти невозможно.

- Почему?

- В Дагестане - вооруженный конфликт, там почти ежедневно происходят покушения. Очень остро стоит вопрос обеспечения безопасности. И ведь дело не только в том, готова ли я брать на себя такой риск, но и в опасности, которой подвергаются сопровождающие лица. Приходится оценивать ситуацию с обеих перспектив. Я не могу рисковать жизнью людей, обеспечивающих мою безопасность.

- А в Чечню?

- Что касается Чечни, то там проблема политическая. Мне было бы затруднительно принять приглашение президента Кадырова. Сейчас в Австрии проходит весьма неоднозначный, противоречивый процесс, в ходе которого расследуются убийство чеченца, попросившего в Австрии политического убежища. Австрийские спецслужбы исходят из того, что следы этого преступления ведут прямиком к чеченским спецслужбам и военным структурам республики. В такой ситуации, думаю, нелишне проявить определенную сдержанность.

- Давайте вернемся к вашей поездке в Ингушетию. Что произвело на вас самое сильное впечатление?

- В Ингушетии меня действительно сильно удивила весьма "штатская" политика президента. Он ведь в прошлом военный, генерал. Мы не привыкли к тому, что российский военный ведет себя как "гражданский" политик. Мне кажется, в Ингушетии идут перемены, и могу только надеяться, что со стороны экстремистов не будут предприниматься попытки разрушить эту не устраивающую их политическую модель. Покушение на президента Евкурова было, по всей видимости, именно попыткой устранить человека, способного проводить политику примирения, препятствуя тем самым проникновению в республику исламистских сил.

Такая политика подразумевает вместе с тем и ограничение всевластия местной ФСБ, пресечение волюнтаризма государственных структур. Вот такой поворот в Ингушетии меня удивил и обрадовал.

- А как вы оцениваете роль федерального центра в этом регионе - как конструктивную или порой контрпродуктивную?

- Трудно ответить однозначно. Могу поделиться только рабочей гипотезой. По-моему, следует быть очень осторожным в оценках. Проблемы в регионе крайне многослойны, и очень трудно докопаться до истины. Но в целом, если сравнивать эти две республики, то можно, на мой взгляд, условно говорить о двух моделях.

Ингушетия с президентом Евкуровым - это, скорее, политическая модель Дмитрия Медведева. Евкуров, судя по всему, понимает, что государственный волюнтаризм и насилие, в конечном счете, играют на руку экстремистам. А вот в Северной Осетии действует прежняя, почти что еще советская система управления с демонстрацией силы и власти, что, скорее, выглядит аналогом структуры, которой отдает предпочтение премьер-министр Владимир Путин. Если свести мои наблюдения к краткой формуле, то именно так бы я и оценила ситуацию в этих двух республиках.

- Какой могла бы быть роль Германии, европейцев в деле долгосрочной стабилизации северокавказского региона?

- Надо честно отдавать себе отчет в том, что наши возможности оказать влияние на местные структуры власти весьма ограничены. Здесь все зависит от воли Москвы - это очевидно. Так что воздействие может быть только опосредованным. Но вот в долгосрочной перспективе позитивное воздействие могла бы оказать работа с местной молодежью, студентами. Я была в Назрани в университете. 150 молодых ребят ждали меня полтора часа. Они любознательны, у них куча вопросов, они говорят по-немецки, жаждут общения. Я возлагаю большие надежды на открытость миру, готовность к контактам.

Для нас же это означает, в первую очередь, отмену жесткого визового режима. Это позволит расширить общение, упростить поездки к нам - в открытое общество, наладить связи между учебными заведениями, обмен студентами и преподавателями. Думаю, что в долгосрочной перспективе это самый умный вариант оказания влияния.