Космополитическое римское право пытаются взять в качестве основы для процесса европейской унификации. Римское ius commune превращено в общую традицию и стало стимулятором интеграции в ЕС.
Европеизация подразумевает не только согласование различных аспектов нынешнего режима, но и согласование истории. Каков имидж Тито в идеологии обновленного капитализма и внутри процесса выравнивания воспоминаний, навязываемого ЕС? Какие игроки навязывают новое гегемонное видение недавнего прошлого? Местные политические элиты в учебниках истории, безусловно, восстанавливают прошлое в соответствии с их собственными интересами, но в этом деле им все чаще приходится принимать во внимание требования ЕС. Публикуем отрывок из неизданных исследований Тодора Кулича «Воспоминания о титоизме: длинные тени прошлого». Речь идет о том, какой образ социализма требует ЕС и какое отношение имеют властные структуры к новой коллективной памяти, которую ЕС все более открыто диктует.
Забывают о том, что Ubi ius Romanum, ibi Europe исключает германское и византийское культурное пространство из Европы. Значит ли это, что народы, для которых римское право не было основой для построения государства, были вне Европы? Охватывает ли их западноевропейская политическая и правовая история? Конечно нет. Потому что эти и подобные латинистически окрашеные попытки исторического обоснования Европы неубедительны и идеологически односторонние. Общее следует искать другим способом. Если серьезно отнестись к разнообразию исторического наследия Европы, то становится ясно, что ее идентичность должна быть основана на бесславных аспектах прошлого. Если искать только славные моменты, это неизбежно закончится мифом. С гораздо большей осторожностью следует отделять подлинное прошлое от полезного. В противном случае, какими бы полезными сегодня не были сконструированные политические попытки утверждения ЕС в прошлом, в один прекрасный день они могут стать контрпродуктивными.
Несмотря на прозрачность упомянутых исторических конструкций, брюссельские идеологи не брезгуют использовать врагов из прошлого для интеграции в ЕС. Вместе с согласованием различных конфликтов из прошлого Брюссель устанавливает и стандарты их подчинения. Источник конфликтов между государствами не безосновательно видят в хаосе самовиктимизации и обвинении других. Приравнять прошлое стран, которые все еще спорят по поводу того, кто был большей жертвой, совсем не легко. Как только рухнул лагерь, поляки объявили себя «Христом среди народов». Мученический статус поляков препятствовал признанию других жертв (евреев) и их собственной вины за католический антисемитизм, например преступление в городке Едвабне.
Похожее сокрытие тени прошлого очевидно также на Балканах. Неприкосновенная война и ускоренная католизация в Хорватии стали репрессивным щитом против признания жертв хорватского насилия, а Сребреница, вероятно, вытеснила боснийские злодеяния. Везде колективная память, которая формирует жертвенную идентичность, покрывает неудобные воспоминания. Таким образом сербами покрывается Косово и Ясеновац. Самовиктимизация нации легко приводит к ощущению вины и ответственности. Венгры считают себя жертвами турков, Габсбургов, нацистов и коммунистов, аналогично себя видят хорваты, сербы и чехи. В борьбе государств за право считаться большей жертвой нет места самоанализу. Хотя в прошлом каждого народа есть достаточно материала для того, чтобы демонументализовать собственную историю и создать критическую самооценку, и тем самым содействовать миру, история нынче везде смещена в жертвенный контекст. Официальная самовиктимизация является широко распространенной. Не придают значения тому, что видение собственного народа в качестве жертвы приводит к конфликтам, открывает старые раны и способствует мести.
Кажется, именно потому, что нет самокритичной памяти, которая бы нейтрализовала реваншизм, ЕС необходима общая память, которая бы способствовала взаимопониманию и продуктивному прощению. С этой точки зрения, несомненно, более реалистичная оценка «титоизма» помогла бы преодолеть конфликтный потенциал национальной памяти на Балканах. Вероятно, более положительная оценка сосуществования в «титоизме», вместо его демонизирования, смягчила бы гражданскую войну воспоминаний. Однако нынешние учебники истории делают противоположное. Они не способствуют примирению, а разрабатывают новую национальную государственность, демонизируя общее прошлое. Этим они бередят травмы, которые пробуждают эмоции. Если Югославия, в соответствии с учебниками истории большинства новых балканских государств, была темницей или иллюзией, а «титоизм» был тоталитаризмом, тогда нелегко найти путь от травм прошлого до взаимопонимания настоящего. Если то, что нас ранее связывало, была злая страна, тогда выходит, что наши последние конфликты естественны.
Это поняли и в Брюсселе, европейская политика памяти пытается найти путь от противоречивых и агрессивных воспоминаний к воспоминаниям, которые бы обеспечили мир, который в первую очередь необходим транснациональному капиталу. Эсли бы прошлое было так легко примирить, тогда бы Тони Джадт и Алайда Асман не спрашивали, есть ли вообще шансы мирного сосуществования европейской национальной памяти? Шансы все еще малы, поскольку память всех сторон связанна с аргументами, но аргументы не везде являются составляющей частью памяти. Другими словами, в сетях противоречивого прошлого трудно различить реальный опыт того, что вынесли из этого опыта.
