Москва/Берлин – Иногда это ужасно банально – быть Владимиром Путиным. Так было, к примеру, две недели назад в Санкт-Петербурге. Поле, новая фабрика по производству готовых блюд, снаружи холодный дождь, внутри новые аппараты для разделения яичного белка и желтка, а также емкости, заполненные картофельным пюре. Путин прилетел на вертолете, его проводят мимо паллет с луком и гор капусты, после чего он попадает в столовую, где лежат наполненные пластиковые пакеты. Там завязывается вот такой диалог:
Путин (тыча пальцем в один из пакетов): Суп? Директор предприятия: Да. Путин, указывая на другой пакет: Гречневая каша? Директор: Да. Путин: Манная каша. Директор: Да. (Неожиданно смело) Хотите попробовать? Путин (нахмурившись): Потом.
Даже самые опытные журналисты из путинского пула, сопровождающие российского премьер-министра на край земли или в третий раз рассказывающие об открытии одной и той же больницы; безропотно занимающиеся вязанием в течение долгих часов ожидания или решающие кроссворды, - даже они не знают, что теперь будет. Тогда остается только одна причина, которой все подчинено в эти дни и которая может объяснить, что делает само российское руководство и что оно позволяет делать: началась предвыборная борьба.
Через два года должен будет появиться новый президент, если точнее - новый правящий дуэт. И в этом процессе последнее слово будет принадлежать Владимиру Путину – в этом не сомневается даже его соперник. С момента развала Советского Союза прошло почти 20 лет, и большую часть этого времени он правит Россией. С его именем связано восхождение обанкротившейся бывшей сверхдержавы до статуса страны, занимающей третье место в мире по объему золотовалютных запасов, а также нисхождение от несовершенного плюрализма до стабильного авторитарного государства. Конституция позволяет Путину вернуться в Кремль в качестве президента, где он может исполнять обязанности главы государства еще два срока, каждый из которых теперь продлен до шести лет.
Ни он, ни президент Дмитрий Медведев пока не приняли на этот счет никакого решения – хотя наиболее убедительные теории исходят из того, что они пока сами не знают, будут ли они делить власть и в каком соотношении. Однако создается впечатление, что уход Путина из политики пока не ожидается. В беседе со своим любимым коллегой Сильвио Берлускони он как-то пошутил, сказав, что они могут оставаться у власти до 120 лет. До 2024 года Путин может спокойно оставаться президентом.
Но что это будет означать для России? И для остального мира?
Если судить по его выступлению на встрече с ведущими представителями экономики, организованной газетой Sueddeutsche Zeitung в Берлине, то следует ожидать только самого хорошего. По словам российского премьера, только вместе можно найти выход из кризиса. Россия подсмотрела у Германии введение системы выплат за сданный старый автомобиль. Сегодня российская электроэнергетика, как утверждает Путин, и даже такие стратегические отрасли как нефть и газ открыты для инвестиций из Германии. И вообще – в сравнении с теми препятствиями, с которыми сталкиваются российские инвесторы в Германии, российский рынок, как считает российский премьер, - это, по сути, пикник. В целом немецкий потребитель – загадка для Путина. Это включает в себя как сомнения относительно московских денег, так и недоверие по отношению к атомной энергетике. «Я не знаю, чем вы собираетесь топить. Атомную энергетику вы не хотите, газ вы не хотите. Вы будете дровами топить? Но и за дровами надо в Сибирь ехать».
Это первый визит Путина в Германию за последние два года. Он представляет собой дорогостоящую рекламную поездку, рассчитанную на привлечение иностранных инвесторов, и это не первая такого рода акция с начала кризиса. Недавно в Санкт-Петербурге он выступал перед иностранными автомобилестроителями, а в Москве – перед советом иностранных инвесторов. Послание всегда одно и то же: Россия остро нуждается в западных инвестициях, западных технологиях, западных стандартах, и он, Владимир Путин, будет стараться изо всех сил помочь каждому новому инвестору.
Непосредственно Владимир Путин. Но именно он и представляет собой угрозу для инвесторов, это он упрятал за решетку самого богатого человека в стране в 2003 году Михаила Ходорковского, и прилюдно в Пикалеве унизил самого богатого человека в стране в 2008 году Олега Дерипаску. Владимир Путин способен одним своим словом уничтожить миллиарды, как это было в случае с горнодобывающим концерном «Мечел». Два года назад главный акционер «Мечела» Игорь Зюзин не присутствовал на совещании, сославшись на болезнь, и это произошло после замечания Путина относительно того, что он якобы слишком дешево продает уголь за границу. Надо будет послать «доктора» Зюзину, угрожающе сказал тогда Путин, «и он решит все его проблемы». Практически за один день акции «Мечела» потеряла треть своей стоимости, и они потянули за собой вниз весь российский фондовый рынок. Зюзина считали в экономическом смысле приговоренным к смерти. Два года спустя Путин был вынужден признать, что его выпад, «к сожалению», вызвал такой обвал.
Между тем он признает: инвестиционный климат мог бы быть лучше. Ему известны жалобы, и самые распространенные из них имеют отношение к бюрократии и коррупции. Немецкий сотрудник одного из поставщиков автокомплектующих пожаловался на то, что новый завод официально был подключен к электросети только в день его открытия, а не в момент начала строительства. Кроме того, таможенное оформление продолжается так долго, что иногда некоторые части приходится срочно доставлять на самолетах, а отдельные российские «советники» сделали поистине золотой связь с властными структурами: «Такого я не видел даже в Южной Африке».
Однако самым примечательным в ходе визита Путина в Германию было другое: разве перспективы прогресса и синергии не являются прерогативой президента? Не настаивает ли в первую очередь Медведев на проведении реформ? И не он ли предложил создать новые партии и достичь примирения с НАТО? Не Медведев ли является либералом, новатором, чей рейтинг после увольнения московского мэра Юрия Лужкова, тем не менее, почти сравнялся с показателями Путина? Короче, не является ли Медведев естественным кандидатом Запада на выборах 2012 года?
Андрей Рябов виртуозно владеет искусством воспроизводить чужие голоса, он великолепно изображает немного монотонный и слегка в нос говор Горбачева, а также напряженный фальцет белорусского президента Лукашенко. Он способен передать прерывистую речь грузина Сталина и номенклатурное выступление Брежнева. Но ни Путина, ни Медведева он не может парадировать. «Им обоим не хватает ярких особенностей, характерных черт», - считает Рябов. И не только в этом они похожи, считает он. Рябов работает политологом в московском Карнеги-центре и принадлежит к числу тех, кто считает излишне драматизированными разговоры о разногласиях или даже о ссоре между Медведевым и Путиным. «Я не вижу никакой принципиальной разницы между ними. В стиле, в риторике такие различия есть. Медведев говорит о свободе и о выборе индивида. А по сути? По сути различий нет, - считает Рябов. – Даже когда возникают разногласия, они всегда могут договориться. Они понимают, что открытый конфликт может нанести ущерб системе изнутри, а публичная конкуренция способна ее уничтожить – как это произошло с Коммунистической партией».
В области внешней политики их позиции, как считает Рябов, вообще почти полностью совпадают. Конечно, Медведев в последнее время показывает себя Брюсселю и Вашингтону с наилучшей стороны. Однако в Вашингтоне уже нет Джорджа У. Буша, который хотел продвинуть НАТО до российских границ в Чечне. Ледниковый период в отношениях между Москвой и Вашингтоном остался в другой внешнеполитической эпохе, и то же самое можно сказать о драматичных выступлениях Путина в Мюнхене и в Бухаресте. Однако не Путин, а именно Медведев в последней доктрине безопасности назвал НАТО самой большой угрозой для России, и это произошло за два месяца до обретения новой гармонии в Брюсселе.
А что касается внутренней политики? Конечно, Путин не обещает даже туманных реформ и откладывает открытость средств массовой информации на отдаленный день Икс, когда Россия станет зажиточной и стабильной – своего рода Канадой в предгорьях Урала. Поэтому звучит соблазнительно, когда Медведев предупреждает о политической стагнации и засилье кремлевской партии «Единая Россия». Но даже тогда, когда президент говорит о необходимости новых партий, это звучит не так, как если бы он - пусть даже смутно - понял, что демократия в особых случаях может означать потерю власти. Однажды такую риторику уже кто-то назвал «фривольной» и поверхностной. И это относится даже к самым известным случаям. Когда адвокат Сергей Магнитский, занимавшийся экономическими вопросами, умирал в следственном изоляторе мучительной смертью от воспаления поджелудочной железы, так как он, судя по всему, не соглашался обменять лечение на показания против своего работодателя, юрист по образованию Путин заметил, вопреки презумпции невиновности, что в этом деле что-то должно быть, иначе Магнитского не посадили бы. Медведев уволил пару чиновников органов юстиции, однако обвинение никому так и не было предъявлено.
И, тем не менее, большая часть Запада – и прежде всего в Вашингтоне – предается иллюзии относительно демократических обязательств президента, которые в худшем случае может сменить разочарование и новое раздражение по поводу вечно отстающей России.
Русские в этом отношении более благоразумны. Только около трети россиян верят в то, что Медведеву или Путину удастся добиться положительных результатов. Тем те менее они были бы не против, если бы такие изменения наступили. Весьма типичным было это противоречие во время лесных пожаров прошлым летом. В редкий момент проявления открытого недовольства возмущенная толпа из сгоревшего населенного пункта окружила Путина, который всем обещал новое жилье, а после этого дал указание установить видеокамеры для того, чтобы наблюдать за строительством, в результате чего благодарные ему новоселы смогли въехать в новые дома еще до наступления зимних холодов. В этом проявляется эффект Путина: аппарат дает осечку, так как Путин делает ставку на лояльность, а не на способности людей, а в замене чиновников он видит только дополнительный источник беспокойства. Поэтому остается надеяться только на кризисное управление в ручном режиме.
Столь же трезво воспринимают многие русские тандемную демократию. Они видят в ней удачное разделение труда, при котором молодой человек с планшетником iPad обрабатывает более молодую и более предприимчивую часть общества, а Путину достается большая и традиционная его часть. «Представьте, что вы выходите в море на небольшой моторной лодке. Вас четверо. Волны – три метра высотой… И вдруг непосредственно перед вами из воды появляется колосс - вес пятнадцать тонн, тридцать метров в длину». Так Владимир Путин в статье под заголовком «Адреналин», опубликованной в журнале «Русский пионер», описал свое плавание в поисках серого кита в северных морях. Это была последняя из его многочисленных и сопровождавшихся драматическими кадрами поездок. До этого россияне могли наблюдать его за штурвалом пожарного самолета в российском небе во время лесных пожаров или за рулем мотоцикла Harley Davidson на встрече байкеров в Крыму. Кроме того, в Арктике он прикрепил радиомаяк белому медведю, а за рулем «Лады» желтого цвета неспешно проехал несколько тысяч километров на российском Дальнем Востоке. «Человеку нужны новые ощущения, - пишет он в статье «Адреналин». – Это, возможно, самое главное».
Впечатления могут быть новыми, но насыщенное тестостеронами изображение неутомимого и любящего путешествия альфа лидера остаются прежними. «В принципе, он не особенно изменился. Он теперь не такой закрытый, он хочет, чтобы его понимали, и это все», отмечает журналист Андрей Колесников. Он является биографом Путина и общается с ним так близко, как никакой другой российский журналист. В команде Путина он выполняет ценную роль критически настроенного фаната.
Колесников невысокого мнения о теории предвыборной борьбы, в любом случае не в смысле настоящего политического соперничества, и он не убежден в том, что Путин хочет еще раз стать президентом. Но если это произойдет, то он хотел бы видеть определенные изменения. «Я хочу, чтобы это был другой, новый Путин, Путин с другим отношением к телевидению и свободам избирателей».
На северо-западе Москвы возвышается кузница кадров для секретных служб. Перед ним молчаливые женщины прогуливаются с колясками под сенью старых деревьев. Здесь много женщин с колясками, и некоторые местные жители иронизируют по поводу зависимости между этой профессией и репродуктивными достижениями – российский патриот таким образом выполняет свой демографический долг. Подрастает ли здесь будущее России?
Захочет ли Путин, который, будучи советским агентом, якобы даже с оружием в руках защищал разведцентр в Дрездене, а при Ельцине возглавил наделенную широкими полномочиями спецслужбу ФСБ, - захочет ли он превратить Россию в государство тотального контроля?
В своей книге «The New Nobility» (англ.: Новое дворянство) Андрей Солдатов описывает, как новоиспеченный президент Путин опирается на спецслужбы, поскольку он считает их единственным надежным государственным институтом. Это было началом общего стремительного как полет кометы подъема. Путин привлек своих бывших коллег к руководству железными дорогами, назначил их на должность вице-премьера и заместителя главы администрации, после чего бывшие агенты стали заполонять коридоры власти. Сегодня контроль над спецслужбой осуществляется не парламентом и не партией, как это было в советское время. Ее операции и бюджет являются закрытыми, численный ее состав неизвестен. По оценке Солдатова, там работает минимум 200 000 сотрудников.
Хотя ФСБ может прослушивать и вести наблюдение, а сам Медведев недавно расширил ее полномочия, успехов в работе особенно не видно. Главная опора Путина не смогла предотвратить захват школы в Беслане или теракты в московском метро. Однако новое дворянство, которое, по мнению Солдатова, еще более конспиративно и параноидально, чем советский КГБ, смогло набрать жирок на привилегиях. Вместе с тем, эта спецслужба лишена идеологии и амбиций, не имеет корпоративного духа и чутья. «Большинство сотрудников не хочет пачкать руки. Даже молодое поколение надеется на социальные льготы», - подчеркивает Солдатов. Таким образом сценарий Оруэлла разрушается, столкнувшись с инертностью масс.
Сколько еще былого влияния КГБ осталось в Путине? «Он не типичный агент. Сохранилась хроническая подозрительность, заставляющая его в каждом вопросе видеть скрытые намерения и тайных покровителей, - подчеркивает Солдатов. – Однако сегодня типичный агент - это человек ограниченный и негибкий. А Путин способен учиться».
Россия Путина – долгие годы это была Россия высоких цен на нефть. В годы перед экономическим кризисом элиты были опьянены ролью одинокой великой державы, которая ни от кого не зависит, и после войны в Грузии вообще существовал риск разрыва отношений с Европой. Теперь все это в прошлом. Китай постепенно перехватывает инициативу у России, а цена на нефть все еще недостаточна для сбалансированного бюджета. Увеличение пенсий, на которое недавно пошел Путин, это дорогое социальное седативное средство, на успокаивающее воздействие которого в будущем он в качестве премьера или президента уже не сможет рассчитывать. Изменившаяся метеорологическая обстановка, а не демократические побуждения двойного руководства вынуждает Россию проводить реформы во внутренней и внешней политике, а также предлагать смелую идею о создании трансконтинентальной зоны свободной торговли.
Но и это всего лишь этапы решения другой, более серьезной загадки: какое место Россия может занимать в Европе после окончания холодной войны, и где ее место в мире? Владимир Путин пока только приблизился к этому вопросу, а некоторые наблюдатели полагают, что это может быть его последней большой задачей, и с этим проектом он может войти в историю – как российский де Голль или, может быть, как Ататюрк. Россия также представляет собой сжавшуюся великую державу, разрываемую между фантомной болью по поводу утраченных территорий и прорывом к новым горизонтам, неуверенностью в себе и манией величия. В Берлине Путин говорил еще об одной близости: сближение России и Европы, по его мнению, неизбежно, если они хотят и «дальше существовать». Это было бы – с Путиным или без него – самым благоприятным прогнозом на период после 2012 года.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Какое место Россия может занимать в Европе после окончания холодной войны, и где ее место в мире? Владимир Путин пока только приблизился к этому вопросу, а некоторые наблюдатели полагают, что это может быть его последней большой задачей, и с этим проектом он может войти в историю – как российский де Голль или, может быть, как Ататюрк.
