Приметой уходящего года стала довольно активная дискуссия о том, может ли и должна ли Россия стать членом НАТО. В ряде западных изданий появились статьи видных экспертов или бывших политиков о желательности такого сценария. В рамках группы мудрецов во главе с бывшим госсекретарем США Мадлен Олбрайт, которая готовила рекомендации для новой стратегической концепции альянса, вопрос о приглашении России обсуждался весьма оживленно, правда, в итоговый текст эта идея не попала.
С другой стороны, в России о такой перспективе заговорили не только убежденные либералы-западники из ИНСОРа, но и официальные лица. После лиссабонского саммита, который прошел в довольно благожелательной обстановке, возможность российского членства в альянсе допустили два ответственных чиновника – заместитель главы администрации президента Владислав Сурков и директор департамента внешнеполитического планирования МИДа Александр Крамаренко. К чему бы все это?
Сам факт дискуссии об институциональном сближении России и НАТО показывает, как все изменилось. Альянс явно пережил свое время, новой задачи на горизонте не видно. Мирового жандарма из НАТО не получилось, а если возвращаться к исходной зоне ответственности, то есть Европе, то в ней не осталось иной реальной проблемы из области безопасности, кроме окончательного урегулирования отношений с Москвой. Решение этой задачи, в процессе чего пришлось бы преодолеть мощнейшую инерцию восприятия с обеих сторон, способно придать смысл существованию НАТО в качестве региональной организации.
Россия тоже постепенно отходит от восприятия альянса как главной угрозы. Отношения России с НАТО – это долгое эхо прошлого, которое будет звучать еще неизвестно сколько, но с ходом времени оно оказывается во все большем диссонансе со звуками современного мира. А они доносятся теперь из совершенно другой части мира – Азии.
То, что сейчас происходит на Корейском полуострове, не более чем невинная прелюдия возможных событий. Основная линия напряжения – это линия США–Китай, которых, хотят они того или нет, к конфронтации подталкивает сама логика развития. Это пока еще не предопределено, но становится более вероятным. Для России развитие событий там носит по-настоящему судьбоносный характер, поскольку Москву никак не устраивает перспектива стать либо разменной монетой между Вашингтоном и Пекином, либо передовым рубежом одной из сторон в ее противостоянии с другой.
В этой логике институциональное сближение России и НАТО означало бы две вещи. Во-первых, дрейф России в сторону организации и географической зоны, роль которых на глобальном уровне сокращается. Во-вторых, качественное изменение отношений с Китаем, потому что в Пекине российско-натовский роман будет в любом случае воспринят исключительно как направленный против него, какие бы аргументы Москва ни приводила. Китай, по сути, окажется в той же ситуации, в которой Россия совсем недавно находилась в связи с разговорами о вступлении в НАТО Украины. Не говоря уже о том, что совместная ПРО, о которой говорили на последнем саммите, потенциально будет направлена и против КНР, просто по определению.
Пойти на риск серьезного ухудшения политической атмосферы с огромным соседом, которому все наперебой прочат рост мирового влияния, можно только в том случае, если это сулит какие-то иные крупные дивиденды. Но невозможно представить себе ситуацию, при которой Североатлантический альянс будет готов взять на себя гарантии безопасности России, будь то ее восточные или южные рубежи. Вообще, в гипотетическом случае вступления в НАТО России придется выступать в роли не потребителя, а донора безопасности, каким сегодня для остальных союзников являются США. Сейчас это звучит совершенно неправдоподобно, учитывая, как к Москве относятся некоторые из натовских новобранцев, но за последние 20 лет мы стали свидетелями уже слишком многих невероятных событий.
Однако в XXI веке военно-политические группировки будут, судя по всему, строиться по другому принципу, чем в ХХ столетии. Блоки, основанные на идеологической и ценностной общности, остаются в прошлом веке, веке идеологий. В предстоящие десятилетия безопасность, вероятнее всего, будет определяться не постоянными альянсами, наподобие НАТО, а ситуативными объединениями по решению конкретных задач. Изречение Дональда Рамсфельда о том, что «миссия определяет коалицию» оказалось долговечнее, чем его собственная политическая карьера.
Имеет ли смысл в такой ситуации связывать руки дополнительными обязательствами, стремясь к формальному вступлению в какой-то альянс? Это сужает возможности для реагирования на неожиданные обстоятельства, которые, вне всякого сомнения, будут возникать снова и снова. Если бы вопрос о членстве России в НАТО по-настоящему поставили лет десять, тем более 15 назад, контекст для обсуждения был бы совсем другим. Альянс казался тогда безальтернативными лидером в области безопасности, Россия была готова на самоограничение, а Китай не считался определяющим фактором. Но тогда об этом никто всерьез не задумывался, а сегодня – слишком много новых обстоятельств.
Преодоление ставшего во многом виртуальным соперничества России с НАТО необходимо, но прежде всего для того, чтобы перестать тратить силы и время на конфликты, относящиеся к ушедшей эпохе. Оно может способствовать экономическому прогрессу, поскольку удалит излишнюю подозрительность из коммерческих связей. Но к реальным проблемам безопасности XXI века это практически не имеет отношения, их стоит обсуждать совсем в других форматах. Прежде всего – в треугольнике Россия–Китай–Соединенные Штаты. При всех различиях в интересах и подходах этих стран они обладают стратегическим весом, который понадобится в Центральной Евразии, на Дальнем Востоке и Тихоокеанском регионе. Едва ли можно ожидать, что после афганского болота европейские союзники Америки захотят участвовать в серьезных играх так далеко от Старого Света. Какую роль в данной конфигурации следует играть России – еще только предстоит определить, причем, вероятнее всего, наощупь. Однако НАТО с ее установками прошлого века и весьма ограниченной дееспособностью тут не помощник, скорее наоборот.