Москва — Журналисты пришли послушать, как судья будет зачитывать долгожданный приговор по делу заключенного в тюрьму нефтяного магната Михаила Ходорковского, но нашли лишь записку на двери. Оказалось, что зачитывание приговора откладывается. Еще было раннее утро, и казалось, что записка, напечатанная на машинке и никем не подписанная, вполне могла оказаться чьей-то шуткой. В конце концов, речь же шла о крайне политизированном и сверхраскрученном деле, причем как для России, так и для заграницы. Один из сбитых с толку журналистов позвонил адвокату Ходорковского Генриху Падве, но он даже не знал о существовании этой записки.
«Я мог бы этого ждать, — сказал он. — Но меня никто не предупредил заранее».
Когда Падва приехал к зданию суда, у дверей стояла кучка журналистов и престарелых сторонников Ходорковского. Его окружили, стали требовать объяснений.
«Видимо, у суда просто не хватило времени составить приговор», — пояснил адвокат. Он тоже не получил никакого официального объяснения — только официальную версию записки на двери. Впрочем, Падва и прочие юристы стали говорить, что это не так важно. По их словам, подобные вещи случаются вечно. Только отец подсудимого Борис Ходорковский дал более тонкое — и более российское объяснение: по его словам, теперь на вынесение приговора «придет гораздо меньше народу».
Был день 27 апреля 2005 года.
Спустя пять с половиной лет, 15 декабря этого года, журналисты опять собрались, чтобы послушать вынесение очередного приговора Ходорковскому. Сцена повторилась практически точь-в-точь, разве что сменилось несколько участников и отдельных деталей. Суд был другой, рассматривалось другое дело — то, которое завели в 2007 году, как раз перед тем, как Ходорковского и его партнера Платона Лебедева должны были освободить по амнистии. Согласно новым обвинениям, они украли всю добытую ЮКОСом нефть и «отмыли» неправедно нажитые богатства (согласно первому делу, они не заплатили налогов на «отмытые» прибыли; явное противоречие между двумя делами объяснения не получило).
Как и в 2005 году, ранним утром (и на этот раз при температуре ниже ноля) к зданию суда прибыла толпа журналистов и сторонников, желающих занять места в зале заседаний. И опять они нашли напечатанную на машинке и никем не подписанную бумажку, что приговор будут зачитывать 27 декабря, когда большинство из собравшихся — да и большинство людей, следящих за делом за рубежом, — будут на зимних каникулах. И, как и в прошлый раз, главный адвокат (на этот раз — Вадим Клювгант) отреагировал с усталостью и недовольством:
«Мне только что сказали, что там висит бумажка, и никто ничего не объяснил, даже мне, — сказал он по телефону по пути к зданию суда. — Это не самый неожиданный вариант».
В этот раз суд тоже не предоставил никаких разъяснений, и адвокаты Ходорковского в очередной раз решили, что дело в лености судьи.
«Судья не успел дописать решение, — сказал впоследствии Клювгант. — Что тут скажешь?»
Он и прочие юристы отказались строить предположения о том, почему судья, имея шесть недель на подготовку решения, ведет себя как запуганный второкурсник, который в полночь пишет преподавателю по электронной почте, что у него проблемы с компьютером.
«Я - адвокат! Хватит задавать мне провокационные вопросы!» — рявкнул Клювгант, когда на него нажали.
И снова объяснение дали родители Ходорковского. В этот раз все сказала его мать Марина.
«Все это сделано специально, — сказала она журналистам. — Многие журналисты и политики решили прийти в суд. А если перенести это поближе к Новому году, то все уже уедут».
Это справедливо. Приговор российского суда — это не быстро и решительно составленный абзац текста, а длинный пересказ хода всего судебного процесса плюс вынесение самого приговора. Решение суда остается неясным до самого конца — при том, что процесс вынесения приговора может представлять собой целые недели смертельно скучного монотонного зачитывания вслух.
Заметим, что на вчерашней пресс-конференции Клювгант назвал судью Виктора Данилкина «профессионалом». Это значит, что он умеет читать вслух очень-очень быстро, «почти как скороговорку». Учитывая, что решение суда по этому делу (как и по предыдущему) определяется Кремлем, а не самим судом, — странно, что Данилкину понадобилось дополнительное время, чтобы записать заранее вынесенное решение.
На самом деле Данилкину нужно время вот для чего: чтобы всем тем, кому интересно писать и читать об этом предопределенном судебном решении, стало менее интересно этим заниматься, чтобы они уехали кататься на лыжах в Альпы, загорать в Таиланд или беспробудно пить все праздники (а в первый раз, когда откладывали вынесение приговора, Кремлю было нужно время, чтобы устроить Джорджу Бушу-младшему и прочим иностранным главам государств торжественный прием в честь шестидесятилетия победы над нацистской Германией, а зачем давать иностранцам повод жаловаться в такой святой день?). Люди уже сейчас разъезжаются из Москвы, готовясь к зимним праздникам, и многие не собираются возвращаться до 10 января, когда страна опять вернется к жизни, — тогда они обнаружат, что ничего не изменилось, а Ходорковский, как всегда, вечно виновен. А на тот случай, если кто-то этом сомневается, — ходят слухи, что готовится еще и третий пакет обвинений.
Если нужны еще какие-то доказательства, что правосудие и политика в России представляют собой одну лишь форму и никакого содержания, то очередное доказательство поступило сегодня в форме заявления представительницы суда Наталии Васильевой. Кто-то попросил ее разъяснить ситуацию, и она, невольно перефразируя печально известные слова спикера Думы Бориса Грызлова, что российский парламент — «не место для дискуссий», отозвалась таким выпуклым и таким знакомым презрением, исходящим из подсознания государства.
«Суд себя не объясняет», — сказала она на улице и быстро заскочила обратно в здание.