Демократия западная и восточная

О том, что государства Ближнего Востока представляют собой взрывоопасное пространство в социальном и политическом смысле, известно давно. Но едва ли кто-то ожидал, что внутренняя напряженность выплеснется на поверхность именно в Тунисе – достаточно благополучной, управляемой и относительно модернизированной стране. В ближайшие месяцы мир будет с интересом наблюдать за интересным экспериментом – возможен ли в этой части мира плавный отход от авторитаризма и установление более гибкой системы без скатывания в немедленную исламизацию? 

Волна перемен, прокатившаяся по миру в конце ХХ века вслед за падением коммунизма в Европе и распадом СССР, не затронула арабский мир. Смен власти практически нигде не произошло (разве что в силу естественных причин – но освободившееся место занимали наследники), тем более не было примеров изменения модели управления. Правда, трансформация общей политической атмосферы на планете сделала немодным само понятие абсолютной диктаторской власти, и единоличным правителям ближневосточных монархий и автократий пришлось маскировать свои устремления.

Но распад биполярной системы мироустройства не прошел бесследно и для них. Как только исчез пресс идеологической конфронтации, который делил планету между двумя «боссами» и придавливал прочие процессы, пространство, освобожденное идеологиями, занял политический ислам радикального толка. Всплеск терроризма привлек внимание к его истокам. На рубеже веков появилось множество работ, включая нашумевший Доклад ООН 2002 года о человеческом развитии в арабском мире, констатировавший серьезное отставание региона от более продвинутых частей мира. Выводы везде были схожие – необходима социально-политическая модернизация и отход от косной структуры, неспособной адаптироваться к современности.

Поход против международного терроризма, объявленный американской администрацией после 11 сентября 2001 года, имел двойственные последствия. С одной стороны, Вашингтон провозгласил всемирную демократизацию средством обеспечения собственной безопасности и решения глобальных проблем. Ближневосточные автократии не вписывались в эту идеологию. С другой – США пришлось углублять и расширять связи с репрессивными режимами Северной Африки и Ближнего Востока. Ведь именно они противостояли исламизации своих стран, жестоко подавляя соответствующие движения. Причем особенно усердно они продавали свою борьбу с исламизмом западным патронам: не поддержите нас – придут они. Чудесным примером сотрудничества стала передача «в аренду» подозреваемых в терроризме – американские спецслужбы были все-таки ограниченны в возможности использовать пытки для получения сведений, зато их арабские коллеги действовали намного свободнее и «эффективнее».

Демократическая атака на деспотии довольно быстро захлебнулась. Проведенные под давлением Соединенных Штатов выборы в Палестине привели к власти движение ХАМАС и загнали палестино-израильский конфликт в окончательный тупик. А повторять опыт военной смены режима, примененный в Ираке, охоты нет. Слишком дорого это обходится даже сверхдержаве.

События в Тунисе неожиданны еще и потому, что демократизации от него никто не требовал, хотя о коррупции правящей семьи всем было известно. Вообще, если отвлечься от лозунгов, то ведущие западные державы к демократическим веяниям на Ближнем Востоке не привыкли, им куда проще иметь дело с более или менее тираническими режимами. Начиная с Ирана 1950-х годов, где демократически избранного премьер-министра Моссадека свергли в результате заговора с участием ЦРУ, свободное волеизъявление в регионе вызывает у крупных стран подозрение.

Наглядный пример такого отношения – настороженное восприятие перемен, которые происходят в последние несколько лет в Турции. На протяжении 2000-х годов умеренно исламская Партия справедливости и развития, придя к власти в результате свободных выборов, постепенно меняет сущность Турецкой республики. В ходе преобразований, проводящихся Реджепом Тайипом Эрдоганом под лозунгом сближения с Европой, страна становится более либеральной и демократической, но одновременно менее светской и прозападной. Гарантией светскости и прозападности Анкары со времен Ататюрка выступала армия, которая неоднократно вмешивалась в политический процесс, дабы устранить угрозы секулярному строю. Но «свободный мир» охотно имел дело с турецкими генералами и вступал с ними в тесные союзы. А исламского реформатора Эрдогана в США, например, все чаще величают не демократом, а безответственным популистом. Да и Европа вместо того, чтобы радоваться турецкой либерализации, ищет все новые поводы для того, чтобы закрыть вопрос о возможном членстве Анкары в ЕС.

Тунис иногда называли второй Турцией, это наиболее вестернизированная и светская из стран Северной Африки, да и роль военных там всегда была заметной. Развитие событий в Тунисе после смены власти станет индикатором для всего Ближнего Востока. Теоретически если где-то и есть предпосылки для мирного перехода к плюралистической системе, то именно в Тунисе с его европейски образованной элитой. Если же и там транзит приведет к хаосу и мракобесию, то у остальных шансов совсем мало.

Тунис тесно связан с Европой и всегда имел дружественные отношения с США, но страна это небольшая и бедная, так что серьезного вмешательства внешних сил там ждать не стоит. Но вот если тунисский пример окажется заразительным для жителей соседних автократий, то уровень внешнего интереса явно увеличится. Например, когда недовольство проявится в Ливии, фантастически богатой ресурсами, то очередь из желающих указать ливийскому народу правильный путь к демократии, выстроится до самого Вашингтона.