Как выглядит кибервойна? В 2008 это узнала Грузия.
В большинстве аспектов короткая война между Россией и Грузией в августе 2008 года была возвратом к временам середины XX века. Пограничный спор, подогретый пропагандой и расшевеленной этнической напряженностью, обернулся в итоге мрачным случаем в стиле «кто первый открыл огонь», блицкригом с применением оружия, воздушными ударами, просьбой о мире со стороны потерпевшей поражение стороны, подписями на бумаге, закрепляющими мир, и аннексией некоторых территорий победителем. В общем, 1939 год. Но один аспект этой небольшой войны был вполне в духе века XXI, имеется в виду включение Россией в свой арсенал политическо-военной стратегии наступательных киберопераций. Августовская война стала предварительной демонстрацией того, как вооруженные силы будут использовать информационные войны и кибероперации в будущем, и того, к чему нужно готовиться командующим и тем, кто определяет политический курс.
В свежей заметке для издания Small Wars Journal Дэвид Холлис (David Hollis), старший политический аналитик в Управлении заместителя министра обороны по вопросам разведки и офицер запаса в киберкомандовании США описывает, как российские власти включили операции в киберпространстве в план своей кампании против Грузии. Холлис отмечает, что хотя российские наступательные кибероперации в грузинской войне были очевидными, они были замаскированы путем привлечения третьих сторон и созданием маршрута проведения атак через широкий спектр серверных соединений, в общем стандартная практика для киберопераций. В итоге грузинские и другие специалисты, занимающиеся расследованием подобных фактов, не могут окончательно доказать, что именно российское правительство проводило эти кибератаки. Действительно, Кремль отрицает использование кибероружия в конфликте, что в общем выглядит несколько странно - при том, что российские танки бороздили грузинскую глубинку, а российские самолеты бомбили цели в Грузии, чего уж стесняться какой-то там активности в компьютерной области.
По данным Холлиса, российские наступательные операции в киберпространстве начались за несколько недель до того, как разразились собственно военные действия более привычного плана. Российские подразделения киберразведки провели рекогносцировку в важных местах и наводнили грузинские военные и правительственные сети в поисках данных, которые могли бы быть полезными в начинающейся кампании. В течение этого периода российское правительство также начало организовывать работу российского киберополчения, нештатных хакеров, не входящих во властные структуры, которые поддержали бы кампанию и заодно предоставили прикрытие для правительственных операций. В этот период власти и киберополчение проводили репетиции атак на грузинские цели.
Когда 7 августа разразилась настоящая битва, российское правительство и нерегулярные силы провели распределенные атаки типа "отказ в обслуживании" на грузинские военные и правительственные сайты. Эти атаки прервали передачу потоков информации между военными подразделениями и между различными службами грузинского правительства. Российские киберсилы атаковали и гражданские сайты перед началом собственно военных операций с целью посеять панику среди гражданского населения. Наконец, русские продемонстрировали способность подорвать грузинское общество при помощи как непосредственно боевых, так и при помощи компьютерных операций, пока воздерживаясь от нападения на самый важный актив Грузии, нефтепровод Баку-Джейхан и связанную с ним инфраструктуру. Держа эту цель в резерве, русские предоставили грузинским политикам стимул для скорейшего завершения войны.
Столкнувшись с превосходящими силами России в воздухе, с аналогичным образом превосходящими силами противника в бронетехнике на нескольких фронтах, и с высадкой морского десанта на черноморском побережье, Грузия практически не имела возможностей для силового сопротивления. Ей оставалось надеяться лишь на стратегические коммуникации, передавая в мир вызывающие сочувствие сообщения о грубом обращении во время российской вооруженной агрессии. Как пишет Холлис, Россия эффективно использовала кибероперации для подрыва возможности грузинских властей в области составления и передачи подобных заявлений, уничтожив последнюю надежду Грузии на стратегическое преимущество.
Холлис указывает, что эффективность киберопераций, особенно атак типа "отказ в обслуживании", может быть очень быстротечной; в последних сражениях между кибератакующими силами и защитниками проекта WikiLeaks, обе стороны в основном "стреляли холостыми". Но в августе 2008 года российские планировщики крепко интегрировали операции в киберпространстве со своими военными, дипломатическими и стратегическими операциями и добились требуемого расстройства компьютерных систем именно в те моменты, когда им требовалось, чтобы произошли такие нарушения. Грузинский эпизод представляет собой хороший материал для изучения для бойцов киберпространства, которые будут готовиться к новому подобному конфликту.
Стюарт Левей, руководитель Министерства финансов в области санкций, не достиг результатов. Что теперь?
24 января Wall Street Journal сообщил, что Стюарт Левей (Stuart Levey), заместитель министра финансов США по вопросам, связанным с терроризмом и финансовой разведкой, уходит со своего поста в течение месяца. Дэвид Коэн (David Cohen), заместитель Левея с большим опытом работы в Минфине, наиболее вероятно, придет ему на смену. Почти семь лет Левей работал над тем, чтобы изолировать северокорейские и иранские власти от международной финансовой системы. Левей использовал дипломатию, моральные уговоры, и его глубокие связи в глобальной банковской системе и в процессах революционизировали практику применения финансовых санкций как инструмента государственного управления. К сожалению, он уходит со службы, потерпев неудачу в достижении своих целей, а именно не сумев сделать рычаг санкций достаточно эффективным для того, чтобы изменить поведение северокорейских и иранских властей. Его боссам теперь придется решать, что делать дальше.
Переговоры на прошлой неделе в Стамбуле между Ираном и пятью постоянными государствами-членами Совета Безопасности ООН плюс Германией завершились скорым провалом, подчеркнув, что многие годы все ужесточаемых санкций против Ирана не смогли создать эффективный рычаг для переговоров. И даже являясь самой коммерчески и финансово изолированной страной в мире, Северной Корее понадобились всего полтора года, чтобы построить крупные производственные мощности по обогащению урана, с двумя тысячами центрифуг и современными системами контроля.
Разочаровывающие результаты работы Левея не означают, что санкции не нужно пробовать применять, или что американское правительство и его партнеры не должны продолжать ужесточать их. Те, кто принимают политические решения на Западе, несомненно надеются, что санкции в конечном итоге создадут действенный рычаг для переговоров, без того, чтобы сильно негативно сказаться на гражданском населении. Стоит задаться вопросом, реальна ли вообще такая точная настройка - эффективный рычаг воздействия, не сказывающийся негативно на гражданских лицах. Гражданское население в Северной Корее страдает больше чем кто бы то ни было (за что несет ответственность Ким Чен Ир), а никакого ощутимого рычага для переговоров так и не создано. А если эти вещи действительно начнут представлять ощутимый дискомфорт для выбранного их целью режима, он может разыграть "карту жертвы" в борьбе против санкций, как это с растущим успехом делал Саддам Хусейн до 2003 года.
Если не срабатывают санкции, что тогда? Лица, определяющие политический курс, неизбежно обратят свой взор в сторону военных и полувоенных средств, чтобы произвести оговоренные действия в рамках оказания давления. Военных и разведперсонал попросят подготовить варианты, включая секретные операции, нетрадиционное оружие или использование сил компьютерной войны. Политические лидеры обычно сначала делают выбор в пользу санкций, стремясь избежать военных лишений. Следующим шагом будет расчет на то, что «маленькая война» может предотвратить большую. В Иране некоторые конторы применяли секретные операции – такие как использование компьютерного червя Stuxnet и убийство двух ученых-ядерщиков – в попытке замедлить процесс развития иранской ядерной программы. Какие еще реалистичные возможности «маленькой войны» существуют в деле борьбы с Ираном и Северной Кореей, пока остается тайной.
Когда гражданские специалисты придут к выводу, что санкции не работают, они надавят на своих военных планировщиков с тем, чтобы те предложили некоторые практические возможности в сфере «маленькой войны». Если окажется недостаточно одних действий Министерства финансов, военных планировщиков из Пентагона, вероятно, попросят дать больше вариантов. Этим планировщикам нужно быть внимательными к тому, чтобы их планы давали больше средств для достижения цели, а не проблем.