«Домодедово» - один из главных аэропортов Москвы. Именно через него осуществляются перелеты на Северный Кавказ и в Центральную Азию. 25 января террорист-смертник устроил в нем взрыв, убивший 35 человек и ранивший еще 180. Несколько лет назад я дважды летал через этот аэропорт – один раз в российскую Астраханскую область, а второй раз в спорную Северную Осетию.
Оба раза в самолете было много нерусских пассажиров, что отражало этническое разнообразие российского юга. В 2001 году рейс, которым я летел в Астрахань, перенаправили в Элисту, столицу Калмыкии – региона, населенного одним из национальных меньшинств. Это был мой первый опыт, позволяющий оценить роль национального фактора в России. Как я писал в своей книге «За пределами Северного Кавказа» («Out of the North Caucasus»), службы безопасности аэропорта концентрировали внимание в первую очередь на людях с азиатской внешностью – таких, как я.
Владикавказ, столицу Северной Осетии, я посетил в начале октября 2004 года, всего через месяц после самого страшного теракта в российской истории - кризиса с захватом заложников в бесланской школе, в ходе катастрофического разрешения которого погибли 300 человек, в том числе много детей.
Тогда начеку была вся Россия. Атмосфера в московском аэропорту напоминала противостояние опасному врагу. При проверке нас заставляли раздеваться до рубашек.
Однако, хотя в тот момент российское правительство уделяло много внимания борьбе с терроризмом, отношение общества выглядело двойственным. Беслан горько оплакивал убитых в ходе теракта, а на поминальную службу съехались люди со всего региона.
Однако многие из участников захвата заложников были ингушскими сепаратистами родом из тех же мест, и некоторые местные жители также всерьез сочувствовали и им тоже. В деревнях многие не были готовы помогать силам безопасности, так как знали, что им придется и дальше жить рядом с соседями, у которых могут быть связи с сепаратистскими группировками.
В России люди никогда не испытывали большого энтузиазма в отношении борьбы с терроризмом. Причина этого, вероятно, заключается в традиционно непростых отношениях власти и общества в этой стране. Люди приносят цветы на поминальные мероприятия, но не готовы мириться с мерами безопасности, мешающими их повседневной жизни. Они считают, что бороться с терроризмом – обязанность государственных спецслужб, а не общества.
Несколько лет назад российская Федеральная служба безопасности (ФСБ), наследница КГБ, развесила на московских улицах плакаты с телефонным номером и призывом сообщать о подозрительных вещах заранее, «до того, как прочитаете о них в газетах». Безусловно, после терактов в Нью-Йорке и в Лондоне на их улицах тоже появились схожие плакаты. Однако это все равно говорит о том, что в России и народ, и правительство считают антитеррористическую деятельность обязанностью власти, а не общества.
Впоследствии даже режим безопасности в российских аэропортах и общественных местах был ослаблен. Например, в Москве, в отличие от Пекина, на входе в метро до сих пор нет контрольного оборудования, и любой может свободно войти в него или из него выйти.
В прошлом году, когда я летел из Москвы обратно в Китай, багаж пассажиров проходил только поверхностную проверку. Тщательно проверяли только тех, кто летел в Китай. Китайские туристы сперва проявляли недовольство, считая это дискриминацией. Однако таможенники с улыбкой объяснили им, что этих мер требует китайское правительство. Вероятно, это свидетельствует о том, насколько по-разному в Китае и в России относятся к безопасности.
Вэнь И – специалист по российской истории из Института мировой истории Китайской академии социальных наук.