Жизнь в изгнании уже не будет такой, как прежде

Было время, когда у диктаторов, таких как Хосни Мубарак, терявших власть перед лицом народного восстания, имелся огромный выбор пенсионных вариантов. Такой диктатор вполне мог рассчитывать на спокойную жизнь на одном из шикарных курортов Европы: в Мужене на склонах гор неподалеку от Канн, на берегах Женевского озера или в уютном особняке в районе Белгрейвия. Обычно у него было достаточно наличности, спрятанной за пределами страны, и направляясь к выходу, он мог еще раз напоследок засунуть руки в сундуки государственной казны. Конечно, он был вынужден напрягать мозги, думая о том, как скрыться от всяких там анархистов и наемных убийц; и ему приходилось избегать слишком явного вмешательства в политические дела на своей родине, чтобы приютившая его страна не отказала ему в убежище. Но такой руководитель обычно мог рассчитывать на то, что на закате его жизнь будет мирной и вполне комфортной.

Так почему же Мубарак пытается остаться у власти еще на несколько месяцев, добавив их к своей тридцатилетней президентской карьере? Почему он заявляет, что намерен остаться в Египте, и не собирается паковать чемоданы, чтобы бежать в район Ривьеры? Может, потому что ссылка сегодня это уже не то, что было раньше? За последние 30 лет жить в изгнании беглым диктаторам стало намного труднее. Приходящие им на смену режимы начинают уголовные расследования; они прилагают большие усилия, пытаясь найти средства и собственность, украденные или выведенные за пределы страны экс-диктатором, или, что бывает чаще, его ближайшими родственниками. Я дважды сам лично был свидетелем такого процесса, поскольку новые власти двух стран центральной Евразии обращались ко мне с просьбой дать им рекомендации по поиску и возврату средств свергнутых руководителей и членов их семей.

Еще более грозно выглядят усилия юристов-правозащитников и международных обвинителей, желающих тщательно изучить те инструменты и средства, которыми пользовался низложенный диктатор, чтобы остаться у власти. Применял ли он пытки? Давал ли указания стрелять в своих противников? Исчезали ли по его указанию «враги» правящей власти? Были ли при нем массовые репрессии, приведшие к гибели десятков и сотен людей? Ведь в итоге все может закончиться поездкой в Гаагу или какой-то другой трибунал. Слободан Милошевич, умерший там во время судебного процесса, а также Чарльз Тейлор, суд над которым может закончиться в конце февраля, показывают нам пример того, о чем следует помнить любому снявшемуся с якоря диктатору.

Диктатор вполне может заявить о своих альтруистских, патриотических мотивах, расхвалить свои заслуги перед страной, а также сказать, что намерен умереть на родной земле. Именно об этом говорил в своем бессвязном и неуступчивом выступлении 1 февраля Мубарак. Но скорее всего, за кулисами прилагаются отчаянные усилия для того, чтобы в случае отъезда ему не пришлось столкнуться с кошмаром уголовных преследований и судебных сражений за активы и собственность. Оказавшись под таким мощным обстрелом, дружественное государство, предложившее ему убежище, быстро может прийти к выводу, что старый друг просто не стоит того ущерба, который может нанести репутации страны такая протекция.

Нет сомнений, что эндшпиль в партии Мубарака связан со многими соображениями и сомнениями такого рода. Так как же сможет защитить себя Мубарак, если он в итоге бежит из Каира? Сейчас он предпринимает обычные для такого случая действия. Возьмем для начала его решение назначить шефа внешней разведки и доверенное лицо ЦРУ  Омара Сулеймана на пост вице-президента. Теперь  по конституции он является правопреемником Мубарака (Мубарак сам пришел на пост президента таким путем; он был вице-президентом у Анвара Садата). Таким образом, возникает нечто подобное тому, что в русскоязычном мире известно как «путинский вариант». Речь идет о стратегии ухода из власти, избранной Борисом Ельциным, когда под ним зашаталось кресло. Опасаясь возмездия со стороны оппозиционных сил, Ельцин решил передать власть хитрому и коварному старшему партнеру из разведывательного сообщества, назначив для него переходный период. Взамен, как говорят многие, Ельцин выбил из Путина твердое обещание, что весь огромный аппарат российского государства будет поставлен на его защиту. Не будет никаких уголовных расследований, никаких вопросов, не будет никакого сотрудничества с иностранцами, пытающимися осуществить такие действия. Ельцин сможет до конца своих дней жить свободно, разъезжая между Москвой и французской Ривьерой. И Путин добросовестно выполнил свою часть сделки.

Конечно, все уже давно ждали, что близкий и лояльный советник Мубарака Сулейман станет вице-президентом; но его приходу на эту должность мешал лютый враг Сулеймана министр обороны Мохаммед Хусейн Тантави (Mohamed Hussein Tantawi). В условиях, когда оппозиционные силы вышли из-под контроля, назначение преемника, обладающего авторитетом и способного защитить Мубарака в изгнании, стало приоритетной задачей. А выбор человека, имеющего очень тесные связи как с США, так и с Израилем, несомненно, дал дополнительные преимущества.

Нельзя сказать, что такой маневр всегда заканчивается успехом, в чем смог убедиться бывший тунисский лидер Зин аль-Абидин Бен Али (Zine el-Abidine Ben Ali). Когда Бен Али бежал в Джидду, что в Саудовской Аравии, он оставил на хозяйстве своего надежного премьера Мохаммеда Ганнуши (Mohamed Ghannouchi). Однако президентом Ганнуши пробыл всего день, после чего власть перешла в более враждебные руки. В течение двух недель новое тунисское правительство выдало ордер на арест Бен Али. Евросоюз по просьбе Туниса заморозил его банковские счета, а Интерпол потребовал выдачи и задержания экс-президента.

Сегодня это становится стандартной практикой в отношении изгнанных лидеров, чьи планы бегства не срабатывают так, как они надеялись. Когда прежний режим падает, и у руля становятся оппозиционные деятели, они советуются с юристами, а те неизменно рекомендуют серию стандартных процедур. В стране заводятся уголовные дела против экс-лидера и членов его семьи по обвинению в коррупции и кражах, причем основное внимание уделяется наличности. Получали ли эти люди незаконные доходы от государственных активов? Пользовались ли они своим служебным положением во власти для получения коммерческой выгоды? Быстро проводится проверка банковских переводов за последние безнадежные дни существования режима, и судебные следователи пускаются в погоню по следу денег.

Новые власти быстро рассылают письма: правительству США с просьбой к ФБР оказать содействие в расследовании краж бывшего диктатора; в Британию с просьбой к Скотланд-ярду помочь в рамках того же расследования; властям Швейцарии, а также органам власти других стран, которые фигурируют во внутреннем расследовании, когда появляются улики о банковской деятельности на их территории (сегодня чаще всего в таких делах фигурируют Латвия, Дубаи, Каймановы острова и прочие островные территории). Иногда такие действия незамедлительно дают желаемый результат. Так было, когда швейцарский суд заморозил счета и активы бывшего диктатора Заира Мобуту Сесе Секо (Mobutu Sese Seko), а американский суд наложил арест на вклады филиппинского диктатора Фердинанда Маркоса (Ferdinand Marcos).

Такие письма всегда сопровождаются просьбой о том, чтобы государство использовало свою власть для поиска и замораживания банковских счетов и инвестиций, имеющих отношение к низложенному руководителю, и чтобы этот арест действовал вплоть до окончания расследования и обоснования требований. Вот здесь-то и заключается большая разница, поскольку еще 40-50 лет назад на такие просьбы отвечали вежливым отказом. Сегодня получающие подобную просьбу государства чаще всего с готовностью соглашаются помочь. Кто-то утверждает, что это стало результатом укрепления международного сотрудничества в борьбе с отмыванием денег; более циничные люди говорят, что банки сами с удовольствием идут на замораживание счетов, поскольку управлять этими деньгами все равно будут они, причем зачастую на протяжении десяти и более лет, пока идет тяжба по вопросу о том, кто является  их владельцем.

Когда вклады найдены, вырабатывается стратегия судебного процесса. Центр такой деятельности сегодня хорошо известен: это Королевский суд в Лондоне. Поскольку Лондон играет центральную роль в международных финансовых операциях, а также поскольку суды Англии изобрели концепцию глобального судебного ареста активов (который известен как судебный запрет Марева), английские юристы вот уже более десяти лет находятся на переднем крае таких судебных баталий. Получение запрета, предусматривающего замораживание счетов, это обычно первый шаг в судебном процессе. Он подрезает финансовые крылья беглому диктатору. Но довести дело до конца обычно намного сложнее. Для бедной страны это может оказаться не по карману, но если обвинение проявляет терпение и упорство, эти усилия зачастую вознаграждаются.

Есть и более криминальная сторона такого преследования, когда приходится рассматривать дела пострашнее, особенно если у диктатора руки в крови. Давно уже ушли в прошлое те дни, когда иммунитет от судебного преследования главы государства срывал весь процесс. С 1990 года обвинения в совершении международных преступлений были предъявлены 69 действующим и бывшим главам государств. И тенденция эта идет по нарастающей. Поворотный момент наступил в Латинской Америке, где суды и прокуратуры постепенно отказались от амнистий и от применения законов об исковой давности, что прежде мешало вести расследования по делам жестоких режимов периода 1970-х и 1980-х годов. По сути дела, появился мощный аргумент в пользу того, что иммунитет от судебного преследования не действует по ряду злостных нарушений прав человека. Первым кандидатом на применение такого аргумента является  режим Мубарака, поскольку его практика применения пыток и жестоких репрессий подробно задокументирована. Его правительство оказывало активное содействие ЦРУ в рамках программы внесудебной экстрадиции. А это попадает в категорию международного преступления, связанного с «исчезновением» людей. Кстати, руководил это программой в стране Омар Сулейман.

Мубарак может уменьшить свои потери, если откажется от кровопролития, уходя с поста президента (хотя эскалация насилия в Каире говорит о том, что такой вариант уже невозможен). Но прошлое все равно будет его преследовать. Вспомните поучительную историю свергнутого диктатора Чада Хиссена Хабре (Hissene Habre). Следователи по правозащитным делам зафиксировали тысячи случаев убийств и пыток с политической подоплекой, которые осуществлял его режим. В итоге бельгийский суд вынес ему обвинительный приговор на основании принципа универсальной юрисдикции. После свержения Хабре получил убежище в Сенегале. Но сенегальцы были вынуждены поместить его под домашний арест, и сейчас сталкиваются с настойчивыми требованиями об экстрадиции диктатора, чтобы тот предстал перед судом. Президенту Судана Омару Хасану аль-Баширу (Omar Hassan al-Bashir) также предъявлено обвинение. Кроме того, многие считают, что судебному преследованию может подвергнуться руководитель Узбекистана Ислам Каримов, если его власть ослабнет.

Если Мубарак уйдет, ему понадобится пристанище – страна, которая защитит его от судебных исков и обвинений. Западной стране давать такие обещания о предоставлении убежища становится все труднее. Поэтому выбор у него небогатый и весьма непривлекательный. Он может найти приют в Саудовской Аравии или под крышей какого-нибудь другого неустойчивого диктатора в этом регионе. Но когда его самолет оторвется от взлетной полосы каирского аэродрома, проблемы и беды Мубарака вряд ли закончатся.