Где вы, исламисты?

Давно в 1980-х годах, когда коммунистический режим в Польше столкнулся с серьезными проблемами, доставляемыми недовольными народными массами, официальный представитель режима, Ежи Урбан, высказал свое мнение иностранным журналистам, что у Польши было всего два выбора: коммунизм или господство католической церкви. «Или мы, ‑ говорил он, ‑ или Матка Боска Ченстоховска (Черная Мадонна)».

Похожее предупреждение раз за разом повторяют деспотичные правители на Ближнем Востоке, не в меньшей степени Хосни Мубарак, действующий правитель Египта: либо светское «полицейское» государство, либо исламисты; либо Мубарак, либо «Братья-мусульмане». Это заявление было достаточно убедительным для западных правительств, особенно США, чтобы продолжать щедро снабжать Мубарака и других арабских «союзников».

Те, кто защищает распространение демократии в мире, оказались перед трудной дилеммой. По мнению многих, ислам является угрозой демократии. Говорят, что Запад находится в «состоянии войны с исламом», цитируя активистку, родившуюся в Сомали, Айаан Али Хирси. Но означает ли это, что мы должны отказаться от идеи демократии, если у исламистских партий есть шанс на победу на выборах?

Именно такой была политика Франции после победы Исламского фронта спасения (ИФС) в первом туре выборов в Алжире в декабре 1991 года. На следующий год Франция поддержала военный переворот. Такая же политика проводилась США после победы ХАМАСа на выборах в палестинский парламент в 2006 году. ХАМАС не признали. США поддерживают «полицейские» государства в Египте, Саудовской Аравии и Центральной Азии, т.к. считают, что альтернатива может оказаться еще хуже.

Из этого трудного выбора вытекает еще одна дилемма. Жестокие репрессивные меры очень редко приводят к спокойствию. Чем сильнее репрессии, с которыми сталкиваются религиозные партии, тем более экстремисткой, скорее всего, станет их политика. Что бы ни являлось движущей силой экстремизма Усамы Бен Ладена, ему бы вряд ли удалось бы найти такое большое количество добровольных исполнителей для своих актов массового убийства, если бы режимы в Египте, Саудовской Аравии или Алжире были бы менее деспотичными и коррумпированными.

Религиозные политики, или политики, основанные на религиозной вере, не являются заведомо жестокими, даже в исламистском мире. Не только мусульмане восставали против светских режимов во имя веры. В суждении Урбана содержалось зерно истины: католическая церковь играла главную роль в противостоянии коммунизму. Тоже самое можно сказать о бирманских буддистах, которые противостояли военной хунте. Религиозные организации могут мобилизовать людей в выступлениях против коррумпированных, деспотичных правителей. Большинство восстаний, в конечном счете, являются духовными настолько же, насколько и политическими.

Истина заключается в том, что как только религиозные институты захватывают политическую власть, они перестают быть демократическими. Они и не могут ими быть, потому что религиозные организации требуют повиновения Божественной силе, которая по определению закрыта для рассудительных возражений. Когда аятолла Рухолла Хомейни и его приверженцы совершили вооруженную Иранскую революцию в 1979 году, демократия стала невозможной. Духовное лицо стало диктатором.

Однако означает ли это, что политические партии, программы которых основаны на религиозной вере не могут быть демократическими. Христианские демократы не представляют опасности демократии в Европе. Турецкая партия «Справедливость и развитие», созданная исламистскими реформаторами, также не является антидемократической (другой вопрос, насколько она либеральная).

Фактически, одной из наиболее интересных черт восстаний в Тунисе и Египте и, возможно, также имеющей наибольшую общественную значимость является очень незначительная роль в них исламистов. В Тунисе запрещенная исламистская партия  «Эннахда» («Возрождение») совсем не принимала участия в выступлениях. В Египте движение «Братья-мусульмане», также запрещенное, но, тем не менее, являющееся основной силой с точки зрения общественной поддержки, в основном оставалось «в тени».

Ни в одной из указанных стран нет фигуры, сравнимой с Хомейни. Нет жестокой риторики джихада. Оказывается, что такое большое количество людей на улицы выводит здравый смысл экономической неудовлетворенности, недовольство коррумпированностью чиновников и чувство оскорбления от притеснения.

Эти чувства могут стать причиной возникновения религиозной веры или даже внушающей ужас жестокости во имя веры. Такие последствия остаются возможными, особенно в случае, если восстание потерпит неудачу и после него последует усиление репрессивных мер. Но даже при самом благоприятном развитии событий, в случае проведения свободных выборов, возможно, после переходного правительства, возглавляемого такими «по-отечески заботливыми» политическими деятелями, как Мохамед Эль-Барадей, исламистские партии будут продолжать играть свою основную роль. Движение «Братья-мусульмане» в Египте, несмотря на то, что оно запрещено, является крупной организацией.

Есть основания для беспокойства по этому поводу, не потому что исламисты антидемократичны, а скорее в связи с их нетерпимостью к чужому мнению. Некоторые формы авторитарного правления могут оставить место для экономических и других свобод, и при них жизнь может быть намного проще, чем в условиях нелиберального демократического популизма. Однако маловероятно, что либеральный авторитаризм станет результатом восстаний, проходящих в настоящее время. Вследствие этого, последствия неудачи в ходе проведения выборов, жестоких репрессивные мер или захвата власти другим авторитарным режимом будут, без сомнения, хуже, чем использование шанса на демократию.

Египет – это не Иран и не Алжир, поэтому, проводя параллели, нужно быть очень осторожным. Мы уже были свидетелями того, что может произойти, если демократическим устремлениям мешает страх перед религиозным радикализмом.

Военный переворот в Алжире в 1992 году «раздавил» исламистов, многие из которых, по общему признанию, не были либералами или приверженцами демократии. В то же время, жертвами ужасной гражданской войны, последовавшей за ним и не полностью завершившейся до сих пор, стали до 200 000 человек.

До сих пор народные массы в Каире, Александрии и Суэце не проявляли жестокости и не были охвачены религиозным рвением. Серьезные столкновения произошли после того, как сторонники Мубарака начали атаковать народные массы. Что произойдет дальше, предсказать невозможно.

Возможно, победу на всеобщих выборах одержит движение «Братья-мусульмане». А может быть, и нет. Египтянам необходимо предоставить возможность сделать этот выбор. Создание препятствий для реализации ими такой свободы, вероятнее всего, еще больше ухудшит ситуацию и, возможно, приведет именно к такому типу религиозного экстремизма, которого оправданно боятся многие люди.

Ян Бурума – профессор демократии и прав человека в Бард-колледже. Его последняя изданная книга называется «Приручение богов: религия и демократия на трех континентах»