События в Египте столь драматичны, что невольно испытываешь искушение видеть в каждом дне потенциально решающий поворотный момент. Но революции могут продолжаться месяцами и даже годами. По мере того, как ситуация в Каире понемногу успокаивается, уместно вспомнить, что видимая стабилизация событий может оказаться лишь временным затишьем перед бурей.
Память о том, как развивались предыдущие революции, означает, что западная симпатия к восстанию в Египте слегка окрашена дурными предчувствиями. Революции часто становятся тем более радикальными, чем дольше они продолжаются: меньшевиков отбросили в сторону большевики; светские либералы были оттеснены аятоллами. По мере того, как это происходит, шансы на конфликт с окружающим миром увеличиваются. Революционные государства, от Франции в 1789 году, до Советского Союза и маоистского Китая до современного Ирана, часто вступают в вооруженный конфликт или резкую конфронтацию со своими соседями.
Однако, есть и другие примеры, более утешительные. Центрально-европейские революции 1989 года были, по большей части, мирными и не привели к войне. Деспотические режимы были свергнуты на Филиппинах в 1986 и в Индонезии в 1998 годах, не поставив под угрозу международный мир.
Так что же отличает те революции, которые внешние наблюдатели могут приветствовать с уверенностью, от тех, что предвещают неприятности и войну? Хорошо, если страны, в которых происходит революция, малы, и если революционные силы открываются внешнему миру, а не отвергают его. Революции в странах, размером с Россию и Китай, не могли не потрясти мир, а их коммунистическая идеология сделала неизбежным их враждебный взгляд на капиталистический Запад. Центрально-европейские революции 1989 года, произошедшие, напротив, в маленьких странах, искали на Западе вдохновения, что одновременно польстило США и Западной Европе и успокоило их. Революции были направлены против Советского Союза – и поэтому от глубины души приветствовались его противниками в холодной войне.
Ситуация в Египте, кажется, находится на более угрожающем конце спектра. Во-первых, Египет – это большое и важное государство, которое часто задавало политический тон для всего Ближнего Востока. То, что там происходит, имеет огромное значение. Во-вторых, несложно разглядеть радикалов, прячущихся пока за кулисами. «Братьев-мусульман» только что пригласили на переговоры с правительством, дав им официальную роль в происходящих событиях. За последние годы «братья-мусульмане» заслужили уважение египетского общества, занимаясь предоставлением социальных услуг в трущобах таких городов, как Каир. Но идеология движения простирается далеко за пределы Египта и враждебна Западу и Израилю, у которого с Египтом давно уже подписан мирный договор.
Запад знает, что он сильно замешан в статусе-кво, против которого сегодня протестуют египтяне. Многие годы президент Хосни Мубарак был доверенным союзником западных лидеров. Революция против статуса-кво, воплощением которого является г-н Мубарак, может легко перевоплотиться в отторжение Запада как такового – особенно, если революцию будут формировать «братья-мусульмане».
Лидеры США и Европы знают, что, на данный момент, они мало, что могут сделать, чтобы определить курс быстроразвивающихся событий в Египте. Но действия, которые они предпринимают сегодня, по-прежнему могут повлиять на то, станет ли египетская революцией той, что отвергает Запад, или той, что открывается ему.
Все потому, что в Египте в ходу две противоречащие друг другу точки зрения на происходящее. Согласно первой, Запад воплощает в себе свободу и открытость, к которым египтяне в настоящий момент стремятся. Вторая предполагает, что Запад представляет собой реакционность и репрессии, от которых Египет силится избавиться.
Затруднительно то, что обе версии по-своему верны. С одной стороны, восстания направлены против «арабской исключительности» - ужасающей череды репрессий и диктатур, которые до сих пор мешали арабскому миру присоединиться к демократической и рыночной волне, пронесшейся с 1970-х годов по Латинской Америке, Европе и большей части Восточной Азии. Если победит эта точка зрения, постреволюционный Египет может увидеть в Западе пример либерально-политических и экономических ценностей, к которым он сейчас стремится.
Но также верно и то, что Запад поддерживал арабских диктаторов в обмен на их поддержку целей западной внешней политики: мир с Израилем, подавление радикального ислама, бесперебойные поставки нефти. Если постреволюционный Египет сосредоточится на этой версии, он может превратиться в еще один Иран, помешанный на конфронтации с Западом.
Текущие слова и действия западных лидеров могут серьезно повлиять на то, какая точка зрения, в конце концов, победит. Даже если г-н Мубарак и его пособники еще удерживаются у власти, силы, которые они представляют, уже дышат на ладан. Именно поэтому изначальный намек Америки на то, что она пытается поддержать г-на Мубарака, оказался и практической, и нравственной ошибкой. Усилившееся давление на г-на Мубарака, исходящее сегодня из Вашингтона и Брюсселя, с запозданием синхронизирует западный мир с силами перемен в арабском мире.
Конечно, некоторые назовут это лицемерием. Но факт остается фактом: когда египетские демонстранты требуют свободных выборов и свободной прессы, они исповедуют идеи, олицетворяемые Западом – а не Ираном или любой другой исламистской теократией. Для остального мира все будет зависеть от того, посмотрит ли Египет после Мубарака назад, в сторону религиозного фундаментализма, или вперед, к взаимосвязанному глобализированному миру.