Санкт-Петербург - Я говорю Валентине, что я первый раз в бане и забыла взять березовый веник. "О, я постегаю тебя своим", - говорит она, демонстрируя типичное российское гостеприимство.
Она начинает пороть меня по спине, пока мы сидим на длинных деревянных скамьях в так называемой parilka. Бац! Бац! Бац! Избиение продолжается минуту или две, пока зеленые листочки отлетают в стороны. Я содрогаюсь.
«Теперь моя очередь, - говорит она. Я делаю то же самое, но очень неуверенно. Валентина годится мне в матери. «Сильнее!» - говорит она. Я быстро нахожу в себе деревенское начало и начинаю пороть ее. «Аа-а-а», - произносит она, вздыхая.
Хорошо известные пути постижения русской души вдруг становятся недостаточными: Чехов и Достоевский, Стравинский и «Лебединое озеро», корнеплоды в различных видах. Чтобы проникнуть в подноготную российской жизни, сходите в баню.
Во время двух моих предыдущих визитов в Санкт-Петербург в юности, или не обязательно «Петербург», можно и «Питер», как называют его местные жители, глоток водки способствовал хорошему самочувствию. Но сейчас, в среднем возрасте, когда я пыталась оживить язык, который учила в колледже 20 лет назад, скрипучая спина заставила меня поискать иной способ восстановления сил.
Конечно, «новые русские», или же новые богатые, которых здесь все больше, предпочитают роскошные спа-центры и частные бани. Но я хотела почувствовать себя рядом с пролетариатом, дух которого по-прежнему скрывается в двух шагах от модных кафе и бутиков, выстроившихся на Невском проспекте, основной артерии города.
Поэтому подошла бы только старая добрая общественная баня советской эпохи. Беспокоясь о распространении болезней, Владимир Ленин приказал их строить, чтобы очистить массы, которые стекались в города и ютились в тесных коммунальных квартирах после русской революции 1917 года.
Долгое время баня также являлась важным социальным ритуалом, в ней традиционно отмечали рождения детей, свадьбы и смерти. И она до сих пор предоставляет возможность провести вечер с друзьями в расслабленной атмосфере. Поэт и писатель Александр Пушкин называл ее «второй матерью» русских, предлагающей очищение и комфорт. (Он никогда не встречал Валентину).
Четыре смешливых женщины средних лет присоединяются ко мне на входе в Ямскую баню. Они входят в дверь с надписью "Люкс", вариант для знатоков, который все чаще становится доступным. Но как женщина из народа, я воздерживаюсь от уровня высшей категории и ищу «Стандартный» вариант. Дружелюбный служащий берет мои рубли и указывает мне на металлический шкафчик. Раздевшись, я вхожу в пещероподобное, выкрашенное в утилитарные красный и белый цвета моечное отделение, где из многочисленных душей и кранов течет вода.
Даже в понедельник днем место гудит. Я чувствую себя словно в хрущевскую эпоху - в атмосфере «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»: мойтесь, стегайте, расслабляйтесь… а потом снова на трактор или на сборочный конвейер.
Выгляжу ли я упадническим представителем Запада несмотря на единый стиль в одежде, вернее, ее отсутствие? Nyet. В бане преобладают толстые престарелые женщины, но в целом здесь приветствуют людей любого возраста, любых форм и любого социального слоя. Женщины приветливы, но сконцентрированы на расслаблении. И никого не заботят лишние 10 фунтов веса из-за привычки к блинам. Это освобождает.
Большинство женщин приходит парами. Я одна, компании не нашлось, - все мои друзья были озадачены моим поступком, и смотрели на меня как на сумасшедшую, сводя воедино это с предыдущими предложениями - Эрмитаж! Янтарная комната! Прачечная! - и бежали от меня быстрее московского таксиста.
Тем временем Валентина, бывалый посетитель, замечает, как я смущенно озираюсь, и подходит: «Вот свободная лавка, вот шайки», - говорит она. Мои туалетные принадлежности находят место в рядах металлических скамеек, я принимаю душ и вхожу в парную.
Свежий запах venik-ов – березовых веток - пропитывает спертый воздух. Влажный жар проникает в мускулы, пока мы откидываемся на горячих длинных лавках (не забудьте полотенце) в темной комнате, обитой деревянными панелями. Я медленно и с удовольствием превращаюсь в инертную массу.
Попарившись несколько минут, я возвращаюсь в промывочное отделение и ныряю в ледяной бассейн, потом - короткая передышка. Входит Валентина, над ней хорошо поработали веником, она уже несколько раз делала контрастные заходы из жара в холод и обратно. Циклы повторяются примерно два часа, пока мы до конца не расслабимся.
Банщики контролируют температуру в парилке, поливая водой камни, подогреваемые в печи (дровяное отопление считается лучшим). Похоже на финскую сауну, и, кажется, тоже зародилось в средневековье. Основная идея? Вывод токсинов гигиеничен, улучшает циркуляцию крови в организме, обеспечивает хорошие ощущения. В России дополнительный вклад вносит порка.
В какой-то момент амазонка в красной шляпе входит в адскую парилку и кричит что-то неразборчивое двум женщинам, которые начали стегать друг друга. Она льет ковшом воду на печь, температура подскакивает, а пара образуется столько, как будто произошло извержение вулкана.
Я быстро закрываю лицо, а моя спина словно горит. Борщ, балет и Булгаков внезапно кажутся более предпочтительным маршрутом познания русской души.
Никто не двигается. Затем порка начинается всерьез, только зеленые ошметки от веников разлетаются. Может быть, поэтому русские переносят превратности судьбы лучше, чем все остальные?
После участия в этом очевидном безумии в течение минуты я позволяю моему советскому ощущению братства ускользнуть и спешу в ледяной бассейн - сейчас он просто фантастика!
Когда я возвращаюсь на свою лавку, я замечаю, что одна из рыхлых ровесниц Валентины сидит на моем полотенце. Возможно, это какой-то банный ритуал инициации? Может, я упустила эту часть «Анны Каренины»?
Nyet. Она сейчас видит настолько же плохо, насколько я. «Ой, простите», - говорит она смущенно. (Американцы никогда не были коллективной нацией, хотя моя большая ирландская католическая семья порой казалась таковой, и полотенца не на своих местах канули в лету вместе с переменой места жительства. Но кто-то должен поставить точку).
Я сажусь, полностью расслабленная, потягивая воду из бутылки, а рядом голоса мягко говорят по-русски (газировку и пиво тоже можно купить в раздевалке или в пабе внизу). Цвет лица и кожа у меня выглядят великолепно. «Конечно, - говорит другая женщина, - поэтому мы сюда и ходим».
Я говорю Валентине dosvidaniya и ищу кафе для дальнейшего восстановления сил при помощи капучино, тирамису и мягких диванчиков. Обычные россияне считают эти места дорогими, и это выглядит как предательство духа сегодняшнего дня.
Большие окна выходят на дома Невского проспекта, где модные девушки на высоких каблуках прогуливаются мимо бабушек с пластиковыми пакетами. Среди местных красивейших строений, таких, как храм Воскресенья Христова, построенный по образцу Собора Василия Блаженного в Москве, множество напоминаний о бурной истории города.
На доме номер 14, прямо за Зимним Дворцом, висит знак, напоминающий о блокаде Ленинграда (название города в советское время), который предупреждает, что при налетах эта часть улицы наиболее опасна.
Во время блокады художники-декораторы из Кировского театра делали танки из папье-маше, которые призваны были обмануть пилотов нацистского люфтваффе. Я думала об этом прошлой ночью, наблюдая за тем, как российская прима-балерина крутилась по сцене Мариинского театра (бывшем Кировском) как во сне.
С годами, когда меняются судьба и политика страны, названия могут меняться, но устойчивость русских людей - неизменна. И к счастью, у них все еще есть их «вторая мать», к которой всегда можно обратиться.
