На визитной карточке бывшего министра иностранных дел Польши Адама Даниэля Ротфельда (Adam Daniel Rotfeld), указана одна из самых необычных в мире должностей: «уполномоченный по сложным вопросам». По-моему, это прекрасная идея. Такие люди необходимы в каждой стране, в каждой компании, в каждой семье.
Сложные вопросы, которыми занимается Ротфельд, связаны с отношениями между Россией и Польшей. Эта тема может занять достойное место в списке самых сложных вопросов в мире, несмотря на жестокую конкуренцию, которую ей в этом составляют отношения между Китаем и Японией, Британией и Ирландией, хуту и тутси, суннитами и шиитами. Вместе со своим российским коллегой Ротфельд возглавляет польско-российскую Группу по сложным вопросам, которая недавно выпустила весьма любопытное издание.
Этот фолиант, по размеру и весу напоминающий гранитную плиту, анализирует большую часть проблем, существовавших в отношениях между странами от польско-советской войны после большевистской революции, советской оккупации Восточной Польши в сентябре 1939 года (соответствующая глава в книге называется «Четвертый раздел Польши»), массового убийства тысяч польских офицеров советскими спецслужбами в Катыни в 1940 году («Катыньское преступление») и до отношений между путинской Россией и современной Польшей – видным членом НАТО и Евросоюза.
Необходимо отметить, что десятилетиями правда обо всех этих событиях систематически скрывалась. По всей Европы мертвые тела мужчин, женщин и детей окутывались саваном лжи. Оскорбительное вранье тоталитарных и националистических режимов усугубляло исходные преступления.
С точки зрения поляков, ситуация вокруг Катыни воплощает в себе эту общеевропейскую болезнь. Почти полвека советское руководство уверяло мир, что польских офицеров убили нацисты в 1941 году – после германского вторжения в Советский Союз, – а не сама советская власть, исполнявшая, как нам теперь известно, решение Политбюро от 5 марта 1940 года. Советские историки врали сквозь зубы, глядя людям в глаза.
Когда я, больше 30 лет назад, впервые посетил Варшаву, я обнаружил в церкви монастыря Святого Антония мемориальную доску, бросавшую вызов большой лжи одной цифрой: нулем вместо единицы. На ней были указаны дата и место смерти польского капитана - «Катынь, 1940 г.». Потом францисканский монах показал мне другие такие же доски. Я тогда не говорил по-польски, и мне было трудно передать ему то, что я подумал. В конце концов, я вспомнил латинский девиз города Оксфорда. «Fortis est veritas, - сказал я, - et praevalebit» («Истина сильна и она восторжествует»). В ответ монах широко мне улыбнулся.
Что ж, истина, действительно, сильна и, в итоге, она восторжествовала. Правительства Польши и России даже договорились провести в апреле прошлого года, на 70-ю годовщину катыньских событий, совместную церемонию на месте преступления в честь новой главы, открывающейся в отношениях между странами. Российский премьер-министр Владимир Путин сказал, что «правда очищает» (нельзя сказать, впрочем, что его правительство в целом придерживается этого принципа) , а премьер-министр Польши Дональд Туск процитировал прославленную Александром Солженицыным русскую пословицу: «Одно слово правды весь мир перетянет».
Однако дьявол ненавидит правду, любовь и свет, и через три дня произошла трагедия. Самолет президента Польши Леха Качиньского, торопившегося в Катынь на отдельную поминальную церемонию, разбился в тумане на плохо оснащенном аэродроме под Смоленском. Все 96 человек, находившиеся на борту, погибли. Помимо президента и его жены среди них находилось много видных польских общественных деятелей и представителей военного командования.
Вначале российская реакция была благородной, понимающей, а в одном аспекте просто удивительной. Фильм польского режиссера Анджея Вайды о Катыни, открыто показывающий советское сотрудничество с нацистами (и бьющий, таким образом, прямо в сердце ключевого для современной России патриотического мифа), был показан на российском телевидении в прайм-тайм.
Однако от старых привычек бывает нелегко избавиться. Расследование обстоятельств катастрофы велось с мучительной политико-бюрократической медлительностью, и вскоре начали распространяться сомнения и теории заговора и посыпались взаимные обвинения. Снедаемый горем Ярослав Качиньский, брат-близнец покойного президента и ключевая фигура в совместно созданной двумя братьями правой партии «Право и справедливость», обвинил правительство Туска в том, что оно робеет перед Россией, которая снова скрывает какие-то свои злодеяния. Несколько месяцев польские СМИ как будто вообще ничего не интересовало кроме этой темы.
В этом году российская комиссия по расследованию, наконец, опубликовала свой доклад. Он подтверждал то, что давно предполагали все разумные аналитики: что самолету не следовало садиться в тумане, и что пилот, вероятно, попытался осуществить посадку исключительно из-за давления, которое оказывали на него присутствовавший некоторое время в кабине глава польских ВВС и, в конечном итоге, предполагаемые пожелания самого президента Качиньского. «Президент пока не решил, что делать дальше», - цитирует доклад, записанную «черным ящиком» реплику. Немного позже прозвучала еще одна фраза: «Он разозлится, если опять ...»
Однако при этом российский доклад не уделяет внимания состоянию смоленского аэропорта, роли, которую сыграли люди в диспетчерской вышке, и коммуникациям диспетчеров с начальством. Чтобы понять, с чем это связано, следует вспомнить, что комитет, готовивший доклад, также отвечает за контроль над состоянием подобных аэропортов.
В Польше опять разгорелись споры и появились новые подозрения. Долгожданный польский доклад должен выйти в ближайшие недели.
Могут стать известны новые ужасные подробности. Между тем стремительно приближается первая годовщина трагедии. Представитель партии «Право и справедливость» заявил, что она не будет участвовать в официальных поминальных церемониях, чтобы не стоять рядом с людьми, «которые скрывают правду от польского народа». Как раз тогда, когда всем казалось, что удалось положить конец целому столетью сложных вопросов, возник новый сложный вопрос. Хуже всего то, что родственники жертв по-прежнему не могут спокойно оплакивать своих близких.
Во вторник, когда я сидел в здешнем кафе и читал любезно предоставленный мне уполномоченным Ротфельдом том, ко мне подошла полька, редактирующая один из англоязычных журналов, и спросила меня, что я думаю обо всем этом. Я ответил, что, каким бы неудовлетворительным ни был бы российский доклад, я не сомневаюсь в том, что происшедшее под Смоленском – трагическая случайность. Она в ответ спросила, не думаю ли я, что туман мог быть искусственным. Якобы какой-то американский генерал сказал, что такой искусственный туман создать возможно. И так далее.
Это - специфически польско-российские проблемы, но у нас у всех есть свои сложные вопросы – в стране, в сообществе, в компании, в семье. Как показывает этот пример, поиск исторической правды – одновременно причина и признак улучшения политического взаимопонимания. Если присутствует и то, и другое, они укрепляют друг друга. Если чего-то одного не хватает, слабеет и второй компонент. Впрочем, в любом случае, хотя бы определить наиболее болезненные темы - уже большое достижение. Скажите мне, какие у вас сложные вопросы, и я скажу, кто вы.